И вновь я сел, на этот раз осознанно. И так же осознанно, с определённой целью закрыл глаза, чтобы открыть их по-другому. «Открыв» их, я увидел бушующую стихию, разносимую по ветру, сполохи магии где-то на горизонте — там кто-то не скрываясь творил ворожбу. Часть волнений исходила из самого меня, а ещё сам оазис очень сильно пульсировал, прорываясь в месте родника и уходя пуповиной куда-то глубоко, но пульсировал грязью — силой, которой невозможно было бы поделиться. И уходили корни силы так глубоко, что я не рискнул сейчас туда даже заглядывать. Хватило того, что я увидел.

Я открыл глаза, в который раз встал. Знаете, приседать полезно — кровь разгоняет. Особенно когда тебе сделали «шлёп» в оазис.

— И стёрли, блять, память! — пожаловался я вслух. — Что я вам сделал такого?

Мне, естественно, никто не ответил.

Стоял я на одном месте достаточно долго, пока не почувствовал, что головокружение сошло на нет, а тело начало сигнализировать о том, что пора бы уже попить и поесть. Голод отвлекал от привычно плавного течения мыслей.

Я потянулся к поясу, но не нашёл там… А что я собирался там обнаружить?

— Либо я идиот и собрался в путешествие голышом, либо мне нож зажали, — буркнул я и принялся себя осматривать.

Лёгкая кожаная куртка была практически невесомой. Под ней льняная рубаха из хорошего дышащего льна. Штаны из такой же кожи. Вроде это была кожа василиска или виверны, кого-то из жаропрочных магических зверушек. И на том спасибо. Ботинки тоже из такой же кожи на босые ноги.

Я подошёл к ручью, чтобы рассмотреть себя: обычное лицо, средне посаженные карие глаза, средней густоты брови, средней длины волосы — ещё чуть-чуть и чёлка начнёт лезть в глаза, — аккуратный ровный подбородок с маленькой ямочкой посередине, усов нет, бороды тоже, как и признаков какой-либо щетины, кожа не бледная, но и не тёмная, зубы все на месте, немного желтоватые, лицо овальное с острыми скулами. Если бы я себя увидел на улице, то уже через минуту не помнил бы, как выгляжу, а стражникам и описать бы портрет не смог.

Стражникам. Или милиционерам. Или гвардейцам. Или системе обеспечения безопасности. Или жандармам. Или храмовникам. Или инквизиции.

Я помотал головой, желая выйти из этого безумного цикла. Чтобы как-то отвлечься от мыслей, я принялся собирать засохшие отвалившиеся листья пальмы (я всё ещё сознательно избегал сложных названий) и начал складывать их в кучку, чтобы разжечь костёр. Сложив прилично хвороста и приторобанив ещё сухое полено сверху, которое явно будет гореть дольше этого мусора, я стал перед этим всем добром и словил состояние ступора.

— А дальше что?

Руки чесались, я помялся с ноги на ногу. Как слово вспоминать, которое ты забыл, и думаешь, ну оно же начиналось на «л», а оказывается что это какая-нибудь месмерия и там «л» даже не пахнет.

В голове крутилось что-то, вертелось, но не могло воплотиться в действие. Какое-то довольно нетривиальное действие, но на столько привычное, как задницу почесать. Если задумаешься, как чесать задницу, какими мышцами, в каком виде руку подносить, как просунуть под одежду — никогда в жизни не сможешь толком описать. А вот зачешется она — сразу почешешь. Моя метафорическая задница сейчас не чесалась.

Я не потянулся за палкой, чтоб трением зажечь листву. Не полез я и в карман за огнивом (спичками, воспламенителем, нужное подчеркнуть). Ну и в общем стоял как дурень, глядя на кучу сухих веток.

— Ну давай, как там делается? — уговаривал я себя, напрягаясь и концентрируясь.

Солнце уже клонилось к горизонту.

Я стоял, а местный ручей мозолил мне и глаза, и «глаза». В горле пересохло, а он манил всё, и магией так «бульк», и на солнце переливался. Я всё продолжал говорить себе: ещё пять минуточек, ну вот почти, ну вот уже совсем нужная мысль. Ну нет, при чём здесь частотный анализ временных интервалов? Мне нужен огонь, мозг, ты понимаешь меня? Огонь. Горячий такой. Какой ещё закон термодинамического равновесия к Бесрезену? И кто такой Бесрезен?

Всё же я решил сделать перерыв.

Пока я лакал воду из ручья, обжигая себе холодом горло, я вдруг будто переключился, позволил воде течь прямо сквозь меня. Она физически через меня текла, но я позволил воде завладеть всеми органами чувств, ощутил её на себе, на сколько она густая, тягучая, холодная или тёплая, тяжёлая и лёгкая, обтекаемая. Все ощущения, вся та гамма чувств, что с водой связана.

И тут же на смену пришли другие эмоции. Нетерпение, гнев, раздражительность. Словно ты медленно закипаешь, а иногда и взрываешься. И это помогло. Я будто изрыгнул из себя нечто, волной прокатившееся по всему телу. Это было сложно, потребовалось особенных органов чувств, да и особенных эмоций, но в результате сила прошла сквозь меня и сорвалась с пальцев струйкой пламени, такой родной и привычной. Хворост затрещал, а я выдохнул.

— Нет, ну талант не пропьёшь же, — произнёс я себе под нос, присаживаясь к огню. А после меня осенило: — А вдруг всё это — последствия пьянки? А я пью?

Вопрос «кто я?» остался без ответа. Можно было легко сказать какая сейчас пора года, в какой параллели мира я нахожусь, как устремлены здесь магические потоки. Но на вопрос «кто я?» однозначного ответа просто не существовало. Тут вопрос был немного другого характера. Когда задаёшься вопросом «кто я?», нужно отличать его от того «кем я себя считаю?». Так вот я никем себя не считаю. Чтобы ответить на вопрос «Кто я?» нужно сделать две простые вещи: узнать и решить. Узнать то, кем однозначно я являюсь, ибо каждый из нас кто-то. А в отдельных местах, в которых я не могу понять, решить кем я хочу быть. Этого разложенного по полочкам объяснения было достаточно, чтобы успокоиться.

Мне очень сильно захотелось откинуться на спину. Прям жизненно необходимо было это сделать. Часть моего сознания, которая отвечала за обработку всей поступающей информации вопила, и тут же я выяснил о себе одну вещь — я эту часть сознания воспитал, натренировал и беспрекословно слушаю. Я расслабленно откинулся на спину и над головой справа на лево пролетела мохнатая туша.

Сердце заколотилось. Рука метнулась к поясу…

— Где мой нож? — посетовал я вслух и вскочил на ноги.

Мне показалось, что вскочил. На деле я неуклюже встал. И вставал я так долго, что пришлось снова прыгнуть в сторону. Зубы клацнули близко к груди. Везёт или реакция? Я смог рассмотреть мохнатую тварь: огромный чёрный волк, килограмм наверное под восемьдесят. Ну я, наверное, тоже восемьдесят, прикинул я — шансы равны. Глаза волка были залиты тьмой, в них блестело заходящее солнце. Шкура стояла дыбом, хвост опущен, ноги полусогнуты, с рычащей пасти капает слюна и превращает траву под собой в засохшие листики. Волк взвыл и угрожающе зарычал. Я встал в стойку покрепче, подыскивая глазами палку.

Я ничего не успел найти, как волк уже совершил прыжок. В прошлый раз это всё же было везение, а не реакция. Схватив летящую в меня тушу за загривок я почувствовал, что оторвался от земли и больно повалился на пожухную траву. Где-то в спине что-то хрустнуло, а в глазах потемнело от удара в затылок. Я схватил волка за загривок со всей силы, которая у меня была. Волк рванул вперёд, разевая пасть и его зубы клацнули в непосредственной близости от моего носа. В глаз брызнула слюна и я вскрикнул от резкой боли, закрывая один глаз. Я изогнулся и оттолкнулся от волка ногой, перекатываясь через себя назад.

Спина хрустнула во второй раз и перестала болеть. Мир закружился от переката и обилия мыслей, затылок снова ударился о землю и вновь в глазах на мгновение потемнело. Сердце успокоилось, я вдохнул и выдохнул, пытаясь встать на ноги. Волк абсолютно молча клацнул зубами и схватил ботинок. Я тут же мотнул ногой и скинул его, вновь становясь в стойку. Левый глаз жгло от слюны, я утёр его кулаком — слёзы катились из обоих. Рыча от негодования я нашёл и схватил палку. Волк рычал и рвал ботинок, на меня не обращая внимания. Я воспользовался ситуацией, подбежал, замахнулся и со всей дури огрел его палкой по горбу.