— Яна, у нас с тобой ничего не было!
Березов, ты тупой, как пробка? Я знаю, что у нас ничего не было. Ты даже меня не поцеловал, дурак!
— Яна, что с тобой?
Точно дурак, раз не видит… Я снова потянулась к нему. Теперь только одной рукой, но он перехватил и ее. Держал меня теперь за обе руки.
— Яна, прекрати! Так себя не ведут!
— А как ведут?!
Я так дышала, что лифчик грозился вот-вот лопнуть. Да, разлететься на тысячу кусочков, а следом сердце — на целый миллион осколков.
Молчит. Ему сказать нечего! Потому что он дурак!
— Яна, прекрати немедленно!
А что я делала? Я просто придвинулась к нему свободными пока еще ногами и наши коленки встретились.
— Почему? — Я не могла уже не только соображать, но и дышать. Слова вылетали со свистом. — Я же ребенок. Ты же ко мне ничего не чувствуешь.
— Ты не ребенок! — рычал в ответ Березов. — Ты уже почти женщина. И очень красивая.
— И чего тебе тогда еще надо?
— Я тебя на двадцать лет старше. Неужели ты не понимаешь, что я могу любить тебя только, как дочь.
— Так ты меня любишь?
— Я, кажется, никогда этого не скрывал…
Я вырвала руки, выкрутила, как он учил. Схватила его за шею. И ударила — губами. От неожиданности или от чего другого, он не успел поставить защиту. Я подтянулась к нему сильнее. Сжала ногами его бедра. Его руки легли мне на талию, но уже не для того, чтобы оттолкнуть, а чтобы не отпустить. Как и губы — я больше не целовала его, я отвечала на поцелуй. Воздух закончился, вся кровь собралась в голове и, разбушевавшись, гудела. Его руки сжимали уже не талию, а мою шею. И на секунду я испугалась, что он меня придушит. Да… Он отстранил меня, продолжая держать за шею.
— Не смей больше никогда меня целовать, поняла?
Я кивнула. Вернее, он сам кивнул моей головой. Разжал пальцы, и я схватилась за шею, проверяя, цела ли та. Не переломилась? Пока цела… Он оттолкнул мою ногу, слез с дивана. Привалился к стенке с хрусталем и прижался лбом к стеклянной дверце.
— Зачем ты выросла? — простонал он и обернулся. Но только лицом, пряча от меня остальное тело. — Я думал… Я надеялся, что мне это просто показалось. Я ведь не могу тебе нравиться. Не могу…
— Я тебя… люблю… — произнесла я одними губами, но он понял.
Повернулся ко мне теперь всем корпусом и холодно сказал:
— Это пройдет. Это просто влюбленность. Я что-то сделал не так. Прости меня.
Я встала. Перед ним. В полный рост. С задранной им же майке, не одергивая ее.
— Это не пройдет, — я снова говорила одними губами.
— Пройдет. Куда денется? Я еще буду пить на твоей свадьбе.
Я смотрела ему в глаза и молчала. Он в мои. И тоже молчал, а потом тихо произнес:
— Спасибо за поцелуй. Пока не забыл сказать тебе это. Но рыба была вкуснее.
Он улыбался. Мне хотелось врезать ему. Да, со всей силы. По тому месту, по которому бьют только наглецов в клубе. И подлецов в собственной квартире. Я сделала шаг. Нет, налетела на него, но он перехватил мою ногу и прижал мою коленку к своему пульсирующему паху. Нежно. Я стояла, как балерина, как стойкий оловянный солдатик почти полминуты, а потом схватилась за его плечи, чтобы удержать равновесие.
— Не обижайся, Яна. У нас нет будущего. Я слишком стар для тебя.
Он опустил мою ногу, но я не отпустила его плечи.
— Мне не нужно с тобой будущее. Я хочу настоящее…
Он оттолкнул меня, и я пошатнулась.
— Прикуси язык, дура! — прорычал он и, кажется, поднял к моему лицу палец. Да, палец. Это не был пистолет. У меня просто перед глазами все двоилось. — Или я скажу твоему отцу то, что сказал про твою подружку. Но это же не про тебя! — он снова сжал мне плечи. — Яна, ты не такая. Не смей предлагать мне себя, будто ты вещь… И никому не смей себя предлагать!
Руки его переместились мне на спину и прижали безвольное тело к каменной бесчувственной глыбе, которой он являлся. Наверное, всегда.
— Янка, почему ты родилась так поздно, почему…
Я прижалась к нему, запустила руки за спину, вытянула из-под пояса майку и запустила под нее руки — его спина была мокрой, как и моя. Я отстранилась, откинула голову… Он смотрел на меня, но не целовал. Неужели больше не поцелует?
— Твою мать, Березов!
Возможно, отец сказал тогда что-то другое. Мой мозг не зафиксировал. Как и слух — мы оба не услышали, как открылась входная дверь. Мы оба находились в потустороннем мире. Что они тут делают? Они же у дяди Саши до завтра…
Березов не отпустил меня. Просто чуть-чуть подвинул в сторону.
— Игорь, прости, что я не сказал тебе правды, — голос Березова был ровный. Абсолютно спокойный, словно за минуту до появления родителей, хрип вовсе и не вылетал из его горла. — Я боялся, что именно так ты и среагируешь.
— А как я должен реагировать? — голос отца срывался. Не на крик, на шепот.
— Игорь, это не то…
Я боялась поднять глаза. Видела лишь его сапоги. Где мама?
— Мама на кухне.
Значит, я задала вопрос вслух.
— У нее мигрень. И поэтому мы вернулись.
Глаз я так и не подняла. Березов молчал. И в этой тишине мы услышали мамин голос:
— Игорь, пожалуйста, попроси его уйти.
— Игорь, я не хочу уходить, не поговорив. У нас с Яной все серьезно. Я надеюсь, вы не станете нам мешать.
— Игорь, пусть он уйдет! — мама уже стояла в дверях и, видимо, смотрела на мои дрожащие голые коленки.
— Слава, прошу тебя, уходи… Мы поговорим. Только не сегодня. Кате действительно плохо. А Яне… — отец собирался обернуться ко мне, но не сделал этого. — Ей завтра в школу. Ты слышишь, Слава, в школу! — повторил он жёстче, и я попятилась к балконной двери.
— Завтра воскресенье! — проговорил зло Березов. — И вы меня не выставите вон, как мальчика…
— Мы тебя выставим, как последнего мудака! — закричала мать, держа руку у груди. — Ты мудак и есть! Она же ребенок!
— Катя!
Отец попытался вывести мать из большой комнаты, но та скинула его руки.
— Я тебя ментам сдам! — скрежетала она зубами. — Все связи подниму. Не отмажешься.
— Катя! — отец обернулся к Березову. — Уйди сейчас! Приходи завтра!
Березов обернулся ко мне, и отец почти закричал:
— Она останется дома!
Березов молча вышел. Отец следом, как конвоир. Сейчас он вернется за мной. Они меня прибьют за то, чего не было. Как ляпнув то, что ляпнул, Березов может уйти? Он может… Я ринулась было к двери, но не дошла. Пусть уходит. Так даже лучше. Я ему не нужна.
Отвернулась со слезами и увидела на столе пистолет. Надо позвать Березова. Но я не знала, как теперь к нему обратиться… Дядя Слава? Смешно!
Губы мои дрожали. Нет, я просто вынесу ему пистолет. Березов еще не оделся. Я взяла пистолет. И чуть не выронила. Такой он вдруг стал тяжелый! Пришлось перехватить второй рукой.
— Яна! Положи пистолет! — раздался у меня за спиной крик, перешедший на хриплый шепот.
Березов вспомнил про оружие, видимо, обнаружив на вешалке пустую кобуру.
Я обернулась, продолжая сжимать пистолет двумя руками.
— Яна, опусти пистолет, — прохрипел он еще тише.
— Он же не заряжен, — проговорила я тоже шепотом.
— Яна, опусти пистолет!
В квартире стояла тишина. Гудящая.
— Игорь, стой на месте, — Березов не повернул головы в сторону коридора. — Яна, прошу тебя, опусти пистолет. Он заряжен. И ты это знаешь.
— Я это знаю, — повторила я эхом.
— Яна, что ты хочешь?
— Чтобы ты взял меня с собой. Сейчас. Я не хочу оставаться с ними.
— Яна, я не хочу этого делать под дулом пистолета. Опусти его.
Я не опускала.
— Яна, послушай меня. Твой отец прав. Я лучше приеду завтра и мы обо всем поговорим. Яна, будь умницей. Ну же… Опусти пистолет.
Я не опустила. Но рухнула вместе с ним на пол и ударилась лбом о паркет. Так и застыла.
— Игорь, не подходи!
Березов был прав. В любую секунду я могла поднять пистолет и выстрелить. Могла? Могла! Мне не сделали предложение руки и сердца наедине. Мне сделали его под дулом пистолета. Ага, перед глазами отца в страхе за чертов бизнес! Я хотела убить Березова. Из его же пистолета. И я напрягла руки и… перед глазами промелькнул ботинок. Березов вышиб пистолет.
