- Спасибо, что не дал натворить глупостей, - повернулась я к нему лицом только тогда, когда автомобиль остановился возле моего подъезда.
- Не за что, - тихо отозвался он, не глядя на меня. – Ты объяснишь мне, что это было?
- Просто забудь, - мотнула я головой. – Минутная слабость и помутнение рассудка. Считай, как хочешь.
- Вот как, - выдохнул Аморский шумно. – Окей, пусть будет так.
- Пусть, - кивнула я, слегка улыбнувшись, и потянула на себя ручку двери. – Спокойной ночи, Рома.
- Спокойной, Нелли, - отозвался он и больше спрашивать ни о чем не стал. Просто проследил за тем, как я вхожу в подъезд, а затем уехал. Возможно, что даже не в свой гараж, а продолжать испорченную мной вечеринку.
Находясь в паршивом расположении духа, я отворила почему-то не запертую этим вечером дверь своей квартиры и сразу же наткнулась на незнакомую женскую обувь.
Сердце, словно предчувствуя что-то, пропустило удар.
Кого могло к нам занести в таких шикарных туфлях?
- Нелли? – раздался грозный голос отца до того, как из-за угла показалась его голова.
- Да? – отозвалась я настороженно.
Что-то здесь не так. Что-то не так.
Нехорошее предчувствие забилось у меня где-то в районе солнечного сплетения.
- Кто у нас в гостях? – спросила я, вновь бросая взгляд на туфли.
- Пойдем-ка со мной, дорогуша, - вместо ответа махнул он мне рукой, подзывая ближе.
Отец звал меня дорогушей только в исключительных случаях, когда я вытворяла что-то из ряда вон выходящее. А происходило это раньше настолько редко, что я даже не смогу вспомнить точно, когда в последний раз слышала от него это старомодное словечко.
- Где твоя сумка?
Я в ужасе заозиралась вокруг и поняла, что оставила ее в клубе на одной из колонок, когда выходила на сцену. Мне казалось, что она всегда на виду, да и богачам вряд ли нужен мой старенький телефон и двести рублей наличности.
- Забыла кое-где. Наверно мне стоит вернуться за ней, - попыталась я вырваться из-под руки отца, чтобы вновь выйти в подъезд, в который сумела попасть, даже не задумываясь о том, где мой ключ, благодаря выходившему на улицу соседу, но не смогла увернуться. Папа вернул меня в исходное положение и повел на кухню.
- Потом вернешься. Сначала объяснишь нам кое-что.
Каждый шаг по коридору по ощущениям наливался свинцом.
- Здравствуй, Нелли, - было первым, что я услышала, достигнув цели.
За кухонным столом сидела тетя Света и моя мама, в руках которой был смартфон, а на лице ее виднелось полнейшее разочарование. Такое, будто я как минимум кого-то сегодня убила.
Оказалось, что и без моей помощи тете Свете удалось выйти на мою маму. И теперь я снова видела перед собой те же глаза, полные презрения ко мне. Хотя еще недавно, когда мы встретились с ней впервые спустя пятнадцать лет, они были вполне нормальными и даже капельку сожалеющими.
- Здравствуйте, - промямлила я, стараясь не задерживать взгляд на ней и ища спасательный круг в глазах матери. Но там его тоже не было. – Что-то случилось, пока меня не было?
Мать протянула мне свой телефон, где было открыто какое-то видео.
По первому же кадру мне было ясно, что это за запись. Там была я, стоящая на сцене в свете прожекторов и исполняющая свой сегодняшний танец. Снято это было всего час назад, но зато уже успело дойти до моих родителей. А ведь я даже не замечала, что меня снимают.
- Что это? – строго спросила меня мама. – Ты включи, включи. Полюбуйся.
Я помотала головой и решила вернуть матери телефон, но она его не приняла и попросила папу нажать на значок воспроизведения.
Видео началось не с моего танца, а с того момента, когда я очень эмоционально стала высказывать все накипевшее Арине. Я даже не помнила свою пламенную речь, в которой то и дело проскальзывал мат, но здесь, на этом видео все было прекрасно запечатлено. Словно предоставленное доказательство моей вины в суде из трех человек, один из которых старый палач.
Досмотрев видео от начала и до конца, первым делом взглянула на тетю Свету, которая глядя в окно, качала головой, а затем развернулась ко мне лицом и посмотрела так, будто знала меня всю жизнь и все это время я только и делала, что грубила ей. Будто не я из-за ее слов много лет назад, будучи маленькой девочкой, изменила себя до неузнаваемости и натерпелась того, к чему ребенок обычно не бывает готов. Я сделала себя сама. Воспитала, перекроила, загнала в рамки. А теперь удостаивалась за один лишь срыв, подтверждающий давние слова взгляд.
«Таких, как ты, не любят».
Пятнадцать лет назад.
Мне было шесть. Я сидела в песочнице со своей подругой Машкой и гадала на цветке ромашки для нее.
- Любит, - оторвала я лепесточек, - не любит. – Вслед за первым полетел и второй.
Подруга, ковыряющаяся в песке, подняла на меня взгляд серых глаз и стала смотреть за тем, как я измываюсь над бедным ни в чем не повинным цветком. Гадала я просто так. Потому что видела, что так делали однажды взрослые девчонки, а мне тоже хотелось быть взрослой. Надоело, что родители считают, что могут мне указывать, потому что мне еще мало лет. Надоело быть под их контролем.
- Маш, давай сбежим? – предложила я, отрывая новый лепесток.
- Опять? – воскликнула она, уронив из рук лопатку. – Мне в тот раз сильно досталось. И тебе тоже. Мама так ругалась.
Я посмотрела в сторону наших матерей, которые о чем-то увлеченно болтали. Они вообще постоянно сидели вот так, сцепившись языками, и обсуждали что-то свое. То поварешки, то новую кофточку. Мне все это было неинтересно. А им было не интересно, чем занимаюсь я.
- Пойдем, пока они не видят. Здесь скучно.
Я поднялась и вышла из песочницы, протягивая руку Машке.
- Мне нельзя, - заартачилась подружка, все время поглядывая на мать. Той тоже не было дела до дочери.
- Если сейчас не уйдем, другого шанса не будет, и ты пожалеешь. А я видела, что в другом дворе есть новые классные качели. Пошли.
Я развернулась спиной к подруге, зная, что она все же не устоит и пойдет за мной. Маша всегда шла за мной, куда бы я ее ни звала. Она помогала мне сбрасывать бомбочки с балкона прямо на проезжающие машины, после чего криков мы наслушивались вдоволь. Она же поджигала со мной петарды и жгла полынь возле школы, играя в шаманов. В общем, творила всю ту ерунду, что приходила мне в голову. И то ли еще должно было быть. Идей во мне была целая масса.
И я не ошиблась. Подруга двинулась вслед за мной, так что уже через некоторое время мы, взявшись за руки, побежали, что было сил. Родители этого, как водится, не заметили и их возгласы с нашими именами мы услышали только много минут спустя.
Небо становилось все более грозным. Черные тучи наплывали одна на другую, сгущаясь. Ветер тоже поднимался неслабый, так что нам обеим было довольно холодно, но мы все же качались на своих качелях и делали вид, что не замечаем того, как нас зовут наши мамы. Я вообще никогда не задумывалась о родителях и их переживаниях на мой счет. Просто делала то, что считала нужным, а потом получала за это нагоняй. Нет, иногда конечно и похвалу слышала в свой адрес, но чаще всего, конечно, были нагоняи, оры и крики. Папа в такие моменты отходил в сторону и брался за голову, считая, что лучше ретироваться сейчас, чем попасть под раздачу чуть позже.
- Смотри, Маш! – вскинула я указательный пальчик в сторону неба. Только что там промелькнула молния. – Классно, да?
Маша мне не ответила и я заметила, что вместо того, чтобы качаться на качеле, она слезла с нее и сидит на голой земле, взявшись за голову.
- Эй, ты чего? – спрыгнула я и подбежала к ней. Она плакала.
- Больно, - тихо вымолвила она, сдавливая виски. – А-а-ай!
Девчонка медленно опустилась лбом на землю, продолжая обхватывать себя руками и плакать. А затем грянул раскатистый гром, и она очень громко закричала. Настолько громко, что даже гроза не могла сравниться с ней по децибелам. И я отчего-то тоже закричала вместе с ней. Стала звать на помощь, но никого из взрослых рядом не было, а потому мы были беспомощны. Маша продолжала кричать, а сильный ливень, по каплям начинающий свою заунывную шумную песнь, отражал ее крик. А потом она вдруг затихла. Надолго. И я было подумала, что с ней теперь все в порядке, а потому потрепала ее по плечу, пытаясь поднять и усадить нормально, но она не поддавалась. Она вообще никак не реагировала на мои действия. Казалось, что уснула.
