- Чего смеешься? Лежишь тут, как выброшенный на сушу осьминожек и глазками хлопаешь. А я делом занимаюсь. Самосовершенствуюсь.

- Я, может, тоже делом занята?

- Это каким же?

- Даю выспаться твоим бабушке с дедушкой. Не хожу по дому ни свет, ни заря.

Эмма улыбнулась, глядя на меня сверху вниз и махнула рукой.

- Подумаешь. Они наверняка уже тоже не спят, - произнесла она и, подумав немного, приземлилась рядом со мной. – Знаю я, что ты тут делаешь.

Я повернулась к ней и вопросительно выгнула бровь.

По брату, который часто делал точно так же, я, к слову, стала скучать еще больше. Оказалось, что тетя Света приходила к нам не просто так. После того, как она ушла, Артура перевели в ее частную клинику и там его буквально за несколько дней смогли поставить на ноги. Оказалось, что этого оболтуса из-за некорректно поставленного диагноза, лечили совсем не от того и ему становилось только хуже. Зато с помощью тети Светы он пошел на поправку и вскоре вернулся домой за свой любимый компьютер с кучей онлайн-игрушек. Возможно, и он скучал по мне – некого больше было доставать. Но об этом мы не говорили. Когда Эмма передавала мне трубку (свой телефон я с собой намеренно не взяла), я только слышала голос братца на заднем плане, который ехидненько так кричал обо мне какие-нибудь нелепости, а отец пытался заставить его замолчать. Родители вообще как-то иначе стали относиться к нам обоим за это время. Дипломатический талант девушки, когда-то ведшей меня за руку в первый класс, достиг наивысшего уровня в моих глазах.

- И что же я делаю? – спросила я ее.

- Скучаешь, - широко улыбнувшись, ответила она. – Признайся, что тебе его не хватает и ты просто дурочка.

Я, не желая смотреть в глаза подруге, стала рассматривать темно-синее море. Такое, как мне всегда нравилось.

- А, нет, - произнесла она вдруг весело. – Можешь не говорить. И так все видно. Но хоть то, что ты дурочка признай. Мне будет приятно, и я смогу сказать тебе: «ну я же говорила».

- Отстань от меня, Виноградова, - делано возмутилась я, поджав губы, чтобы они не растянулись в очередной сдерживаемой улыбочке. – За эти три недели ты так часто просила меня это признать, что я уже сбилась со счета. Тебе так хочется, чтобы твоя подруга страдала по какому-то парню?

Признаваться в том, что мне каждую ночь снились губы и руки этого самого «какого-то парня» я не спешила. Эти сны заставляли меня каждое утро просыпаться с бешено колотящимся сердцем и идти подальше от дома, чтобы успокоиться и прийти в себя.

- Он никогда не был просто парнем. И забудь уже эту фамилию.

Эмма слегка ударила меня кулаком в плечо, все же заставив рассмеяться. Девушка действительно настолько срослась со своим новым именем, что и слышать не желала ничего об Эльвире Виноградовой, которой была когда-то.

Еще какое-то время мы просидели на холодном песке, смеясь и подкалывая друг друга, а затем выдвинулись обратно в дом ее бабушки и дедушки, к которым девушка частенько приезжала в отпуск. И на этот раз, взяв меня за компанию с собой.

Ее родственники жили почти у самого берега моря в деревушке, лишь отдаленно напоминающей ту, где гостила каждое лето я. Бабушка Эммы, в прошлом заслуженный врач-анестезиолог, смогла накопить достаточное количество средств, чтобы обеспечить себе достойную старость. Так что не без помощи своих детей и мужа, они перебрались на юг и устроились там среди своих сверстников, пожелавших, наконец, действительно спокойной жизни.

Алевтина Геннадьевна с первого же взгляда дала мне представление о том, в кого же характером удалась ее внучка. Такая же бойкая и не лезущая за словом в карман, женщина, которая знает цену себе и своим близким. Ее голос и колкие шуточки над тихим и домашним супругом теперь навсегда завоевали мое сердце. А я, кажется, заработала себе маленькое местечко в ее.

- Ой, а кто это у нас тут? – воскликнула женщина, стоя у калитки с чашкой парующего кофе. Теперь я знала о нем практически все. Алевтина Геннадьевна его просто обожала. Особенно по утрам. – Не надоело еще прятаться от нас со стариком, милочки?

Мы с Эммой дружно рассмеялись.

- Ну что ты, ба. От вас разве спрячешься? Все равно ведь найдете. Мне ли не знать, - весело ответила девушка, целуя бабушку в щеку.

- Действительно. Тебе ли не знать, Элька.

Пожилая родственница была единственным членом семьи Виноградовых, которая по сей день не смирилась с ее новым именем и продолжала обращаться к ней только как к привычной за долгие годы Эле.

- Оладьи на столе! – крикнула она нам вдогонку, когда мы уже почти скрылись из виду за железной входной дверью.

- Хоть в чем-то твоя бабушка действительно остается бабушкой, - хихикнула я, входя в стильно обустроенный двухэтажный дом.

На кухне нас и вправду ждала целая гора оладьев, которая издавала божественный аромат. И мой нагулянный за это утро аппетит уже жадно пускал слюнки в их сторону. В моих мыслях я поливала их сгущенкой или вареньем и пихала их в рот.

- Жаль, что скоро пора уезжать, - прожамкала я чуть позже, глядя на женщину в возрасте, сидящую напротив меня со своим ароматным кофе. Я уже настолько привыкла к тому, что повсюду улавливаю этот запах, что не могла представить себе свою жизнь дома, где кофе всегда один и тот же. Растворимый и совсем невкусный.

- Приезжай еще, - подмигнула мне Алевтина Геннадьевна. – И в следующий раз бери с собой того мальчика.

От произнесённых слов я поперхнулась и закашлялась.

- Какого еще мальчика? – спросила я.

- Тебе виднее, - поставила на стол кружку женщина. – Не я же о нем все время думаю и бегу к телефону как ненормальная каждый раз.

Я отвела взгляд в стену.

Никуда я не бегу вообще-то. Придумает тоже. К тому же номера Виндграф он не знает.

- Кстати верно подмечено, бабуль, - макнув свою оладью в баночку с вареньем, произнесла Эмма.

- Детка, жуй свой завтрак и прекрати звать меня бабулей. Мне это прозвище в страшном сне уже снится.

Эмма тихо рассмеялась и промолчала.

- А ты, девочка, не смущайся этого. Все мы когда-то были влюблены. Думаешь этого не видно по твоим глазам? Ты ведь из-за него приехала, да? Спрятаться решила? Хотела помучить беднягу?

- Ни от кого я не пряталась. Меня ваша внучка притащила, - возмутилась я, про себя отмечая, что в чем-то она и права.

В какой-то степени, согласившись поехать сюда, я хотела связать себе руки. Мне казалось, что чем дольше я буду вдали от Ромы, тем меньше буду думать о нем и постепенно смогу вернуть свою жизнь назад. Но на самом деле я никогда еще так сильно не ошибалась. Той жизни, о которой я думала, больше не было. И быть по своей сути не могло. Благодаря Аморскому я видела и делала достаточно такого, после чего просто не могла оставаться той же, что и была раньше. И если поначалу меня это беспокоило, то позже начало радовать и даже как-то согревать. Как и его глаза, которые я не видела по своей глупости уже очень давно.

- И вообще я не влюблена в него, - спешно произнесла я, поздно поняв, что мгновением ранее созналась, что таинственный «он» все же существует. – Так, просто… общались немного…

- Оно и видно, - хмыкнула женщина. – Думаешь, ты так бесшумно встаешь ночами и плачешь, стоя прямо здесь, у того окна? – она кивнула в сторону большого панорамного окна, возле которого я и вправду несколько раз стояла и выискивала на небе созвездие Дракона, о котором рассказывал мне однажды Рома. И я даже не всегда замечала, что начинаю плакать, громко шмыгая носом.

Почему именно я плакала – не понимала. Мои глаза просто в один момент становились мокрыми, и я осознавала, что плачу. Жалея ли себя или наши неудавшиеся отношения с Ромой, вспоминая ли то, как отчаянно целовала его в последний раз в клубе и как хотела, чтобы он не говорил мне тех слов. Или сожалея о том, что все так случилось много лет назад с Машей и это буквально сломало меня, маленькую девочку-сорванца в возрасте шести лет. А ведь я не была виновата в ее смерти. Не была таким уж ужасным ребенком, которого и вправду могли ненавидеть все вокруг. Да, я не слушалась маму, убегала со двора, творила все те вещи, что хотят испробовать дети в соответствующем возрасте. Но со временем это прошло бы. А вот то впечатление от несдержанного слова постороннего человека осталось в памяти уже навсегда.