Вот она мне нравится. У нее красивое лицо, приятный голос и волосы такие же светлые, как у дочки. Дилан без разрешения берет ее духи и косметику. Недавно она превратила себя в такое чучело! Но об этом знаю только я, потому что Дилан доверяет мне все свои секреты.

– А можно ещё? – спрашиваю я, обращаясь к Александре.

Она смотрит на меня снизу-вверх и улыбается.

– Ты хочешь стать настоящим рыболовом, Тайлер?

Я киваю.

– Да, очень хочу!

– Тогда запомни, – говорит она. – В рыбалке, как и во всем, есть разумные пределы. Это значит, ты не можешь ловить столько, сколько хочешь.

Я искренне удивляюсь.

– Почему?

– Потому что тогда это будет не рыбалка, а браконьерство, – поясняет она. – Лови ровно столько, сколько тебе необходимо. Чувствуешь разницу?

Я думаю над ответом, разглядывая только что пойманную форель. Она таращит на меня огромный глаз и шевелит жабрами.

– Кажется, да. Не сколько хочу, а сколько нужно. А как узнать, сколько мне нужно? – спрашиваю я.

– Ну, одна рыбина у нас есть. Думаю, для ужина этого будет достаточно. Можно продолжать ловить, но отпускать, – предлагает женщина.

Я хмурюсь.

– Отпускать?! Но разве бывает рыбалка без рыбы?!

– Очень часто. Случается, и за день не поймать ни одной.

Я удивляюсь еще больше.

– Тогда в чем смысл?!

– Все очень просто. Мы здесь не ради рыбы, Тайлер, а ради рыбалки, – произносит она спокойно.

***

– Тебе понравилось? На рыбалке? – спрашивает Дилан.

Мы сидим на ступенях деревянного домика. Он называется "Чинук". Чинук – это такая рыба. Майкл обещал, что скоро возьмёт меня на океанскую рыбалку, и мы поймаем много разной рыбы.

Солнце уже садится, и нас вот-вот разгонят по кроватям.

– Мне так понравилось, что теперь руки болят, – признаюсь ей.

Это правда. Даже плечи поднять трудно, на них будто кирпичи положили.

– Да, у меня тоже. Просто у нас очень тощие руки. Смотри.

Дилан поднимает согнутую руку и растопыривает пальцы. Я делаю то же самое, прикладываю ладонь к ее ладони. У нас и правда очень худые руки, совсем как спички. Одернув руку, я вскакиваю и роюсь в кармане штанов. Потом достаю из него свою поделку, отряхиваю с нее речной песок и отковыриваю прилипший леденец.

– Вот, смотри, что я сделал.

Протягиваю Дилан гладкий кусочек дерева, который таскаю уже третий день. Она вертит его в руке.

– Рыбий хвост? – и смешно хмурит брови.

– Это хвост доброго кита, – объясняю я. – Майкл говорил, что раньше древние люди делили китов на добрых и злых. Добрые киты спасали людей, если корабль тонул, а злые, наоборот, их топили и пожирали моряков.

Дилан подбрасывает амулет и ловит его.

– Откуда ты знаешь, что этот хвост именно доброго кита? – прищуривается она.

Я фыркаю.

– Конечно доброго! Ведь я же его сделал! Для тебя!

– Для меня? – ее глаза становятся круглыми, как чайные блюдца.

Я киваю.

– Да. Пусть этот хвост тебя защищает.

– От кого? От Джекса?! – смеется девочка.

– Нет. От злых людей.

Дилан смотрит на меня. Она странно улыбается. А через секунду моя щека уже горит от ее поцелуя.

Калеб очень нежно и не спеша целует меня, сначала верхнюю губу, потом нижнюю. Я завожу руки ему за шею и прижимаюсь к нему. Когда его язык скользит мне в рот, я тихо постанываю и глажу его волосы на затылке.

– Дилан, вау, – не скрывая удивления, тихо говорит Калеб. – Что это с тобой?

Понимаю, чем это вызвано. Я не привыкла выражать свои эмоции на публике, как и демонстрировать привязанности. Обычно, в школе или другом общественном месте, мы держимся за руки и ограничиваемся целомудренными поцелуями.

Калеб улыбается, и его глаза блестят. Он обнимает меня, водя руками по бедрам.

– Как это что? – я делаю вид, что ничего не произошло. – Разве я не могу поцеловать своего парня?

– Нет… Что ты… Я… У меня просто нет слов. Мне нравится, как начался этот вечер.

Я соблазнительно улыбаюсь и снова целую Калеба, на этот раз в щеку. А, когда смотрю в сторону, там уже никого нет…

И какого хрена я творю?

Я не собиралась устраивать представление, но интерес Тайлера к нашей тусовке вызвал у меня желание напомнить ему то, чего он больше никогда не получит. Моя идиотская одержимость причинить ему боль никуда не делась. И это меня раздражает. Уверенность в том, что мне нет дела до Тайлера Янга, рассыпалась в мгновение ока, стоило снова его увидеть. С нашей последней встречи на Рождество в доме его приёмных родителей, когда мы столкнулись нос к носу в коридоре второго этажа, ничего не изменилось. У меня по-прежнему не выходит забыть его. Он все также волнует меня несмотря на то, что достаточно пальцев одной руки, чтобы пересчитать сколько раз я видела Тайлера за последние пару лет.

Наши семьи слишком тесно связаны между собой. Мой отец – младший брат дяди Майкла, а мама – младшая сестра тети Алекс. До сих удивляюсь, как это их так всех угораздило, но уже не представляю, что могло бы быть иначе. С самого детства коттедж Янгов-старших у самого леса был для всех нас, их племянников, вторым домом. Тетя Алекс больше не смогла забеременеть после смерти их двухмесячного малыша. Не представляю, как они с мужем с этим справились. Сейчас бы их Дрейк мог уже закончить колледж.

Повзрослев, я стала чаще думать о том, насколько жестока и щедра бывает судьба. Мою тетю она лишила возможности растить собственных детей, зато маму наградила этим даром четверократно.

Я хорошо помню тот день, когда в моей жизни появился Тайлер. Уже от него, намного позже, я узнала, что одним дождливым вечером в поисках тепла и пищи он забрался в лодж. Спящим в подсобке утром его и обнаружил дядя Майкл… А затем Тайлер просто стал Янгом, стал одним из нас. Наши родители вместе праздновали дни рождения, Рождество и День благодарения, вместе рыбачили, устраивали пикники, вместе растили детей. Тогда я ещё считала Тайлера своим братом, но не потом. Да уж и не теперь, конечно.

Последние пару лет у нас почти получалось избегать встреч, пусть мы и были слишком близко. Порой мне казалось, что я ощущала его взгляд на своей коже, он обжигал меня как лучи полуденного солнца, которые не только грели и ласкали, но и могли превратить все живое в выжженную пустыню. Но, так уж вышло, взгляды – это всё, что мы можем себе позволить. И, если мы оба в чем-то и преуспели, так это в умении держаться подальше друг друга.

Сейчас в моей жизни достаточно важных людей: моя семья, друзья, Калеб.

Рядом со мной тот, кого не нужно избегать, пытаться ненавидеть и забыть, тот, с кем я могу появляться открыто и не думать о том, как это выглядит. Калеб Джонс на какое-то время смог заполнил пустоту, разрывавшую меня после того, как все хреново у нас закончилось с Тайлером. Но теперь мне этого недостаточно.

Ведь Тайлер – это одна из причин, по которым я не хочу покидать Аляску. Пусть она и противоречит здравому смыслу.

Напрасно я думала, что мне удастся вытравить свои неправильные чувства к нему. Подобно сорняку они проросли и глубоко пустили корни, и я ничего не могу с этим поделать.

Однажды я спросил маму: «Как ты поняла, что папа – именно твой мужчина?» Мама не сразу нашлась, что ответить, но затем сказала: «Если рядом с мужчиной тебе даже в голову не приходит этот вопрос, можешь с полной уверенностью считать, что он тот самый».

Как бы ни старался Калеб, как бы ни старалась я сама, но меня постоянно терзает этот вопрос. И я просто не имею права использовать его только ради того, чтобы не думать о другом парне. А ведь именно этим я и занимаюсь…

Но… К черту Тайлера. Я со всем справилась. У меня все хорошо. Вот только сердце снова не на месте. И где было это сердце столько месяцев?

Около десяти, когда совсем темнеет, мы перебираемся обратно в дом и устраиваемся в гостиной, где продолжаем веселиться. Я изо всех сил стараюсь изображать энтузиазм, играя и танцуя. Но понимаю, что актриса из меня выходит никудышная, когда Спенс тащит меня наверх под предлогом того, что забыла, где тут туалет.