Проблесковые огни пожарной машины я замечаю еще издали, сразу после поворота, и давлю на газ. Резко и со свистом торможу на противоположной стороне улицы и глушу двигатель. Оказавшись снаружи, бегло осматриваюсь. В воздухе пахнет гарью. От этого запаха у меня в груди все содрогается, а к горлу подкатывает тошнота. Но нет ни копоти, ни тлеющих углей, никто не кричит. Дом с этой стороны улицы выглядит невредимым. В окнах горит свет, висят нетронутые занавески. Двое пожарных, не обращая на меня внимания, сворачивают рукав.

– Тайлер?! – я поворачиваюсь на звук своего имени.

Ко мне направляется мой младший брат. Я перехожу улицу.

– Что у вас горит!? – спрашиваю Шона.

– Уже ничего, – с досадой отвечает он. – Мы с отцом жгли мусор и листву на заднем дворе, – объясняет он, закидывая ладони себе за голову. – Я забыл проверить чертов бак! А потом этот чертов ветер!

Приглядевшись, замечаю, что его лицо перепачкано сажей.

– Никто не пострадал?!

Шон качает головой.

– Нет. У нас там сгорела пара деревьев. Зато мы одним махом избавились от сухостоя, – он усмехается, качая головой.

– А где… Дилан? – осторожно спрашиваю я.

– Она зашла в дом, – Шон кивает на окна под самой крышей.

Я поднимаю голову. Какие-то четыре пролета отделяют меня от нее. Какие-то тридцать ступеней. Но я ни за что не посмею их преодолеть.

– Давно тебя не видел. Ты стал еще больше? – заявляет Шон, скользя по мне взглядом от макушки до ног.

Я задираю рукава толстовки.

– Это все физический труд. Тебе бы не помешало, кстати, – намекаю на его тощую жилистую фигуру.

– Ага, как-нибудь в другой раз, – Стинки зевает и взъерошивает волосы. Из-за выбритых висков его уши торчат сильнее прежнего. – Зайдешь? – он указывает большим пальцем себе за спину.

– Нет. Раз все нормально, я поеду. Я был тут в гостях неподалеку, – вру я. – В следующий раз будь аккуратнее с огнем.

– Конечно. Увидимся завтра в “Сильвер Бэй”? – бросает мне напоследок Шон. – Точнее, уже сегодня.

– Зачем? – хмурюсь, глядя на него.

– Забыл? У Дилан же день рождения. Она угрожала, что перестанет готовить, если я опять сольюсь. Считаешь, это всерьез?

– Не думаю. Но тебе стоит пойти. Она же твоя сестра.

– Не люблю праздники, – признается Стинки.

– Как я тебя понимаю.

Я неопределенно киваю и иду к машине.

Конечно же я помню, какой завтра день.

Испытывая смешанные чувства, сажусь в машину и смотрю на узкие окна комнаты Дилан. Свет там не горит, и можно только гадать, спит ли она. Еще какое-то время я сижу с выключенным двигателем и фарами. В носу стоит запах гари, а на душе снова скребутся кошки. Сейчас она в безопасности, но уверенности в том, что так будет всегда, у меня нет. И я ничего не могу с этим поделать. Теперь я ей никто…

Очень хочется пить, а еще больше – есть. С прошлого вечера во рту не было ни крошки, а в столовую для бездомных идти опасно. Меня там могут сцапать и снова отправить в приют.

Не знаю, что хуже: приют или приемная семья. И там, и там я чувствовал себя ненужной вещью. В приюте меня и остальных избивал Кайл Браун – так он показывал всем, где их место. Потом была семья ветеринара МакГири. Нет, там не били меня, но прошлый год, что я провел у них, был таким же отстойным, как и другие.

У Дарлы, жены доктора, с головой была полная задница, она часами молилась своему Богу. Не знаю, что она от него хотела, но тот точно ее не услышал. Через полгода, в начале летних каникул, доктор МакГири отправился кормить червей, а моя приемная мать окончательно слетела с катушек. Она перестала выходить из дома, и очень скоро у нас закончилась еда. Соседи – не дураки, они сразу все поняли, когда увидели меня, бледного и шатающегося от легкого летнего ветра. Хотя я никому и не жаловался. Так я попал в приют во второй раз, и после очередной взбучки от другого садиста твердо решил удрать не только оттуда, но и из города, где меня знала каждая собака.

На рассвете я вылез из окна общей спальни для мальчиков и бежал так долго, пока хватало сил. А потом понял, что заблудился в каком-то лесу. Но меня это не пугало, потому что я мечтал заблудиться. Я был предоставлен сам себе и радовался свободе. Впервые меня никто не жалел, не воспитывал, не издевался, не указывал, что и как делать, не просил бога спасти мою грешную душу и избавить от происков дьявола, и мне это нравилось. Ночи стояли теплые. Я сам построил шалаш и даже смог найти пресную воду. Вот только с едой снова не везло.

Все, что удалось припасти в приюте, закончилось в считанные дни. Я заострил палку и пробовал рыбачить, но только штаны намочил. Наглые жирные рыбины смеялись надо мной, бесстрашно юркали между ног, дразнили своими серебристыми хвостами.

Поэтому пришлось снова вернуться ближе к людям. Полдня я брел назад, точнее, я надеялся, что это так, пока не вышел на шоссе, по обочине которого шел до самой темноты. Потом меня подобрал водитель грузовика. Он сказал, что едет на юг, в Хомер. Я наврал, что у меня там живет бабушка. Так я оказался здесь.

Хомер похож на Сьюард. Тот же океан, горы, лодки, рыбаки и туристы, вот только меня тут никто не знает.

Почти две недели я ночую в заброшенном пыльном кинотеатре на окраине. Перебиваюсь тем, что можно найти у “Сэйфвэй”. Для тех, кто не в курсе: мусорные контейнеры возле любого крупного супермаркета – это настоящие сундуки с сокровищами. Но, как любое сокровище, их стережет злой дракон в форме службы охраны.

Сегодня я весь день торчу в бухте.

Несколько часов брожу вдоль океана. То купаюсь в прохладной воде, то лежу на берегу с закрытыми глазами, слушаю шум волн и крики чаек, мечтая о куске горячей пиццы вместо просроченной и полуразмороженной, которую съел вчера.

Когда начинает темнеть, поднимается ветер, и я натягиваю грязную толстовку с капюшоном.

Сейчас конец августа. Днем еще тепло, и можно ходить в футболке, но ночью на пустой желудок никак не получается согреться. Мне не хочется думать о том, что будет, когда придут холода, потому что зима на Аляске бесконечная.

Двигаясь вдоль берега, я натыкаюсь на металлическую сетку забора. За ним между деревьев различаю несколько деревянных домов: одни побольше, двухэтажные, другие – совсем крошечные. Я останавливаюсь, увидев, как у одного из столбов отходит сетка и, недолго думая, пробираюсь за ограждение.

Света нет нигде, кроме одного здания – двухэтажного домика с верандой и вывеской “Сильвер Бэй. Организация рыболовных туров вашей мечты”. Осторожно заглядывая в его окно, я вижу какого-то мужика. Он стоит спиной ко мне, похлопывая себя по карманам куртки, а потом неожиданно поворачивается, словно чувствует мой взгляд и смотрит сквозь стекло. Перестав дышать, я прячусь.

Когда два ярких пятна света в доме с верандой гаснут, я прижимаюсь к стене одного из домиков, через несколько секунд из-за двери выходит тот самый мужик. Он разговаривает по телефону и закрывает дверь на ключ. Я незаметно провожаю его до самых ворот, двигаясь в тени елей и домиков. Он садится в тачку и уезжает, а я возвращаюсь и снова заглядываю в темные окна здания с верандой. Я видел там холодильник с напитками. Во рту набирается слюна, когда представляю, как лопаются на языке пузырьки апельсинового Sunkist. Затем быстро обхожу здание в поисках камня побольше. На всех окнах решетки, поэтому я взбираюсь на перила и дальше – на крышу веранды. Соскальзывая, добираюсь до окна второго этажа и пытаюсь поднять раму. Заперто. Но не для того, у кого есть подходящий булыжник.

Разбив стекло, попадаю внутрь. Пытаюсь отдышаться, прислушиваюсь и спускаюсь вниз. Руки трясутся от нетерпения, когда я достаю из холодильника холодную жестянку, а потом вторую. В одном из ящиков стола нахожу упаковку крекеров и, прихватив еще одну банку газировки, устраиваю себе пир.

За окном почти темно. После сладкого спать совсем не хочется, но идти на улицу тоже. Я закрываюсь в каком-то чулане, чтобы переждать несколько часов и уйти до рассвета.