Толпа веселых первокурсников, эмоционально размахивающих руками, скрылась за поворотом спустя пару минут, так что мне пришлось перевести взгляд на другую движущуюся фигуру. Мужскую. Одинокую. Темноволосый парень в черной футболке стремительно пересекал парковку, не глядя по сторонам. И эту походку я отлично знала, потому, как уже успела ее изучить из окна своей комнаты.

Это был Рома. Мне бы не требовалось даже иметь стопроцентного зрения, чтобы сказать, что это он. Я просто знала это.

Аморский пересек большую парковку достаточно быстро, на ходу вынимая из кармана ключи и нажимая на брелок сигнализации. Неподалеку моргнула поворотниками знакомая машина. По Мустангу этого парня я тоже успела соскучиться. Мне не хватало его скорости и запаха дорогого кожаного салона.

Подойдя к своему черному коню, брюнет остановился на несколько секунд, а затем вынул из второго кармана джинсов мобильник и стал быстро стучать по экрану пальцем.

«Значит, телефон у него есть. Только номер для меня больше недоступен», - подумала ревностно я, кусая нижнюю губу.

- Знаешь, а я ведь тоже влюбилась этим летом, - продолжала ворковать где-то на заднем плане Дашка, и мне в очередной раз захотелось поставить ее на беззвучный режим. Эта трещотка порой очень утомляла.

Я мельком взглянула на приятельницу и послала ей слабую улыбку в надежде на то, что она поймет, насколько мне сейчас хочется отгородиться от ее голоса. Однако Даша была либо очень несообразительной, либо чересчур умной и себялюбивой, что не стала прекращать своего очередного рассказа, даже когда я вновь отвернулась от нее и стала наблюдать за происходящим за окном.

Аморский, убрав обратно свой мобильник, облокотился обеими руками на автомобиль и опустил голову вниз. Так, будто решал сложную задачу: сесть ли за руль и уехать или же вернуться обратно и отсидеть еще пару часов в стенах учебного заведения.

Слегка хлопнув ладонью по крыше Мустанга, Рома вновь выпрямился и поднял глаза на здание университета. Его взгляд устремился четко на то окно, через которое я сейчас наблюдала за ним. И я бы рада думать, что он вновь сумел отыскать меня среди нескольких десятков одинаковых окон, но увидеть меня он, конечно же, не мог. Расстояние и отражающая поверхность стекол в светлое время суток не позволяли этого сделать. Зато я прекрасно могла видеть его и желать оказаться там, рядом с ним.

Но у судьбы были иные планы на наш счет. Вопреки моему желанию, Аморский открыл дверь авто, залез внутрь и недолго думая, нажал на газ, уезжая с парковки, ни разу при этом не притормозив.

Не было ни дня с той встречи, чтобы идя в университет с утра, я не прошла мимо парковки в поиске черного Форда. Не было ни минуты, чтобы проходя по коридору, я не оглядывалась, как какая-нибудь сумасшедшая с прогрессирующей паранойей.

Я сходила с ума. В самом прямом смысле этого слова. И замечала это не только я, но и все мое окружение, которое раз за разом не уставало повторять слова о том, что со мной что-то не так. Особенно Дашка, которой очень приглянулось предположение Лёхи о том, что я влюбилась. Я старалась отрицать этот факт, потому как по-прежнему считала, что это не так, но меня никто не хотел слушать.

Так что в один из дней я просто решила, что мне плевать. Буквально на все. Я превратила все свои чувства в камень и дала установку жить дальше, как и прежде.

Ведь я этого добивалась, верно?

Чтобы все стало как раньше, и в моей жизни не было отвлекающих моментов, готовых в любой момент выбить меня из колеи.

Только вот и от колеи этой ничего уже не осталось. Я собственноручно уничтожила ее, находясь там, вдали от дома и своей семьи. И на удивление поняла, что это не так страшно. Да и родители со временем вроде бы начали свыкаться с моим мнением. Не до конца, да. Но все же мы вместе работали над этим изо дня в день, стараясь находить общий язык, который не могли изучить всю мою жизнь.

Да, я сама заварила эту кашу и сама приняла решение, что места для Ромы в моей жизни нет. В таком случае, возможно, это и было тем самым верным шагом, который я совершила. И сейчас было совсем не обязательно искать его и что-то доказывать. И страдать тоже смысла не было.

Он ведь не страдал. Не подходил ко мне. Не искал встречи. Не звонил.

Хотя я не меняла адреса и номеров. Да и по названию учебной группы меня всегда легко найти. Просто ему это больше не нужно. Он не хочет видеть меня, и мне прекрасно понятно его мнение на этот счет.

Здесь не на что обижаться. Это правильно. Хотя и не особенно приятно.

В очередной понедельник, слегка задержавшись после пар, я вместе с потоком людей, спешащих скорее оказаться дома, двинулась в сторону выхода, сунув в уши наушники. Музыка все еще служила для меня самым лучшим лекарством. От нее я не могла отказаться так просто, закрыв на замок свои эмоции. Она была моей панацеей, и я спасалась с помощью нее, словно какой-нибудь чудо-таблеткой.

В тот день я, и так достаточно припозднившись, достала из своей сумочки карточку-пропуск и провела ею по считывающей поверхности турникета. С первого раза ничего не вышло, так что, задержавшись еще на какое-то время и совершенно растеряв весь свой позитивный настрой, я пошла к двери для выхода, которая находилась по правую сторону для удобства перемещения потоков людей. Вход и выход в нашем институте были строго фиксированы, а умники, решившие пробиться не в ту дверь всегда воспринимались осведомленными студентами как безмозглые идиоты и получали в свой адрес целый букет ругательств.

Сунув руки поглубже в карманы куртки, чье тепло теперь все же требовалось для комфортного передвижения по улице, я толкнула дверь от себя и поняла, что кто-то с обратной стороны дернул ее в другую сторону.

«Очередной баклан вход и выход перепутал», - проворчала я про себя и вскинула глаза на смертника, который сейчас должен был отхватить кучу недовольных возгласов от собравшейся толпы позади меня.

И я бы тоже, вероятно, что-то сказала, более не желая поддерживать образ милой овечки, но вновь оказалась застигнутой врасплох кареглазым взглядом.

Парень из моих непрерывающихся и терзающих каждую ночь своей реалистичностью снов стоял прямо передо мной и держал открытой дверь, будто тоже ошеломленный нашей неожиданной встречей.

Все вокруг погрузилось в вакуум.

Люди, стоящие позади. Институт, в который все же решил пожаловать Аморский.

Ничего не осталось, кроме нас двоих и двери, которую он продолжал придерживать.

Рома, как и всегда, отмер первым, среагировав на полетевшие недовольства. Он как-то очень резко схватил меня за локоть, потянул на себя, вытаскивая в небольшое пространство коридорчика между двумя массивными дверями для выхода из здания и освобождая путь остальным спешащим домой студентам. Мне ничего больше не оставалось, кроме как покорно шагнуть за ним, глупо продолжая глядеть на его высокую фигуру снизу вверх.

Мы не говорили друг другу ни слова, но все равно казалось, что одним взглядом сумели передать всю гамму кипящих внутри чувств.

Я была взволнована. Он злился. Это прекрасно было видно по тому, как плотно сомкнулись его губы и подрагивал кадык.

Я стояла, глядя на Рому и не знала чего от него ожидать. Выигрывал вариант того, что он просто отпустит меня, одернув руку и, так ничего и не произнеся, пойдет дальше, пробившись сквозь толпу. Однако этого он не делал. Он стоял напротив и просто смотрел куда-то в стену, крепко стиснув пальцы вокруг моего предплечья и глубоко дыша. Показалось даже, что он собирается с мыслями и сейчас выдаст мне целую тираду, которую лично у меня не хватало смелости произнести.

От него пахло тем самым одеколоном, что сводил меня с ума. И мне, как то и полагалось сумасшедшей, хотелось подобраться поближе, чтобы лучше разобрать его нотки. На коже аромат приобретал совершенно иное звучание, нежели во флаконе.

Медленно повернув голову в мою сторону и найдя мои глаза, Рома отрывисто выдохнул и сделать то, к чему я была совершенно не готова.