— Не нужно. Старик нам не нужен. Да он и не будет делать глупости, это не в его характере. А вот кое-кто другой только этим и занимается… Нам нужно вниз, как можно быстрее.

— Эмм… Но я не запомнил всех тех коридоров, что мы…

— Я тоже, да это бы нам и не помогло — проходы внутри постоянно меняются. Так что придется идти другим путем. За мной! — Марий подошел к краю террасы и попросту спрыгнул вниз, на следующий ярус. Ланс хлопнул себя по лбу и последовал за ним, сокрушаясь своей удивительной способности постоянно упускать из виду очевидные вещи.

После двух десятков головокружительных прыжков они наконец-то добрались до пыльных камней площади. Мявшаяся неподалеку свита радостно бросилась к ним, заключая в кольцо. Старший попытался было что-то доложить, но Марий лишь раздраженно отмахнулся — ситуация была более чем очевидна. Ему сейчас был нужен разговор только с одним человеком, и он знал, где его искать. Конечно же в месте наибольшего скопления знамен, плюмажей и прочей торжественной мишуры.

С трудом пробравшись сквозь несколько рядов оцепления — преодолеть упорное сопротивление гвардейцев удалось лишь с помощью служебного жетона с хорошо узнаваемым символом Карающей Длани — Марий предстал перед лицом организатора и вдохновителя всего происходящего. Всех сопровождающих пришлось оставить снаружи — ничто не заставило бы Антареса подвергнуть свою драгоценную особу такому риску. Кто такие люди Мария и на что они способны, один из командиров гвардии Владыки знал прекрасно. Оставаться с ними наедине даже в окружении сотен своих гвардейцев было бы весьма небезопасно.

— Что здесь происходит? — с ходу спросил Марий, кипя от бешенства и с трудом удерживаясь от того, чтобы врезать по этой напыщенной самодовольной роже. — По какому праву вы ввели войска в нейтральный мир? Вы… Вы вообще понимаете…

— Мне кажется, это ВЫ не понимаете, — холодно прервал его Антарес. — Весь этот бред про мирные договоры, нейтральные миры, миролюбивых террористов и раскаявшихся преступников… Именно он привел вас к тому, чем вы являетесь сейчас. Вы не смогли решить проблему непримиримых, при всех силах и ресурсах, которые были у вас в руках раньше. Сейчас же вы не в состоянии обнаружить целое войско, идущее у вас по пятам, о чем тогда вообще можно говорить. Уйдите, Марий, и я постараюсь сделать вид, что не слышал ваших слов. Сегодня этот мир перестанет быть черной дырой сектора, а последние террористы будут пойманы и предстанут перед Владыкой для суда. Тогда-то господин поймет, кто на самом деле является его преданным слугой, а кто… играет на две стороны. И это в лучшем случае.

— Да как ты смеешь! — прошипел побледневший Марий, из последних сил пытаясь удержаться от прямых оскорблений. — Моя верность… никто не смеет в ней сомневаться! А вот последствия твоих действий… ты не представляешь, чем это может закончиться!

— О, я все прекрасно представляю. И знаете что… у меня создается ощущение, что вы попросту тянете время, давая своим друзьям возможность сбежать. Не выйдет! Ни у них, ни у вас. Уберите его!

Повинуясь командиру, пара дюжих гвардейцев подхватила Мария и буквально вышвырнула его за линию оцепления — ему с трудом удалось устоять на ногах. Бросившуюся к нему на помощь собственную свиту он остановил — стычка с гвардейцами уже ничем не могла помочь, лишь только усугубив положение. Увы, но в настоящий момент Марий был бессилен на что-нибудь повлиять, и все, что ему оставалось — наблюдать за ситуацией и надеяться. Надеяться, что вторжение в Святую землю пойдет не по самому худшему варианту, который он в свое время так и не включил в окончательных доклад — быть может, напрасно.

Тем временем Антарес, весьма довольный произошедшей стычкой и особенно ее окончанием, развернулся к храму, намереваясь отдать распоряжение о высылке парламентера. В глубине души он был почти уверен, что на этом операция в общих чертах завершиться — ну не полезут же местные безлицые немощи на лучших солдат сектора? Да даже если бы и полезли — это не слишком сильно затянуло бы дело. Позволить себе надолго отлучаться из столицы Антарес не мог — его недоброжелатели вполне могли воспользоваться этой возможностью, чтобы еще немного подвинуть и без того впавшего в немилость гвардейца. Поэтому на решение вопроса «на месте» было отведено от трех до шести часов — в основном это время должно было уйти на блуждание по извилистым улицам этого негостеприимного города, чьим названием Антарес даже не подумал поинтересоваться.

Неприятным открытием был густой строй одетых в дурацкие хламиды служителей, обступивших храм со все сторон. Когда они успели составить строй и откуда повылезали в таких количествах, командир вторжения не имел ни малейшего понятия, да и ему было все равно. Служители стояли плечом к плечу на верхних ступенях лестницы, ведущей к дверям храма, и сжимали в руках дурацкие обсидиановые дубинки с навершием в виде когтистой лапы, сжимавшей каменный шар. Впечатление эти нелепые фигуры вызывали скорее комичное, нежели устрашающее — разве что их количество могло вызвать некоторое беспокойство… Поколебавшись, Антарес все-таки отправил парламентера. Отказываться от оптимистического сценария не хотелось, да и почему бы ему не сработать?

Молодой гвардеец, невероятно гордый доверенной ему миссией, пересек площадь, остановился, не доходя двух десятков метров до строя служителей, развернул свиток с позолоченными навершиями и громко зачитал текст ультиматума. По нему «аборигенным жителям мира» предписывалось немедленно выдать «врагов Владыки», без учета персоналий, естественно, в руки правосудия, а самим «ожидать указаний для дальнейших действий». Аборигенные жители совершенно проигнорировали красноречие парламентера, отчего тот возвращался к товарищам покрасневшим от негодования и решительно настроенный показать этим дикарям, насколько неправильно они себя повели.

Антарес пожал плечами и взмахнул рукой, пуская в дело второй и последний вариант действий. Заранее выстроившиеся напротив входов в атакующие колонны гвардейцы бросились вперед, намереваясь сходу прорваться внутрь и прочесать здание в поисках чужаков, местных шишек и ценных вещей.

На зачарованную броню из сложного полиметаллического коктейля, облегающую могучие тела гвардейцев, обрушились удары жалких орудий аборигенов… и на ступени храма хлынула кровь — красная вперемежку с голубой. Каменные шары в оголовьях дубинок с легкостью сминали артефактную броню, будто та была сделана из картона. Защищаемую броней плоть этих странных орудий и вовсе не замечали, буквально разваливая на чисти атакующих гвардейцев.

К сожалению обороняющихся, их тряпочные балахоны, в отличие от оружия, оказались именно тем, чем выглядели, и задержать удары клинков нападавших были не способны. Вдобавок те орудовали своими мечами куда быстрее защитников храма — все-таки с увесистой каменной дубинкой в руках сложно проявить чудеса скорости. Стремительно растущие с обеих сторон потери раскладывались в пропорции один к пяти — и если отношение к таким числам оборонявшихся было неизвестно, то выпученные глаза командующего гвардией прекрасно характеризовали его шок. Это безумие совершенно не вписывалось ни в какие расчеты. Оставалось надеяться, что взбешенные гвардейцы быстро перебьют всех служителей в этом безумном открытом бою, где у обеих сторон не было по сути никакой защиты и все решала лишь скорость и точность наносимых ударов.

Повинуясь торопливым командам не менее ошарашенных офицеров, на помощь передовым колоннам бросились резервные части. Гвардейцы надавили, пытаясь побыстрее ворваться внутрь… и попятились, оттесненные плотным потоком новых фигур в деревянных масках, хлынувшим из десятков замаскированных выходов. Казалось, что храм был битком забит служителями, стоящими друг у друга на головах и сейчас с огромным напором выливающихся наружу.

По ступеням храма лились уже настоящие кровавые реки. Голубая и красная жидкости не смешивались между собой, окрашивая ступени невероятно сложным и ужасающе-красивым орнаментом.