И я, собравшись с мыслями и вцепившись пальцами в край холодного подоконника, начала свою историю с самого начала. Без утайки и прикрас. Чтобы уже точно знать, что между нами нет недосказанности. Чтобы потом не жалеть о том, что когда у меня был шанс открыться, я снова этого не сделала. Всю жизнь запираться в четырех стенах, построенных собственноручно, нельзя. Однажды в любом случае придется открыть себя миру, если действительно захочешь начать жить, делая уверенные шаги вперед.

Во время всего моего рассказа, Рома ни разу не перебил меня. Он с задумчивым видом стоял рядом, слегка касаясь меня плечом и кивал, когда это было необходимо. Несколько раз я даже смогла заметить, как он улыбается. И это была не та ухмылка, которую я видела всего лишь пятнадцать минут назад, а вполне себе знакомая и теплая улыбка. Настоящая. Та, которую я так любила.

И когда я увидела ее, то немного повеселела сама. Я поняла, что смогла преодолеть очередной барьер между нами и теперь находилась в ожидании того спокойствия, которого не могла добиться в последние несколько недель из-за разногласий с Аморским.

Мне стало действительно намного легче, когда я высказалась. Словно еще какая-то часть груза слетела с моих плеч. Так что, когда рассказ мой подходил к концу, я уже вовсю улыбалась, говоря Роме о родственниках Эммы, теплом море и красивых облаках. И парень тоже улыбался, искренне, хотя все еще не так широко, как мне хотелось бы. Он оставался задумчивым и серьезным, но больше не был зол на меня. По крайней мере, я очень на это надеялась, когда говорила о том, как сходила с ума из-за того, что не могла подступиться к нему и всего объяснить.

- Я и не думал, что у тебя в голове такой кавардак, - произнес он, глядя куда-то в пол, когда я закончила. – Пожалуй, теперь ты можешь претендовать на первое место в моем личном рейтинге.

- Это еще в каком? – осведомилась я.

- Людей, которые любят слишком много анализировать и превращать свою жизнь в хаос.

На какое-то время мы оба замолчали, приводя в порядок мысли и думая каждый о своем. Мне безумно хотелось знать, о чем думает он. Хотелось, чтобы Рома сказал еще хоть что-то, но он молчал, продолжая буравить взглядом плитку на полу.

- Знаешь, - произнес он, наконец, задумчиво, - вообще-то я дал себе слово больше не связываться с тобой.

Его слова заставили пустить в сердце холодную стрелу.

Значит, все по-прежнему не так гладко, как я успела себе представить. Моих слов слишком мало для того, чтобы убедить его.

Тогда зачем он слушал? Зачем улыбался? Мог бы просто встать и уйти.

- Понимаю, - глухо произнесла я.

- Я думал, что ты просто обязана рассказать мне все, потому что я на самом деле помешался тогда. Был сам не свой. Еще и твои родители, брат… а потом решил, что все. С меня хватит.

Рома поднял глаза, продолжая игнорировать мое лицо, предпочитая ему стену напротив, и сложил руки в замок на груди.

- В начале я пил. Реально много пил, веселя этим друзей. Заставлял себя злиться на тебя, что, в общем-то, получалось очень хорошо. Ишут был просто в восторге от того, что я вытворял. Он же безбашенный совсем. Я вот редко таким бываю. Даже не знаю, почему мы дружили с этим балбесом. - Он хмыкнул. – Только вот каждое утро, когда я возвращался домой – сначала к себе, а потом к матери – я осознавал, что не могу злиться на тебя. Хочу, но не могу. Перегорел.

Аморский повернулся и заглянул мне в глаза.

- Я начинал искать тебе оправдания. Постоянно. И это бесило больше всего на свете.

- А что сейчас? – робко спросила я.

Рома пожал плечами.

- Сейчас я все знаю и мне легче, - сказал он.

Я вздохнула и спрыгнула с подоконника, обернувшись к нему лицом. Мне снова приходилось задирать голову, чтобы смотреть ему в глаза.

- Я так понимаю, это все, да? – спросила я прямо. Я наивно полагала, что после моего длинного рассказа и его улыбок между нами все образуется, но кажется, как всегда ошибалась. И если это действительно так, то стоило прекратить все это как можно раньше, не мучая друг друга ожиданием.

- Я не знаю, Нелли, - ответил он устало.

К моему горлу подкатил предательский ком, оповещающий о том, что еще парочка подобных фраз и из моих глаз рванет фонтан.

Ей богу, лучше бы этот парень злился, чем смотрел вот так.

- Знаешь, - произнесла я, вспомнив еще кое о чем, - в таком случае, я желаю тебе найти вдохновение достойнее, чем я. Это же меня ты рисовал тогда?

Я вынула из своей сумочки рисунок танцующей девушки, который зачем-то носила с собой каждый день, и протянула его Аморскому.

- Вот. Забери себе, - раздраженно произнесла я. Моя психика начала работать в режиме защиты. Не дождавшись от парня сочувствия, она решила действовать иначе – используя метод нападения.

«Ты же только что призналась ему в самом сокровенном – том, что держала в себе много лет. А он просто бесчувственный чурбан», - кричало во весь голос самолюбие.

- Что это? – не понял Рома, беря из моих рук листок. – Как он оказался у тебя?

- Вообще-то ты подкинул.

- Я? – неподдельно удивился парень. – Я отдал его больше месяца назад…

Аморский хотел добавить еще что-то, но вдруг замолчал.

- Кому ты отдал его? – спросила тогда я. Мне стало интересно, кому, если не ему, понадобилось подкидывать рисунок ко мне в ящик.

- Маме, - выдохнул он. – Я отдал его ей в подарок.

Мои глаза тут же расширились.

Мать Аморского приходила ко мне? Ей известно кто я и где живу?

- Зачем ей подбрасывать мне твой рисунок? Еще и с такой надписью.

Рома провел по ней двумя пальцами точно так же, как и я когда увидела впервые.

- К сожалению, она видела слишком многое за этот месяц. Как и то, что у меня не вышло ни одной картины с тех пор. Я все выбрасывал, хотя брался за карандаш множество раз. Она считает тебя моей музой, - Рома, зажмурившись, качнул головой.

- А как считает сам творец? – поинтересовалась я уже без какой-либо надежды.

На несколько секунд брюнет задумался, за которые я уже решила, что не дождусь от него ответа на свой вопрос.

- А творец считает, что ему очень жаль, что все так случилось с девушкой, которая его когда-то вдохновляла, - произнес он все же тихо. – Ему жаль, что ее родители вместо того, чтобы просто любить, пытались выразить через нее свои амбиции и обращали слишком много внимания на остальных, забывая о ней. Ему жаль, что одна отчаянная женщина смогла заставить маленькую девочку усомниться в себе, а родные вновь упустили это из виду. А еще ему жаль, что девушка, запутавшись, не пришла к нему и решила действовать в одиночку, подумав, что он и есть тот, кто виноват в ее несчастьях, хотя на самом деле он последний, кто желал этого.

Рома оторвался от подоконника, нависнув надо мной, и, протянув руку, коснулся пальцами кончиков моих волос. Сегодня они немного вились из-за высокой осенней влажности.

Я не заметила, как тотчас затаила дыхание в ожидании того, что он сделает дальше.

Наверно я была похожа в тот момент на испуганного олененка, завороженного огромным величественным хищником.

Пальцы Аморского, отпустив мою прядь, скользнули вниз, и стоило мне только подумать, что он сейчас вновь отстранится, как они поднялись и едва коснулись тонкой и очень чувствительной кожи на шее.

От подоспевшего электрического импульса пришлось сглотнуть.

- Я надеялся, что за месяц это пройдет, - шепнул он.

- Я тоже, - отозвалась я, закрывая глаза.

Мягкие прежде пальцы, с образовавшимися на них вдруг откуда-то мозолями, стали плавно двигаться от моей шеи к скуле и обратно.

- Ты сказал, что больше не станешь связываться со мной, - прошептала я, подставляя лицо под нежную ладонь.

- Я передумал, - ответил он, оказавшись запретно близко и во второй раз после нашего расставания касаясь моих губ своими.

Этот поцелуй существенно отличался от многих предыдущих. В нем не было сжигающего и сносящего с ног огненного урагана, хотя и его я очень любила. Это была полностью моя стихия.