И все это осталось где-то там, далеко в прошлом, так как мы давно уже не приезжали сюда и не проводили вместе достаточное количество времени. Мы теряли связь с этим местом, как теряли и связь друг с другом.

Наверно только поэтому я резко свернула с дороги и погнала свою машину на ту самую сопку, откуда открывался чудесный вид на большое искусственное озеро и деревушку, где жила моя бабушка, чьи пироги не смог пока перебить по аппетитности никто иной.

Покосившаяся старая лавочка была на месте. Выглядела она уже не лучшим образом, однако все еще стойко держала свои позиции. От нахлынувших воспоминаний улыбнулась. Мне было приятно, что существует в мире такое место, которое несет в себе настолько теплую энергетику, проведенных здесь дней.

Рассвет начинал смешивать краски, переливаясь и контрастируя друг с другом.

Я просидела вот так, почти не шевелясь, около часа, наслаждаясь тишиной и атмосферностью. Птицы пели свои утренние мелодии, ветер играл с моими волосами, мягко перебирая их, небо, которое еще этой ночью хмурилось, вновь радовало своей ясностью и чистотой.

Именно в этот момент я должна была бы успокоиться, набрать номер Ромы и все ему объяснить. Но я не сделала этого. Даже не притронулась к телефону ни разу, хотя он и подавал признаки жизни несколько раз. Я прекрасно слышала его вибрацию.

Слегка замерзнув, залезла обратно в машину, закрыв дверь, и включила печку, грея об нее руки. И согрелись они достаточно быстро. В отличие от той субстанции, что была сейчас вместо души. Ее продолжало знобить, как человека, подхватившего какой-нибудь вирус. Хотелось включить обогреватель и для нее, но такого, увы, пока не изобрели.

Вернулась домой я, спустя несколько часов, ощущая себя немного лучше. Совсем немного, но все же заметно. А потому я не была готова к тому, чтобы увидеть на пороге квартиры разозленную мать, которая вопрошала о том, куда это ее дочь сбежала с самого утра. Ей казалось, что я вновь отправилась к Аморскому и провела с ним ночь. Исчезнувшей связки ключей она не заметила, как и отец, который вышел из гостиной с телефоном в руке и практически в бешенстве от состоявшегося только что разговора. На его лбу отчетливо виднелась пульсирующая вздувшаяся вена. Не сложно было догадаться, с кем он говорил с утра пораньше, видимо не дозвонившись до меня. Я слишком старательно не обращала внимания на настойчивую вибрацию телефона.

- Я люблю вас, - в ответ на все упреки произнесла я, заставив родителей на пару секунд замереть в недоумении. – Спасибо, что заботились обо мне все это время. И не волнуйтесь за меня. Со мной все хорошо. Я просто ходила встречать рассвет и засиделась на улице.

Кричать, ругаться, что-то кому-то объяснять не хотелось. Тем более в это утро. Поэтому я мягко улыбнулась, все еще странно глядящим на меня отцу и матери, и прошла мимо них в свою комнату, заставив их обернуться мне вслед.

Вечером того же дня я сидела на массивных колонках в кафе, которое готовилось к позднему открытию из-за предстоящего большого концерта, и держала в руках свою скрипку, хаотично перебирая пальцами струны. Представляла в этот момент играющего для меня на гитаре Аморского, который так и не отдал свой должок по исполнению хотя бы одной мелодии.

- Что с тобой? – усевшись рядом, спросила меня Эмма. Сегодня мы вновь должны были выступать вместе.

- Все хорошо, - меланхолично ответила я, не глядя на нее.

- Не верю. Ты плохо лжешь.

Я усмехнулась.

- Как раз это я делаю отлично. Ты же знаешь.

- Значит, сейчас плохо стараешься, - пихнула она меня плечом. – Я серьезно. Что с тобой? Пойти разобраться с твоим Ромочкой?

От упоминания этого имени я едва заметно вздрогнула. За этот день он больше ни разу не заявил о себе, хотя я и вошла обратно во все соцсети и была теперь готова ответить на любой его вопрос, только бы он написал еще хоть что-то. Все предыдущие его сообщения я на эмоциях стерла, как и наше единственное за целый месяц знакомства совместное фото. То самое, из клуба.

Но он не написал. И не позвонил. А первой начинать объясняться, я почему-то побоялась. И потому решила оставить все как есть. Так действительно для всех будет лучше.

- Что, я попала в точку? – насторожилась Эмма, готовая уже вскочить и пойти воевать с моим обидчиком. Я схватила ее за руку и заставила сесть обратно. – Что этот козлик тебе сделал? – завелась она с пол-оборота.

- Ничего он мне не делал, успокойся. Это все я.

- Чего? Как это ты?

Я закрыла глаза и отложила скрипку в сторону.

- Решила, что нам лучше с ним не общаться.

- Ты что, мать? – возмутилась она и два раза постучала мне костяшками пальцев по голове, - совсем уже кукушечку потеряла? Ты хоть видела как он на тебя смотрит?

- Ничего я не теряла, - ответила, вновь открывая глаза и глядя перед собой. – Просто так будет лучше для всех.

- Что за идиотский аргумент? Для кого лучше? – продолжала испепелять меня взглядом девушка.

Я опрометчиво решила не отвечать ей. И тогда она перешла к действиям, как это всегда привыкла делать.

- А ну как дай мне свой телефон. Давай, давай.

- Зачем? – этот ее тон мне совершенно не понравился.

- Звонить твоему суженному будем. Говорить, что ты с головой не дружишь.

«Это он и так уже знает» - поддакнули подруге мои предательские мысли.

Эмма резким движением перегнулась через меня и вытащила мой мобильник из кармана кожаных шорт, в которых сегодня мне предстояло выступать.

- Эй, стой. Не надо, - попыталась я вырвать свою собственность обратно, но оказалась нагло отодвинута назад удивительно сильной женской рукой.

- Еще спасибо скажешь.

Девушка поднялась со своего места и убежала в другой конец помещения под мои бессильные попытки воззвать к ее благоразумию. Мне не хотелось, чтобы и она тоже во все это вмешивалась, пока я сама во всем не разберусь до конца. Я хоть и приняла решение уйти, но все же чувствовала где-то в глубине души, что мне хочется, чтобы он сейчас снова пришел ко мне и попросил не делать этого. Сказал, что все это чушь и мои детские мысли – всего лишь отголоски далекого прошлого, которое сейчас не имеет никакого веса.

- Ты что ему такого наговорила? – сердито спросила меня Эмма после достаточно короткого телефонного звонка. – Он меня даже слушать не стал.

- Что он сказал? – слегка дрожащим голосом спросила я, все еще веря, что не обидела его слишком сильно.

- Удачи пожелал. И трубку положил. Что-то вы, ребята, совсем мне не нравитесь, - ответила она, вкладывая смартфон обратно мне в руку.

В течение всего концерта я ловила себя на мысли, что не могу сосредоточиться на чем-то конкретном и пальцы, перескакивающие со струны на струну, действуют скорее на автомате, чем по моей указке. Мой взгляд то и дело падал на диванчик напротив сцены, где несколько раз раньше я замечала Аморского и его лучшего друга, с которым нам так и не удалось нормально познакомиться. Сейчас их там не было. Там сидела группка каких-то незнакомых девчонок, весело что-то обсуждающих и игриво стреляющих глазками в сторону сидящей рядом компании парней.

Кто знает – может быть, кому-то из них повезет, и они хорошо проведут время.

«А потом поймут, что друг без друга будет лучше, но все равно станут страдать», - мрачно подумала я и усмехнулась. Сидящий около сцены хозяин кафе недовольно на меня глянул и покачал головой.

Время нашего выступления кончилось гораздо быстрее, чем я ожидала. Я даже не заметила, как отыграла подряд несколько песен, действуя точно заведенная кукла, настроенная на одну и ту же программу из раза в раз. И если раньше выполняя ее, я горела, то сейчас, вспоминая вчерашний скандал и собственный глупый танец в клубе под выкрики из зала, была скорее похожа на ледяную статую, которой сама же заставила себя стать. Мне нельзя было больше делать то, что заставляло меня лгать людям. И рассказывать родителям о том, где я все это время работала и в каком виде выступала, тоже. К тому же оставаясь в составе группы, мне казалось, что я противоречу сама себе. Кавардак в мою жизнь вносил не один только Рома, но и все это… весь этот антураж, пусть и скрытый глупой маской и полумраком. В душе он тоже оставлял свой след и совершенно точно имел накопительный эффект. Я прекрасно видела и осознавала это.