– Защищать? Тогда, да. Я бы хотел, – соглашается Тайлер.

– А еще дядя Майкл говорит моим братьям, что настоящий мужчина должен иметь тело медведя, мудрость старца и дух воина. Мне особенно нравится часть про дух война. Девочкам это тоже нужно.

– Тебя кто-то обижает? – резко спрашивает Тайлер.

– Меня? – я фыркаю. – Да вот еще! Бывает, Джекс меня достает, но я могу дать ему сдачи, – решительно говорю.

– У тебя такая большая семья, – тихо произносит мальчик. – Это здорово.

Я пожимаю плечами.

– Да, – и улыбаюсь, – но не утром, когда всем нужно в ванную. Стинки так долго чистит зубы, что скоро от них ничего не останется.

– Стинки? – Тайлер прищуривается.

– Мы зовем так Шона-младшего. У него боязнь грязных рук, – бурчу я и тихо добавляю, сморщив нос: – А Джекс свои не моет даже после туалета.

Мы оба хохочем. Затем Тайлер смотрит на фотографию в рамке на моем столе. На ней я стою с большой рыбиной в руках, той самой, из-за которой столько вытерпела от Джекса.

– Это я поймала, – с гордостью заявляю. – Все Янги – рыбаки. А ты любишь рыбалку?

– Нет, – Тайлер машет головой. – Я пробовал, но у меня не вышло.

– Я научу тебя. У меня есть свои снасти.

– Снасти? Ты же девчонка?! – он говорит это так же, как и Джекс.

– Ну и что?! – мой голос звучит воинственно. – Кто сказал, что девчонки не могут рыбачить? Наша тетя Алекс может обставить даже папу. Это называется “надрать задницу”. Тетя Алекс классная!

– Да. Очень, – соглашается Тайлер.

– Тайлер, ты скоро? Мы идём на улицу лепить снеговика! – раздается голос Джекса. – Или ты хочешь поиграть с Дилан в куклы? – я поворачиваюсь и вижу, как он натягивает шапку, стоя в коридоре.

– Я не играю в куклы, вредный Джекс! – злюсь на него.

– Потому что ты бракованная девчонка! – смеется Джекс. – Бракованная! Бракованная!

– Ну все! – рычу я, сжимая кулаки. – Сейчас ты у меня получишь!

За свою жизнь мне удалось пожить в разных местах, но ни одно из них не стало мне домом. Даже в коттедже приемных родителей я все ещё чувствую себя гостем, хоть и желанным. И дело вовсе не в них. Четыре стены – не лучший способ обуздать собственных демонов. Мне лучше спится и легче дышится под завывание ветров и крики чаек над бухтой. Поэтому я все чаще остаюсь ночевать в лодже, на втором этаже деревянного здания, где находится офис. Вот бы и вовсе туда переехать. Я давно не ребенок, и там есть все необходимое для человека, привыкшего довольствоваться малым. Но этим я могу обидеть людей, не просто давших мне кров, а принявшим меня, как родного сына.

Дрэйк Майкл Янг. Так звали малыша, которому небо отмерило слишком короткий срок. Дрэйка не стало в день его рождения. Ничем не заглушаемое чувство потери – наверное, это то, что и сблизило десятилетнего беспризорника и бездетную супружескую пару.

При этом у меня ни разу не возникало ощущения, что я занимаю чужое место. Я не считал себя заменой умершего ребёнка. Любовь и забота моих приемных родителей были не слепы от своей нерастраченности, а необходимы нам всем ровно настолько, насколько каждый в этом нуждался.

Майкл помог мне сделать сильными свое тело. В прошлом тренер по боксу, он не навязывал любимый спорт, а лишь показывал его преимущества. Он же привил мне интерес ко всему, что связано с рыбалкой. Хотя истинным рыбаком до мозга костей в нашей семье является именно Александра. Мне нравится наблюдать за ее отточенными движениями, когда она орудует снастями, или за тем, в какой восторг ее приводит только что выуженная рыбья тушка. Ни за что бы не поверил, что эта женщина родилась во Флориде, настолько Александра стала своей. Она не устает повторять, как сильно прикипела душой к нашему краю. И я отлично ее понимаю.

У нас довольно мягкий климат. Для Аляски. Городок, по американским меркам, крошечный, и в получасе езды в любом направлении можно попасть в глухие места, где полно дикого зверья. Одни от этого дуреют, другие – перебираются на большую землю. Но для меня Аляска – лучшее место на этой чертовой планете. Здесь человеку по-прежнему не удалось приручить природу, она лишь позволяет нам осваивать свои бескрайние территории и пользоваться благами. И, как известно, природа не терпит ошибок, поэтому слабаки и лодыри у нас надолго не задерживаются. Либо ты работаешь, либо становишься кормом для хищников, будь то звери или люди. В прошлом, пытаясь согреться и найти пищу бесконечными холодными зимами, человек ощущал это намного острее. Сейчас другие времена, но в характере истинных аляскинцев желание двигаться и думать на будущее сохранилось на уровне инстинкта.

Сегодня я планирую остаться в лодже. Одна из лодок требовала небольшого ремонта, и уже давно пора было навести порядок в постройке со снастями. Рыболовный сезон подходит к концу, но поступают заявки на зимние туры. А значит, и этой зимой мы без работы не останемся. Раньше Майкл с женой сами всем занимались, но теперь у них есть небольшой штат, который позволяет вести более размеренную жизнь. Я также являюсь сотрудником лоджа, и это самое меньшее, что могу сделать для тех, кого считаю своей семьей.

Закончив разбирать коробку с катушками, составляю список необходимых закупок, а затем выхожу на воздух, чтобы покурить. В нос бьёт запах свежераспиленной древесины. Ветер теребит завитки мелкой стружки, которой усеяна желтеющая трава. Прямо на этом месте я занимаюсь резьбой по дереву с тех пор, как впервые взял в руки стамеску. Мне нравится возиться с деревом. Так можно прикоснуться сразу к нескольким стихиям: воде, воздуху, земле, всему, в чем нуждалось дерево, пока росло. В детстве я вырезал небольшие фигурки и амулеты, а теперь масштаб моего увлечения несколько увеличился. Последняя работа – деревянная скульптура эскимосской богини – покровительницы рыболовства и всех морских обитателей стоит сейчас там, откуда доносится музыка, смех и приглушенная болтовня.

Она здесь. 

И, если быть честным перед самим собой, это главная причина, по которой я остаюсь ночевать в лодже именно сегодня.

Мне бы просто пройти мимо и закрыться до утра в комнате, но ноги сами тащат на свет костра. Желание увидеть ее в разы сильнее любых обещаний, которые я однажды дал себе.

Вытоптанная годами тропинка петляет между елями, огибая «Чинук», и выводит на серый берег, усеянный галькой. В стороне от причала, под укрытием в виде скалы, разбит бивак: кострище в окружении брёвен, лавки и стол под навесом на резных столбах. Все это мы с Майклом сами мастерили прошлой осенью. В стороне стоит та самая скульптура. Вместо волос у нее водоросли, а ноги утопают в нахлынувших волнах.

Куст ольхи служит мне укрытием, пока я осматриваюсь. Несколько человек сидят у костра, кто-то прогуливается вдоль кромки отлива, другие выпивают и переговариваются.

– Шпионишь? – раздается голос за моей спиной.

Я улыбаюсь, потому что этот дерзкий тембр ни с чем не спутаю. А бесшумной ходьбе учили когда-то не только меня.

– Просто… шел мимо, – отвечаю, не делая попыток повернуться, хотя ощущаю, что он совсем близко.

– Ну и зря, что мимо.

Мою шею берут в захват так резко, что у меня сбивается дыхание.

– Джекс, – хриплю сквозь смех, пиная напавшего пяткой в голень. – Я тоже рад тебя видеть.

– Райд! – чуть ослабляя хватку, вопит Джекс, – ты только посмотри, кого я привел!

Джекс тащит меня к Райдеру, но я не сопротивляюсь. Раз уж пришёл сюда сам, глупо уходить вот так. Да ведь и парни ни в чем не виноваты. Как бы там ни было, я по-прежнему считаю их братьями.

– Райдер, Джекс, – я киваю парням, останавливаясь возле стола с навесом, на котором устроили стихийный фуршет.

– И каким ветром сюда занесло твой вечно занятой зад? – спрашивает Джекс.

– Вообще-то… это место принадлежит его семье, – напоминает тому Райдер.

– Да знаю я! – смеётся Джексон. – Рад видеть тебя, братишка! – усмехается он, протягивая мне руку. Я отвечаю на его рукопожатие. – Да ты в отличной форме! – Джекс хлопает меня по бицепсу. – Работа на свежем воздухе и все такое, да?