Но Пол зашипел, встряхнулся всем телом и всё мгновенно изменилось. И мальчик, и лис исчезли. Воздух стал обычным сырым и затхлым воздухом подземелья, стены старой каменоломни перестали дрожать в сумрачной дымке. Только плащ с меховым воротником горел на полу, среди каменной крошки и мусора. Вонял палёной шерстью и потрескивал.

— Вот оно что, — задумчиво произнёс Пол. — Так вот почему братец обезумел… Какая ужасная петля событий, замкнутый круг…

— Получается, лис увидел свою шкуру, увидел нас, и понял, что он погибнет, а ты заберёшь его род? — спросила Веля растерянно. — Он узнал меня?

— Выходит так. А я-то всё думал, с каких пор ему подмыло голову… Послушай, — он нежно ткнулся носом в щеку, — Мы рановато из сумрака вышли, но не сойти с дороги было нельзя, ты сама понимаешь. Сейчас шкура догорит…

— Иди сюда, мелкий засранец! — раздался вполне живой и знакомый голос. Опоссума оторвали от Вели.

Ни живая, ни мёртвая, она повернулась и увидела, что её зверёк извивается в воздухе, шипит и скалится, отчаянно машет лапками и хвостом, а Шепан с довольной ухмылкой крепко держит его за шиворот на вытянутой руке. Она тряхнула рукой — в ладонь нырнула таранька.

— Даже не думай, детка, — покачал головой Шепан. — Уж я-то тебя знаю, как облупленную. Ничего не выйдет. Пошли к папаше…

Шкура горела, потрескивая и распространяя едкую шерстяную вонь. С потолка сорвалась капля, с коротким шипением шлёпнулась в огонь. Веля вытянула вперёд безоружную левую руку. В правой была зажата железная таранька, поднимать её не стоило.

— Не надо, пожалуйста, — быстро сказала она, шаря глазами по бывшему начальнику охраны и, вероятно, бывшему другу, потому что та доля симпатии, которую она к нему испытывала, без остатка растворилась в страхе за Пола и остром разочаровании — ведь она была почти у цели, когда её так грубо прервали.

Веле казалось, если она посмотрит Шепану в глаза, тот догадается о её мыслях, поэтому смотрела ему в грудь, в живот, подбородок. Одет он был в свою старую кожаную безрукавку и простые штаны, заправленные в сапоги. Даже без своего меча. И так легкомысленно — без доспеха. Можно попробовать напасть, если подобраться, да вот беда, подобраться не получится, потому что подбираться её учил он.

— Послушайте, Шепан, давайте договариваться. Двое взрослых людей всегда смогут договориться, — с доброжелательной улыбкой сказала Веля, глядя ему куда-то в область рта.

— Иди вперёд, чтоб я тебя видел, — ответил охранник, не двигаясь с места и не сводя с неё глаз.

В одной его руке шипел и щёлкал, не умолкая ни на секунду, Пол. В другой он держал какое-то приспособление. Веля несколько секунд тупо присматривалась к предмету в слабом свете догоравшего отцовского плаща, затем поняла, что это нечто сродни компасу, но без магнитной стрелки. Просто лёгкая пробка с воткнутой в неё иголкой качалась в плошке воды. Иголка, видимо, поворачивалась к магниту. То есть, к гробнице первозверя. Выходит, Шепан искал не столько их с Полом, сколько то, что искали они, таким образом и встретились.

— Ну зачем вам мой зверёк? — уговаривала она. — Отпустите его, да и всё…

— О нет, детка, — Шепан покачал головой, — за эту тварь король хорошо заплатит!

— Что вам предложил мой отец? — настойчиво продолжала Веля, делая маленький шажок вперёд. — Я предложу вам больше.

— Стой на месте, или я сверну ему шею, кажется, полгода у них срок перерождения, — ответил Шепан. — Так что на полгода ваши с ним делишки и отложатся…

Веля остановилась и мотнула вбок головой. Держать себя в руках становилось всё сложнее. Опоссум сказал, в крайнем случае его убить, но это не мог быть тот самый крайний случай. Как же третья луна? Только бы её не начало потряхивать от напряжения и ненависти.

— Я предложу вам больше, — горячо повторила она. — Вы хотели смерти отца? Так давайте его убьём. Я его ненавижу больше чем вы. А когда отца не станет — править сяду я. И я дам больше.

Шепан рассмеялся, блеснув ровными белыми зубами и снова укоризненно покачал головой.

— Детка, ты, конечно, сладко поёшь, но лучше песчарка в руках, чем целый кит, в мо… Б@!!!

Брошенный без оборота снизу нож воткнулся в среднюю часть его плеча. То, что никак не получалось с топориком Фипа на заднем дворе, с ножом и от страха получилось вполне. Опоссум вывалился из руки и молнией метнулся в одну сторону, а Веля — в другую, но тут же полетела на сырой и грязный пол, потому что получила ногой по ногам.

— Ваше высочество, — сквозь стиснутые зубы преувеличенно-вежливо сказал нависший над нею Шепан, он уже вынул нож из плеча и куда-то спрятал, зажимая кровоточащую дыру. — Ты же полностью его дочка, кто бы сомневался! Я ничего в тебе от матери не вижу. Вставай, тупая сука, идём к папаше, со зверем или без.

Он снял с шеи платок и грубыми торопливыми движениями перевязал плечо. Его лицо кривилось от боли и гнева. Кажется, он был взбешён до крайности. Это и понятно, не только Велина цель безнадёжно отдалилась. Однако, её драгоценный милый Пол спасён — кое-что у неё получилось. Мысли в голове скакали, будто стёклышки, словно кто-то тряс разбитый калейдоскоп. Нужно было что-то делать с возникшей ситуацией. И срочно. Хотя бы перейти на «ты». Веля поднялась на ноги, отряхнула ладошки.

— Извини, я не могла по-другому, — мягко сказала она, подходя к нему, прижалась всем телом, встала на цыпочки и чмокнула в губы.

Этот человек нёс угрозу и у него был алгоритм, согласно которого он собирался действовать. Алгоритм следовало разбить.

Шепан опешил, но не оттолкнул её и не изругал. Тогда Веля через голову сняла свитер и бросила под ноги. Она обняла его снова, взяла обеими руками за лицо и поцеловала по-настоящему, глубоко засовывая в рот язык. Он еле ощутимо вздрогнул и ответил. И обнял её здоровой рукой.

— Ты мне всегда нравился, — шепнула она в приоткрытые губы Шепану и ещё раз его поцеловала, руками оглаживая колючий подбородок, шею и грудь.

Лгать легко, особенно, когда ты хочешь, чтоб тебе поверили. И если человек, которому ты лжёшь, хочет верить. Этот, кажется, хотел, он обнял её крепче и положил руку на грудь. А у Вели был ещё один нож. Она опустила левую руку вниз, дёрнула запястьем — таранька прыгнула в ладонь.

— Да что ты говоришь! — со злостью сказал Шепан, его рука стиснула запястье с такой силой, что пальцы разжались и нож выпал. — А я и не заметил!

Он сгрёб её в охапку и так сдавил, что из горла у Вели вырвался то ли всхлип, то ли свист, а потом нажал на плечи, заставляя опуститься на колени.

— Давай, высочество, становись на четыре точки. Считай, ты меня уговорила.

И стал расстёгиваться.

Каменная крошка впивалась в ладони и колени с каждым толчком всё больнее. С такой силой она себя ещё не презирала. Чувство было новым и ярким. И так как Шепана, она ещё никого в своей жизни не ненавидела, разве что отца. Про отца она и стала думать, пока Шепан с вдохновением вколачивался в неё, сжимая руками бёдра. Она думала про второе правило: «я делаю, что должен, и ты делай, что должна», она представляла себе отцовское выражение лица, если бы он сейчас видел, как её трахает его товарищ и, по факту, слуга. О-о-о-о, как бы отец был оскорблён! И зло улыбалась. Но этого было мало, следовало качественно отыграть то животное, в которое она превратилась, и она приговаривала:

— Давай! Глубже! Засади. Сильнее!

И сама подавалась навстречу со стиснутыми в оскале зубами. Что-то в этом всём было такое, что и в самом деле заводило. Адреналин? Впрочем, голова работала.

— В меня не кончай…

Огонь догорел. Из липкой тьмы старой каменоломни, окружавшей её снаружи, выползла другая, внутренняя тьма, с одним единственным квантом света — малой жертвой ради большой цели. Ну что же, она ведь хотела стать такой, как король, и кое в чём стала! Она расхохоталась и неожиданно почувствовала, как в животе поднимается терпкая горячая волна и растекается по ногам.