Майкл чему-то улыбается.

– Я видел вас сейчас и все это время. Между вами природное электричество. Подумаешь, парень. Очевидно, что он – не тот, кого следует брать в расчет. А что до Шона… – он кивает, соглашаясь со мной. – Здесь сложнее. Но рано или поздно и до него дойдет, что Дилан уже не ребенок. Хотя проблема-то не в них. Верно? Плыть по течению или против. Выбор за тобой, – Майкл останавливает на мне вопросительный взгляд.

И теперь я окончательно сбит с толку.

– Почему ты не сказал мне этого два года назад?

Майкл пожимает плечами.

– Не знаю. Вы оба были такими юными. Я растерялся, да и вся эта неразбериха с Шоном, а, потом, ведь ты сам решил спустить все на тормоза. Я не стал вмешиваться и, честно признаюсь, думал, что так оно будет лучше. Но я ошибся.

– В чем ошибся?! Ей нельзя быть со мной! Никому нельзя! И ты знаешь, почему.

Майкл хмурится и качает головой.

– Я уже не раз говорил тебе, что ты слишком строг к себе. Несправедливо строг! Позволь людям судить о тебе по твоим поступкам, а не по твоему происхождению. Мы сейчас не в Средневековье.

– Я не хочу больше никого разочаровывать. Если Александра узнает о том, что было…

Он фыркает, вытаращив глаза.

– Ну и что было? Ты полюбил девушку? С каких пор это преступление?! – парирует Майкл.

– Я же все испортил! – трясу головой. – Твой брат несколько месяцев с тобой не говорил!

– Это проблемы Шона. Это его буря, – спокойно говорит Майкл, кивая в сторону окна, за которым ветер гнет деревья. – Но ни одна буря не длится бесконечно, сынок.

– Дилан, вставай. Началось, – я осторожно касается ее плеча.

Дилан шумно выдыхает и поворачиваюсь ко мне, но в темноте я вижу только ее силуэт.

– Что случилось? – тихо спрашивает она.

Прежде чем ответить, я подхожу к окну и поднимаю шторы.

– Посмотри.

Дилан возится на постели, затем шлепает босыми ногами по полу и встает рядом со мной. За последний год я вытянулся настолько, что теперь она едва достает мне до плеча. Я поворачиваюсь к сестре. На лице Дилан играют разноцветные блики, и мой взгляд зачем-то опускается ниже и сразу поднимается вверх. Мне становится неудобно, когда замечаю, что на Дилан кроме короткой майки и трусиков больше ничего нет. Я вырос, но тело Дилан тоже изменилось за последние несколько месяцев. Она больше не похожа на ту девчонку, с которой мы дурачились в детстве. И… черт… я не могу свыкнуться с мыслью, что теперь у нее есть грудь. То есть, она должна у нее быть по всем законам природы, но… короче, это трудно объяснить.

Чувствую себя очень странно и снова таращусь на небо, по которому расползаются зелено-огненные ленты. Эффект такой, словно смотришь лазерное шоу, только это шоу нерукотворное. Одно сияние не похоже на другое и никогда не повторяется. Нельзя даже предугадать, когда оно начнётся. Это момент случая и удачи, ведь оно может длиться от нескольких минут до нескольких часов и быть ярким или еле заметным, но сегодня это нечто потрясающее. У меня захватывает дух.

Черт, да это самое северное из всех северных сияний… Хотя теперь я не знаю, только ли в нем все дело.

– Охренеть, – сонно произносит Дилан. – Такого я еще не видела.

Она громко зевает, даже не прикрывая рта, потирает заспанные глаза. У меня не выходит удержаться от того, чтобы снова не начать на нее пялиться. Взгляд Дилан обращен вверх, а я почти не дышу, разглядывая ее лицо. Теперь мне нет никакого дела до сияния.

Да что, на хрен, со мной такое?

Щеки обдает жаром, когда Дилан обхватывает мою руку, виснет на ней и опирается головой о плечо. Кожей ощущаю мягкость ее волос, от тела Дилан веет сонным теплом. Мне хочется обнять ее, провести пальцами по стройным бедрам, по полоске обнаженного живота. Осознав это желание, не могу пошевелиться и стою, как каменный истукан. Я растерян, если не напуган. Ведь я пришел сюда, чтобы разбудить Дилан, но теперь чувство такое, словно это она что-то во мне разбудила.

– Я тоже, – уже не помню, к чему именно я собирался это сказать.

Мы молча смотрим в окно. Я сам до конца не понимаю, что делаю, когда наклоняю голову и осторожно касаюсь губами ее волос, вдыхаю запах самых лучших моментов своей жизни. Не могу подобрать слов, чтобы описать, что происходит со мной. И это фигово. Даже хуже, чем фигово. Ведь братья не должны хотеть трогать свою сестру, нюхать ее волосы, и им не должно это нравиться, если, конечно, они не психи и не извращенцы.

А потом я жмурюсь от яркого света, который заливает комнату.

– Что вы тут делаете?! – раздается у нас за спиной.

От стальной интонации в голосе мне становится не по себе.

– Пап? – Дилан поворачивает голову, первой реагируя на вопрос своего отца. Ее пальцы все еще обхватывают мою руку.

– Немедленно оденься! – велит ей Шон.

А у меня такое ощущение, что его слова предназначены мне. Не в том смысле, что мне надо одеться, а в том, что мне больше не следует смотреть на Дилан, когда она не одета. Теперь не следует. Я и сам это понимаю.

Дилан резко опускает взгляд на свои голые ноги, ее лицо вспыхивает. Да и мое тоже. Еще никогда не чувствовал себя так стремно.

Я осторожно освобождаю руку и под тяжелым взглядом Шона выхожу в коридор.

– Тайлер?! – меня тут же перехватывает Джекс, надевающий свитер. – Идем на улицу!

Я тоже одеваюсь и тороплюсь выбраться на морозный воздух, словно мне это жизненно необходимо. Полюбоваться сиянием выходят Майкл, близнецы, Шон-младший. Через несколько минут к нам присоединяется Дилан и Нина.

Вчера мы приехали в Гирдвуд, маленький курортный городок, где живет Нина – бабушка Дилан и остальных. Она настоящая индианка из атабасков. Шон-старший и Майкл очень на нее похожи, как и мои братья. Муж Нины был ирландцем, а предки Сары и Александры – немцами – первыми переселенцами.

Дом Нины находится у самого леса. К нему ведет дорога, окруженная высокими елями. Ближайшие соседи живут ярдах в двухстах, и, особенно лунной ночью, когда с одной стороны чернеет лес, а с другой – открывается вид на горы, появляется ощущение того, что этот дом единственный во Вселенной. Весной прямо за забором можно увидеть медвежьи следы, а дорогу часто переходят лоси. У моего приемного отца очень крутая мать, ведь она не боится жить тут совсем одна и говорит, что не променяет свою глухомань ни на какой город.

Я глубоко вздыхаю, в носу щекочет от морозного воздуха. Ноги под спортивными штанами обдает ледяным холодом, и я прячу руки в карманы. Все стоят лицом к заснеженным пикам, над которыми колышется изумрудное пламя. Только я смотрю на Дилан. Ее взгляд прикован к небу, она прячет озябшие руки в широкие рукава куртки своего отца.

Джекс, как и я, не склонен к созерцанию небесного чуда. Он делает захват и зазевавшийся Райдер падает на снег. Джекс хохочет, но Райдер хватает его за ногу и тоже валит в сугроб. Парни начинают возню, будто им лет по десять.

– У эскимосов есть легенда, что северное сияние – это свет окон небесного дворца, – голос Майкла звучит таинственно, когда все притихают. – В том дворце живут души погибших охотников, а под самым потолком висит Полярная звезда. Когда умершие скучают по дому и родным, они открывают окна и смотрят вниз, на землю.

– Красивая легенда, – говорит Дилан.

Джекс фыркает, а Шон-младший качает головой.

– И неправдоподобная, – замечает Шон. – На самом деле, все просто. На Солнце происходит огромный выброс плазмы, возникает солнечная буря, частицы начинают бомбардировать магнитосферу и, мы видим то, что называют полярным сиянием.

Я морщусь, предвкушая реакцию остальных.

– Стинки, какой же ты зануда! – ворчит на него Дилан. И я с ней полностью согласен. – Легенды не должны быть правдоподобными! Я хочу ещё послушать про охотников!

Майкл усмехается и разводит руками.

– Но… Шон прав. Мы видим воздействие частиц солнечного ветра на нашу атмосферу.