Нажил ли я сильного врага сегодня? Нет, это случилось давно. Сегодня я изящно отбил атаку — предложение даже не выносилось на голосование.

Совет удалился. Я вошел в кабинет, задержался у шкафа. Не налить ли себе того же, чем я вчера угощал бедного гнома? Только вдвое больше…

Толчок в плечо. Мягкое, тяжелое, знакомое прыгнуло со шкафа. Тишина тихо муркнула. Будто бы сказала: хозяин, может, не надо, а? Погладь меня, потом аккуратно сядь, чтобы я соскочила на стол, прошла по нему, как жрица Хрустального храма, не задев ни чернильницу, ни колокольчик, и оказалась на подоконнике. Посмотришь и успокоишься, не наливая.

— Господин Лимеас, пожалуйста, ознакомьтесь!

На пороге стоял секретарь Хвыщ с конвертом в руке.

— Без имени, без адреса, без указания клана? — недовольно уточнил я. — Подбросили к дверям?

— Именно. Очень важное содержание, — бесстрастно заметил секретарь.

В безымянном конверте была короткая записка от лица «того, кому дорог порядок в Городе, но еще больше — закон и справедливость». А также просьба уточнить у господина Флесса, когда он прибыл в Город из командировки.

«Вчерашним утром, когда еще», — подумал я, вынимая второй лист.

Это была вырванная страница из путевого журнала Северной заставы. Она сообщала, что экипаж с господином Флессаном прибыл в Город около восьми вечера предыдущего дня.

Я вздохнул, взял бокал и шагнул к шкафу. Тишина сидела у меня на плече и, похоже, спорить не собиралась.

Лилька

  — Ничего не знаю, никаких распоряжений на ваш счет не поступало, — противным голосом выдал клерк на первом этаже ратуши и попытался отгородиться от меня здоровенной папкой с какими-то бумажками.

— А вы пойдите и узнайте. — Как разговаривать с бюрократами, я знаю. Странно было бы, прожив жизнь в нашей стране, не получить этот трудный, но необходимый навык. — Или вы хотите сказать, что начальник городской стражи пошутил, велев мне заглянуть в канцелярию за разрешением на работу?

Да, вот тут я скорее била в средневековый менталитет, чем в то, что я помню о своих современниках. У наших чинуш принцип простой — они хозяева своего слова. Хотят — дают, хотят — обратно забирают. Или потеряют, забудут, переврут и с честными глазами объявят тебя дурой.

Зубастый клерк вполне полугоблинского вида от моей наглости слегка опешил. Даже папку уронил, аж пыль столбом на столе. Что у него там, газетные вырезки времен первых пирамид?

— Да кто ты такая, наглая баба?! — взвыл между тем работник пера и чернильницы. — Чтобы сам господин начальник или даже его помощник на тебя вообще внимание обратили! Да в такой момент, когда… — тут он торопливо прикусил язык, но меня продолжал жечь гневным взглядом и явно сердился, что досадная помеха и не подумала испепелиться.

 — Во-первых, я горожанка с двумя листьями. — Спокойно улыбнуться — это уже полдела. — Во-вторых, уважаемый, если уж первый помощник начальника стражи не побрезговал у меня лечиться, значит, он не только обратил на меня внимание, но и запомнил. Кстати, боль я сняла, но лечение не окончено. Если он пожелает еще раз воспользоваться моим мастерством, ему будет проще знать, на каком постоянном месте я нахожусь, чем искать меня по рынку.

Клерк аж надулся и приподнялся. Как жаба, готовая сглотнуть червяка. Только червячок внезапно зашипел по-змеиному. Поэтому кроме гнева в оранжевых глазах таился страх.

—  Я понимаю, вы все тут такие серьезные мужчины, стражи порядка и наши защитники, — тут я добавила неподдельного благоговения в голос, а плюгавенький полугоблин неосознанно приосанился. — Слабой женщине без такой заступы никуда. И конечно, страшно отвлекать вас, господин начальник канцелярии, от важных и срочных дел. Но вот явится господин… Флессан, — пришлось срочно вспоминать имя вампира, к счастью, оно не выветрилось из моей головы, — боль снять в очередной раз, а меня на месте нету. И что мы тогда господину помощнику скажем? Что разрешения там работать у меня нет? Он ведь прибежит к вам. И что прикажет? Найти меня? Или попросит вас снять острую боль. Вы сможете?

Полугоблин обдумал эту мысль и впечатлился. Посмотрел на меня из-за папки, как фашист из-за бруствера на красного партизана, и слегка ворчливо, но уже гораздо более приветливо осведомился:

— А, так это ты… вчера замвампу челюсть обратно подвернула? Так бы и говорила сразу, а то голову морочишь, время зря тратишь… Сейчас, выпишу тебе бумажку. Погодь, печать в канцелярии шлепну. Но насчет места сама с цирюльней договаривайся, тут уж мы им не указ.

Здесь он прав. Но проблемы мы будем решать по мере поступления.

Усевшись на узкую лавку для посетителей, я спокойно смотрела, как полугоблин, скрипя пером и высунув от старательности кончик языка между развитых клычков — не чета вампирским, — выписывает мне разрешение на работу в Цирюльном ряду. И вспоминала, чем закончился вчерашний день.

На вечернюю прополку мы, конечно, опоздали, и хозяин огорода был этим очень недоволен. Как уж бабушка Му сумела его улестить — не знаю. Я так устала к вечеру — утром мы еще работали на грядках, а потом базар, щипцы, орки, зубы, вампиры… шопинг. Короче, я засыпала на ходу.

Кажется, хитрая бабуленция провела среди нашего надсмотрщика рекламную кампанию, подтвердив ее не только парой листьев на руке у каждого, но еще и какими-то сверточками и мешочками из своей бездонной корзинки. В всяком случае, старый ворчун сменил интонацию на гораздо более добродушную. И под их негромкие переговоры я просто уткнулась носом в подушку, подгребла себе под бок такого же уставшего Игги, и всë… блаженная темнота до утра.

На рассвете выяснилось, что до открытия ратуши еще много времени и что, раз уж я спала в сарае для огородной прислуги, должна отработать ночлег на прополке. Но я даже не огорчилась — мне же надо было надрать свежей морозцы, а попутно подумать кучу разных химических мыслей. Курс фармацевтики нам тоже читали в свое время. Азартно копаясь в салатных зарослях и приветствуя чуть ли не каждый сорнячный лист довольным припевом, я мысленно была в стране возгонки, дистилляции, вываривания и усушки ценного сырья. Ибо каждый раз жевать собственноротно эту анестезию, чтобы потом впихнуть в пациента полученную кашицу, — негигиенично, непрактично и вообще непрофессионально. Быть одновременно лаборантом и подопытной крысой — это слишком.

Когда солнце село на забор, я сбежала в ратушу, взяв в сопровождение только Игги; бабушка Му, как полноправная теперь гражданка и ценный специалист, ушла с ворчуном за внутреннюю ограду, туда, где клан выращивал самую ценную ботанику.

Ну и вот… бумажка с печатью легла мне в руки. А после этого нас так бесцеремонно выставили из ратуши на площадь и так торопливо захлопнули дверь, что я даже не успела передать плошку мази для вампиристого начальства. Ну, пожала плечами: понадоблюсь — сам придет, спрятала мазь в корзинку и решительно зашагала в сторону базара, вполуха слушая, как Игги бодро тараторит, прыгая по левую руку от меня.

— Я уже сбегал до золотщиков, но они такие цены ломят, умереть не встать! — щебетал он, шлепая новыми мокасинами по дорожной пыли. — И эти… которые, опять же, для рыболовов крючки делают… или там замки-ключи какие… кузнецы по мелочи… слушать не хотят, как я им твой рисунок на дощечке показываю. Не желают такое ковать. Так что придется либо с гномами договариваться, либо…

Что «либо», я дослушать не успела, потому что мы уже пришли. А вот зря не дослушала, потому что положение оказалось почти безвыходное.

Ну да, ну да, против официальной бумаги не попрешь, и не пустить меня в Цирюльный ряд на работу у гномов не вышло бы при всем старании. Кстати, среди базарных стригунов и зубодеров были не только бородатые, как мне показалось в первый день. Тут хватало разных рас и смесков в самых причудливых сочетаниях. Роднило их одно: дружная неприязнь к наглой выскочке.

Ну и вот. Место мне выделили в самом дальнем углу, так, что с базарной площади разглядеть — еще постараться надо и знать, что ищешь. Ну да ладно, с этим я справлюсь. Что такое грамотная рекламная кампания в нашем мире, не знает только младенец, да и то лишь до момента знакомства с первым гаджетом.