Все помолчали.

— Владычица Дара желает приобрести у вашего величества земляного масла, — сказала старшая амазонка, похожая на оживший внедорожник.

— Говорите с моей дочерью, — ответил король, рукой указывая на Велину макушку, видневшуюся над книгой.

Внедорожник повернулся радиатором к столам у подножья лестницы и оглядел советника, писца и Велю, очевидно, пытаясь определить, кто здесь дочь. Видимо, не получилось, или сцепление дало сбой.

— По чём вы продадите очищенное и сырое масло владычице Даре? — вновь спросила у короля амазонка, старательно улыбаясь во всю решётку.

— Спрашивайте у дочери, — король снова указал на Велю. — Это её остров и её масло.

Пришлось поднять голову.

— Привет, Мадора, — сказала Веля, — как дела?

Квадратное лицо стало таким, будто внедорожник врезался в стену.

— Тем более, что вы знакомы, как я вижу, — добавил король.

— Ваше величество, может, мы выйдем, чтобы не мешать? — спросила Веля, вставая. —

— Поди сюда, — сказал человек, который считал себя её отцом с тем едва уловимым оттенком в голосе, который означал удовольствие.

Веля поспешно поднялась к трону, чмокнула протянутую ей руку и побежала вниз, и лысая голова с распахнутой радиаторной решёткой поворачивалась вслед за нею.

— Идёмте, Мадора, девочки, — сказала Веля, устремляясь к боковому выходу. Нарядная троица, переглядываясь, пошла за нею.

На террасе, где Веля полюбила сидеть, им подали холодное вино с лимоном и горячий напиток из реса с сахаром. Мадора молчала, старательно и фальшиво улыбаясь. Веля налила ей вина и усадила рядом с собой на скамейку. Девицы её сопровождения, с грубыми и глупыми, но очень внимательными личиками сидели чуть поодаль, на другой. Они видели: что-то пошло не по плану, но не могли понять, что именно.

— Ну, Мадора, — сказала Веля, — наверное, ты живой из Трейнта выбраться хочешь?

— Да, — ответила амазонка, внимательно глядя на Велю.

— Наверное, и масла домой привести? — продолжала та

— Что тебе надо? — коротко спросила баба-джип.

Веля улыбнулась.

Тем же вечером делегация воительниц отбыла на Гану с заключённым договором, письмом к Дебасику и разрешением на погрузку земляного масла. Вместе с ними, в трюме, отбыла Белиса, связанная по рукам и ногам, с кляпом во рту. В этот день Веля легла спать в темноте и одиночестве.

Она проваливалась в сон, мягкие пальцы первых сновидений уже ласково касались её сознания, создавая первые странные образы, когда Пол свалился откуда-то сверху, как падал на неё со шкафа в общежитии швейной фабрики. Сна как ни бывало.

— Пол! Милый! — горячо зашептала Веля, сжимая опоссума в объятиях. — Где ты был так долго? Со мной столько всего стряслось, ты и представить…

Опоссум был худ и взъерошен.

— Нет, это почему ты так долго избавлялась от этой бабы? — сердито перебил он. — Я не мог прийти при ней, неужели не ясно?

— Я всё сделала, как только смогла, — оправдывалась Веля.

— Лучше нужно было думать, всегда можно найти способ избавиться…

Он тяжело дышал, губа презрительно топорщилась.

— Тебе плохо? — спросила Веля встревожено.

— Мне необходимо подношение, — коротко ответил он.

— У меня ничего нет, — с отчаянием сказала Веля. — Ни фруктов, ни живой рыбы с креветками.

— Есть. У тебя есть кровь, — сказал зверь, обвивая её хвостом.

— Как скажешь.

На секунду сердце ёкнуло, когда Веля прижала его к себе, а он укусил за плечо у самой шеи резко, будто с ненавистью, и тут же принялся жадно слизывать солёные капли, пока Веля гладила его по спинке, животику, милым ножкам с отдельными пальцами, ощущая странное чувство, сродни сексуальному возбуждению. Будто лампочка в голове зажглась.

Наконец, зверь получил своё подношение. Он насытился и теперь просто тёрся мордой. Боль в плече утихла.

— Ты уведёшь меня отсюда? — спросила Веля.

— Нет. Неужели ты думаешь, что попала бы в это место без особой нужды? Ты должна кое-что сделать.

— Что же?

— У твоего отца осталась шкура братца. Её необходимо украсть и сжечь. Пепел собрать. Братец поглотил столько силы, что пепел его шкуры сможет то, что при жизни не смогли бы сделать все Дети, соберись мы вместе — открыть гробницу первозверя.

— Кого?!

— Первозверя. Она здесь. В катакомбах. Ты обязана её найти и открыть, до третьей луны осталось очень мало времени.

— Пол, — с отчаянием сказала Веля. — Меня так стерегут!

— Лги, — коротко сказало Дитя Ночи. — Хитри. Ты же баба. Вотрись в доверие к отцу и к этому ничтожеству, приставленному для охраны.

— Как?!

— Придумай, какой-то мозг у тебя имеется.

Слова Пола были жестоки, но он тут же нежно лизнул её в шею, щёку и в губы. Сердце у Вели забилось быстрее.

— Мне пора, пусти, — приказал зверь.

Стоило ей разжать руки, как он спрыгнул с кровати и растаял в темноте.

Стоило какому-нибудь дровосеку заглянуть сюда, как с ним непременно случалась беда: либо топор соскакивал с топорища и вонзался в ногу, либо подрубленное дерево падало так быстро, что его зашибало насмерть, а плот, в который попадало хоть одно такое дерево, непременно шел ко дну вместе с плотогоном. Наконец люди совсем перестали тревожить этот лес, и он разросся так буйно и густо, что даже в полдень здесь было темно, как ночью.

Вильгельм Гауф

Он брёл за зверем, словно по пояс в воде, так тяжело двигались ноги. Пытался позвать, объяснить, что поступал как должен — и ни слова не мог вымолвить. Огненный хвост с белым кончиком мелькал, всё углубляясь в подземелье, пока не скрылся, и вместе с ним ушли искры, и он остался один в кромешной тьме, не зная, куда идти, ни в состоянии шагу ступить, а где-то вдалеке нарастал грохот. Это мчался по туннелю сметающий всё на своём пути поток воды.

Скер проснулся, отдышался и вытер лоб. «Всё оттого, что уснул не у себя» — подумал. Оглянулся на окно — там светало. Тёмное небо на востоке выцвело до грязно-голубой бледности, уже желтевшей от первых солнечных лучей с краю, но бледные луны всё ещё висели на небосклоне, большая и малая, почти сошедшиеся в одну.

Женщина спала, волосы разметались по подушке. Он взял одну прядь, гладкую, как шёлк, сжал в пальцах. Если закрыть глаза, можно представить другие волосы, прямые и русые. Провёл по мягкой коже плеча. Вчера, когда он пришёл после ужина, она не слишком обрадовалась, впрочем, удивлённой не выглядела и прислугу отослала. Какое-то время они молча стояли по разные стороны столика в её гостиной и смотрели друг на друга. Впрочем, всем было понятно, что должно произойти. Потом она, так же молча, открыла двери своей спальни, вошла, и закрывать не стала. Уже король запер.

Оказалось, под маской холодности пряталась исполненная желаний женщина. На пике наслаждения она так сильно тянула его к себе, что сломала ногти на безымянном пальце и на мизинце и поцарапала ему спину.

Вот и сейчас он повернул её, та податливо прижалась, потянувшись к теплу его тела, сонная и мягкая, но ресницы дрогнули, тёмные глаза посмотрели и губы улыбнулись. Разбудил. Он закрыл её рот поцелуем, Леяра обвила его руками за шею и ногами за бёдра, обволакивая собой, и на какое-то время они стали одним.

Потом Скер, ещё по-утреннему небрежно одетый, стоял на краю террасы и смотрел в подзорную трубу, как блестит в лучах взошедшего солнца море. Еле видные, тянули сети рыбачьи баркасы, прошёл грузовой корабль союзного владыки Теталла — это везли в Трейнт уголь.

Дочь плавала так далеко в море, что впору было начинать тревожиться, если бы он не видел, как она ловка. Или беспокоиться, что она уйдёт вплавь, потому что, когда король глядел, как ровно и ритмично она выбрасывает руки, понимал, что может. Но на этот случай при дворце на мелких работах держалось несколько ганцев, король позаботился о том, чтоб они встречались дочери в кухне, во дворе, на террасе.