Мне с трудом удалось улыбнуться и открыть рот для ответа:
— Ну так, кто ж тебя еще на свидание пригласит, кроме меня?!
Она не должна обидеться. Она выдала это первой. Пусть и много лет тому назад: «Ну и зачем мне парень, когда у меня есть ты…» Ну, а дальше, как помните, было про «кто платит»…
— Ал, здесь надо пить вино и каву. А розу я сорвала у соседей… — Боже, как же хорошо я научилась врать! — Цветок обломился. Решила, ну чего добру пропадать… Давай, бери салат, если хочешь поесть, или фрукты. И пошли уже на пляж.
— В самое пекло?
— Нет, будем ночи ждать! Кто-то хочет шоколадный загар за семь дней получить. Давай, давай… Еще надо в аптеку забежать за солнцезащитным кремом.
Аптека через дорогу. И дорогу мы переходили в том самом месте, где ее утром перебежал Паясо. Да, блин… Я теперь каждую песчинку на пляже стану, что ли, ассоциировать с этим малолетним идиотом?
— Ну и цены у них! — ахнула в голос Алла.
Я держала в руках два тюбика с кремом, не в силах выбрать фирму или объем. Прямо как про тех раков по пять и по три рубля. В голове так и гудел голос Жванецкого:
по пять рублей…
но зато большие…
хотя по пять, но большие…
а сегодня были по три,
но маленькие, но по три…
но маленькие…
зато по три…
хотя совсем маленькие…
поэтому по три…
Я даже выдала это вслух. Случайно, но Алла улыбнулась и вытащила у меня из рук тот крем, на котором было написано «плюс сто миллилитров бесплатно», со словами:
— Все равно дорого. Глянь, — Я обернулась к стенду с мелочевкой. — Весь Питер оббегала в поисках карандаша. Нет, не завозят больше. Теперь понимаю почему… А наш аналог даже пробовать не хочу. Лучше босиком ходить буду.
Она сжала губы. А я схватила для нее сразу пять этих карандашей от мозолей. Руки у меня свободны — крем держит она.
— Я заплачу! У меня счет в евро. Мне все равно.
— Даже в евро дорого! Ян, не надо, — голос ее звучал совсем умоляюще. — Это не важно, правда.
— Ал, хватит! Я знаю твои ноги. Я тебе это, — я потрясла карандашами, — вместо коньяка куплю.
— Вот не надо… — Алла растянула губы в улыбке. — Не надо вместо коньяка.
Я все равно их купила и сунула в тот же пакетик, что и тюбик с кремом. Теперь прямиком на пляж, на свободный шезлонг. Под Аллой он прогнулся. Черт, разнесло-то как ее! Не жиртрест, конечно, но талия окончательно потерялась! Прошлым летом все не было настолько запущено…
Я поспешила отвернуться, чтобы взглядом не выдать такие свои мысли. Скажу, конечно, что распускать себя так — безобразие, но найду слова помягче. А пока займусь собой.
Встряхнула тюбик и начала медленно покрывать тело жирным белым кремом.
— Тебе размазать на спине?
Руки у Аллы мягкие… Почти как у… Нет! Заорал мой внутренний голос. Стоп! Я не буду вспоминать его! И не позволю телу совсем сдвинуться с катушек, чтобы реагировать на прикосновение женщины.
— А теперь ты.
Я чуть не спросила — что я? Успела даже испугаться, что что-то не то ляпнула… Про Паясо, например… К счастью, протянутый Аллой тюбик вернул меня с небес на землю… Вернее выдернул из ада страха. Изменить оказалось легко, а вот беззаботно жить после измены еще надо научиться…
— Ал, тебе бы купальничек на размер больше взять, — выдала я, увы, грубо, чтобы перевести все стрелки на нее.
— Экстра, экстра, экстра лардж? — Алла приподняла голову и уставилась на меня прищуренными от солнца глазами.
— Я серьезно. Чем больше затягиваешь бедра резинкой, тем сильнее свисают бока.
— Это не бока. Это спасательный круг… — Алла потянула в сторону жирок. — От проблем. Ну не могу я не жрать на работе, не могу… Нервная она у меня. И дома не могу не жрать, потому что там еще хуже…
Так, мы еще не пили и даже не плавали!
— Давай все же купальник новый купим, а?
Ведь лучший антидепрессант — это наш любимый шоппинг!
— Тут недорого… — продолжала я гипнотизировать подругу.
— Дорого, недорого, тут все в евро, — Алла смотрела на море, не на меня. — А я получаю в рублях. Мне теперь шопиться в отпуске не по карману от слова совсем.
Я тоже отвернулась к морю — нельзя было начинать про деньги, нельзя. Сейчас еще, как Паясо, начнет от всего отказываться. И испортит и так поганый отпуск. Хочу домой. К мужу. Хочу удостовериться, что жизнь моя не изменилась даже на сотую долю процента.
— Знаешь, мы тоже зарабатываем в рублях, — сказала я, все так же не поворачивая к подруге головы.
— Вы зарабатываете, а я получаю, — ответила Алла глухо. — Это большая разница…
— Пошли плавать!
В этом разговоре надо поставить точку. И больше никогда к нему не возвращаться. В эти семь дней хотя бы!
И мы пошли. Без заплыва, конечно. Но и без детского плескания в прибрежных волнах, а потом рухнули обратно на шезлонг обсыхать… И говорить о детях. Вернее, о моем сыне. Или начала я… Мне хотелось о нем говорить. Об его успехах. И именно с Аллой. Она порадуется. А дома Мишку начнут принижать — мог бы то и это. Короче, совок неистребим в некоторых! Березов, правда, научился держать его в себе. За оценки хвалила и ругала только мама. Но вот бабушка с дедушкой…
— Буэнос Диас, сеньорас…
У меня в ушах зазвенело. Я брежу… Что это?
— Что он сказал?
Нет, не брежу, раз Алла тоже приподнялась на локтях.
— Попросил присмотреть за его вещами, пока он плавает, — выдала я срывающимся шепотом. В горле пересохло. Как и во всем теле, будто меня закопали в раскаленный песок.
Нет, этот паршивец именно это и сделал только что! Закопал меня! До того прихлопнув лопатой по черепушке!
— Какой красивый парень!
Алла тоже смотрела ему в спину. Прямую. Настоящую спину пловца. Что эта сволочь тут делает? Он уже с красным носом должен развлекать господ отдыхающих в Таррагоне. Что он тут делает…
— Смотришь на таких и слюньки текут… — промурлыкала Алла. — Где мои семнадцать лет, а?
— В семнадцать парни мне совсем не нравились, — выдала я не своим голосом, прижимая к песку рюкзак Паясо. Что он тут делает? Проверяет, не соврала ли я про подругу. Но зачем?
— Ну, ты исключение… Я тебе уже говорила об этом. И не раз. Впрочем, такой парень и в семнадцать не обратил бы на меня внимания… Да и сейчас к тебе ведь подошел…
Да, ко мне… Зараза, что он тут делает?
— Ты у нас на испанку похожа. Даже без черных волос!
Мои волосы все равно темные. И странно, что их до сих пор не коснулась седина. Но сегодня я точно поседею, если сейчас же не выясню, что он тут делает!
— Блин, а здесь воруют? А мы бросили вещи…
А Алла все трындит!
— Ну, те, у кого есть что украсть, везде боятся воров. Забей!
Мне бы забить на Паясо, но как? Один откровенный взгляд. Одно неловкое движение. И все… Моя тайна раскрыта. Подруги подругами. Но именно подруги делают самые страшные гадости друг другу.
— Иди ты нафиг! В следующий раз без телефона пойду. А сейчас фиг ты меня с шезлонга стащишь.
— Отлично! — Блин, это реально отлично. — Лежи и карауль все вещи, а я пойду плавать. Далеко.
— За буйки не заплывай!
— Постараюсь…
Если эта сволочь уплыла далеко, то поплыву хоть в Африку. Надо же быть таким козлом! Но он, видимо, заметил меня. Или не уплывал никуда, надеясь, что я пойду следом… Сейчас засранец плыл ко мне. Брассом! Побивая все рекорды. А у меня свело и руки, и ноги. Дай бог удержаться по горлышко на цыпочках, не нахватав огурчиков. А вот этому козлу я бы лещей отвесила с большим удовольствием!
— Привет! — нет ничего противнее такого вот развязного «хай» из уст наглого мальчишки. — Я не смог уехать…
Это уже интереснее. Что же тебе помешало? Деньги у тебя были. Воры? Может, он не просто так оставил подле меня рюкзак?
— … от тебя…
Он выдохся и опять рвет предложения, давая мне возможность придумать собственное продолжение.
— Ана…
Твою ж мать! Ты имя мое вспомнил! Или не забывал? Так какого черта даже под простыней называл меня сеньорой?
