— Ну и местечко вы выбрали, эна Мирис, — Табрэ поежился.

— Не думаю, что вы предпочли бы в такую ночь гулять по парку, тем более, наряды наши совсем не подходят для таких прогулок.

— Вы правы, и все же я предпочел бы более уютное помещение во дворце.

— Этот разговор конфиденциален, — маркиза понизила голос до трагического шепота. — То, что я хочу вам поведать не для чужих ушей. А где в Ортейне можно избежать слушателей, пусть и невольных? Вы же не ждали, что я позову вас в свои покои в такой час? — теперь в ее голосе сквозило лукавство и явственный намек на того, кому позволено бывать в ее покоях в любое время.

— Конечно, нет, — Искель пожал плечами.

Можно подумать ему нужна королевская любовница. Единственные покои, где он жаждал оказаться этой ночью — комнаты Лотэссы.

Маркиза остановилась у пышного куста фьеррских роз. Табрэ знал, что при свете дня цветы ярко-голубые, но сейчас в темноте они выглядели серыми. Его спутница явно не учла это обстоятельство, останавливаясь именно здесь, скорее всего, затем, чтоб голубые розы оттеняли цвет ее глаз.

— Итак, энья Винелл, что вы хотели мне рассказать? — напомнил Искель.

— Всего лишь правду, эн Табрэ. Вам стоит знать, что дама вашего сердца — эларская шпионка.

— Какая чушь! — он расхохотался. — Право, могли бы придумать что-нибудь более правдоподобное.

— Странно, что у вас вызывают недоверие сведения, исходящие от его величества, — холодное достоинство в словах маркизы поколебало уверенность Табрэ даже больше, чем смысл сказанного.

— Но этого не может быть! Король благосклонен к Лотэссе… то есть, к энье Линсар. Она под его покровительством.

— Наш король, хвала богиням, очень умен, — она снисходительно улыбнулась. — Он понимает, что врагов надо держать близко, не давая им догадаться о том, что их коварство раскрыто. Пока он открывает балы с Лотэссой Линсар и осыпает комплиментами ее, будем честны, очень посредственную игру на гитаре, эн Торн и эн Риз перехватывают ее послания в Элар. Бедняжка Линсар и не догадывается, что Йеланд Ильд или не получает ее шпионских доносов или получает их сильно искаженными. Признайте, умно?

— Умно, — потрясенно пробормотал Табрэ. — Мне, право, больно это слышать. Никогда бы не заподозрил ее в коварстве. Лотэсса казалась таким чистым созданием, светлым и грустным. Это ужасно!

Откровения маркизы и впрямь заставили его страдать. И от внезапного разочарования в идеале, и от осознания, что даже теперь, узнав о ее порочности, он не в силах разлюбить Лотэссу.

— Теперь-то вы понимаете, для чего эта женщина держит подле себя Тьерна с А'Хэссом и особенно вас с Ноланом?

— Для чего? — Искель был слишком поглощен нахлынувшим горем, чтобы здраво размышлять.

— Само собой, чтоб, пользуясь вашими чувствами, узнавать нужные сведения. Ваш отец и брат эна Нолана…

— Я все понял! — он поднял руку, чтоб заставить женщину замолчать. Каждое слово ножом врезалось в сердце.

— Мне жаль, что я причинила вам боль, эн Искель, — теперь она говорила ласково. — Поверьте, я не хотела разрушать ваши грезы. Но его величество всерьез обеспокоен. Влюбленный мужчина пойдет на многое, чтоб добиться расположения своей дамы.

— Король полагал, что я могу выдать важные государственные тайны? — несмотря на отчаяние, он почувствовал себя оскорбленным.

— О нет! Его величество весьма высокого мнения о вашей верности короне и Дайрии, но вы могли стать жертвой обмана. Рано или поздно коварная распутница нашла бы способ заманить вас в покои вашего отца и тогда…

— Распутница?

— Вы ведь не думаете, что она — невинная дева? — презрительно хмыкнула маркиза.

На самом деле, именно так Искель и думал. Даже смирившись с черной душой Лотэссы, он почему-то продолжал верить в чистоту ее прекрасного тела. Хотя, конечно, глупо.

— Можете не сомневаться, она легла бы в постель к любому из вас, если бы сочла это полезным для своих целей. Но пока ей гораздо выгоднее томить вас неразделенной любовью, заставлять разрываться между отчаянием и надеждой. Этой женщине нужно, чтобы вы были готовы ради нее на все.

Что ж, стоило признать в словах Мирис Винелл горькую правду. Он действительно готов был ради Лотэссы на все. И если уж быть до конца честным хотя бы с собой, то попроси Лотэсса добыть отцовские бумаги, он бы, пожалуй, пошел на это. Она — чудовище! Паук, расставивший сети. А он — глупая муха, запутавшаяся в паутине ее темного очарования.

— Лотэссе Линсар выгодно держать вас на расстоянии, но при этом достаточно близко. Она потому и не оказывала явного предпочтения ни одному из поклонников. Чтоб иметь возможность воспользоваться любым из вас. Хотя главной ее целью был ни много ни мало — Валтор Дайрийский.

— Король?! Не может быть!

— Именно так. Однако сердце его величества надежно защищено, храня верность иной привязанности, — самодовольно улыбнулась она.

— Особенно, если он точно знает, что Лотэсса — эларская шпионка, — Табрэ, сам испытывая боль, не удержался от искушения уязвить маркизу.

— Так или иначе, королю опасаться нечего. А вот за вас он переживает. Его величество предпочел бы, чтоб рыцари его двора оставили распри из-за недостойной женщины. Вам не стоит ссориться с друг другом. Куда лучше отомстить той, что стала причиной вашей вражды.

— Отомстить? — как во сне отозвался Искель, завороженный этой идеей.

— Именно! — даже в полутьме было видно, как вспыхнули глаза Мирис Винелл. — Отомстить за предательство, за ваши растоптанные чувства и растерзанное сердце.

— Вы правы, — пробормотал он. — Порази меня Изгой, еще как правы!

— Не сомневаюсь. Поверьте, эн Табрэ, мне горько быть черной вестницей, но я вижу свой долг в том, чтоб рассказать вам правду и предостеречь от роковых ошибок.

— Не корите себя, эна Винелл. Я благодарен вам. Надеюсь, вы не обидитесь, если я оставлю вас? Мне нужно побыть одному.

— Ну, разумеется. Я все понимаю, — маркиза ободряюще прикоснулась к его плечу. — И помните, исцеление всегда приходит через боль.

Но Искель уже не слушал ее. Он поспешил к выходу, вновь и вновь повторяя одно слово: «отомстить».

Лотэсса плакала, не в силах остановиться. Хорошо еще, что графиня Фиделл после того, как король отослал ее, отправилась к себе. По крайней мере не пришлось лгать ей, выдумывая объяснения. Рыдать в присутствии фрейлины было бы ужасно, но и удержаться от слез вряд ли получилось бы. А так у нее хотя бы есть возможность выплакаться в одиночестве.

Тэсса не помнила, когда ей в последний раз было так больно. Когда Ильд решил прибегнуть к силе кольца? Когда тегнари показал в зеркалах смерть Альвы? Когда узнала о гибели Эдана?

Девушка ужасалась тому, что она сравнивает ничтожную личную обиду со страшными трагедиями и сгорала от отвращения к собственной слабости. Но боли не было до этого дела. Она рвала сердце раскаленными щипцами, царапала душу осколками разбитых надежд и с удовольствием топталась на руинах рухнувшего мира.

Тэсс, свернувшись, лежала на кровати, то терзая нервными пальцами шелковые покрывала, то вытирая ими слезы. Она прятала лицо в подушки, когда рыдания становились непозволительно громкими.

Как же больно! Больно до конца сознавать, что человек, которого она любила на самом деле, потерян навсегда. А тот, которого она знает теперь, лишь выглядит так же, да носит то же имя и корону на голове. Валтор, которому отдано ее сердце давно мертв, точнее канул в небытие вместе с целым миром. И это она позволила ему сгинуть, обменяв жизнь любимого на жизни брата и подруги.

Лотэсса не пробовала утешить себя тем, что Маритэ в сущности не спрашивала ее мнения, разворачивая колесо времени в обратном направлении. Сейчас, как никогда остро, она ощущала, что предала Валтора, обрекла его на смерть, соблазнившись копией. И ведь она так долго верила, что любит короля Дайрии. Бросила ради него Эдана. И Альву по сути бросила, даже не попробовав разыскать ее. Она так хотела быть рядом с Дайрицем!