Затем Хэнн извлекла откуда-то мешочек и высыпала из него груду палочек, раскрашенных в синий и черный цвета и камешков со странными знаками. Все это добро она разложила на деревянном подносе, на котором Элвиру обычно приносили еду.

Торн слышал о рунах, но видеть прежде не доводилось. Он представлял себе руны иначе — в виде табличек с надписями-предсказаниями.

Хэнн велела ему взять руны в горсть и затем бросить обратно на поднос.

— Похоже на игру в кости, — заметил Торн.

— Она и есть, — усмехнулась старуха. — Только играешь не с человеком, а с собственной судьбой.

Элвир не собирался принимать эту женскую забаву всерьез, но при словах Хэнн испытал какое-то странное беспокойство.

После того, как брошенные рукой Торна руны улеглись на подносе, Хэнн их не сдвигала, очевидно, чтоб сохранить узор его «броска». Только брала тот или другой камешек в руки, подносила к глазам, хмыкала, цокала языком или качала головой, а затем клала обратно — ровно на то же место, откуда взяла.

— Ну что там? — поинтересовался Элвир, которому скучно было просто смотреть на эти манипуляции. — Я буду жить долго и счастливо?

— Не мешай! — цыкнула на него Хэнн, потом уже спокойнее добавила. — Все скажу, подожди только.

Ждать пришлось довольно долго, Хэнн пристально всматривалась в каждый камешек, и чем дальше, тем изумленнее становилось ее лицо. И хотя Торн по-прежнему считал эту затею глупой, ему не терпелось слышать, что же удивительного старая женщина там углядела.

— Никогда такого не видела, — заявила она, наконец оторвавшись от изучения рун. — И тебе они говорит в точности то же, что и нашей девочке.

— Альве?

— Ей самой, — кивнула Хэнн. — Если честно, я пришла к тебе только чтобы проверить то, что руны сказали Альве. Иногда даже мне не так-то просто понять их язык. Но тут сомнений быть не может, вам обоим они пророчат одну судьбу. Одну на двоих.

При этих словах Элвир испытал смешанные чувства. С одной стороны, он был рад, что судьба не разлучит его с Альвой Свелл. В общем чего-то в этом роде он ждал и хотел услышать. Но в то же время, Торн был слишком рациональным человеком, чтоб избежать подозрений, что старая служанка Свеллов все подстроила, чтоб свести его с со своей юной госпожой. Элвир полагал, что Хэнн куда проницательнее того же Барниса и сразу углядела в раненном рыцаре птицу высокого полета. Почему бы ей не придумать всю эту затею с гаданием, чтоб убедить дайрица обратить внимание на Альву? Интересно, девушка рассказала ей о предложении Торна, отправиться с ним в Тиарис?

— Смотришь на меня так, будто я вру, чтоб тебя окрутить, — с укоризной заметила Хэнн.

— Вы что, мысли читаете? — невольно вырвалось у Торна.

— Нет, я читаю руны, но мысли твои угадать не трудно. Так вот, послушай, мне от тебя ничего не надо, а госпоже моей и подавно. То, что я скажу тебе — не хитрость, а милость. И я не знаю, какое добро больше — вылечить тебя или раскрыть правду о твоей судьбе. Дальше поступай с этим знанием, как хочешь.

Элвир хмыкнул в ответ, но спорить не стал. На самом деле, что бы там ни наговорила Хэнн, он поступит так, как сочтет нужным.

— Когда я разложила руны для Альвы, они сказали, что вы связаны. Теперь они говорят то же самое. Вы как будто знали друг друга прежде…

— Это неправда, — перебил Торн. — Мы никогда не встречались.

— Я и не говорю, что встречались, но вы связаны и предназначены друг другу. Руны говорят, что ваша связь сильнее смерти.

— Если это что-то и значит, то лишь то, что Альва спасла мне жизнь.

— Ты так и будешь без конца перебивать? — рассердилась Хэнн. — Хотя я все сказала. Альва — твоя судьба, а ты — ее. Хочешь уйти — уходи, все равно вернешься.

Элвиру хотелось спорить, ему не нравилось, что все словно решили за него. Не нравились все эти разговоры про судьбу и предназначение. Да, Альва стала очень дорога ему, но судьба тут не при чем. Даже в том, что лицо девушки являлось ему в бреду нет ничего магического, ведь она была последним человеком, которого он видел прежде чем впасть в беспамятство.

— Это все, что вы хотели сказать? — сухо спросил Торн. — Что ж, это было очень занимательно.

— Да, это все. Теперь я уйду, — она принялась собирать свои руны в мешочек, что-то ворча себе под нос — достаточно тихо, чтоб нельзя было разобрать и достаточно громко, чтоб выразить свое недовольство.

Когда старая Хэнн уже стояла у дверей, Элвир спросил:

— Альве вы сказали то же самое?

— Да. И она так же фыркала, как и ты. Глупые дети! — осуждающе произнесла Хэнн и скрылась за дверью.

Оставшись один, Элвир понял, что злится. Он думал, что гадание позабавит его, но в итоге чувствовал себя так, словно его поймали на чем-то недостойном. Хэнн выставила все так, будто у него есть долг перед девушкой, который он отказывается выполнить. Но она не права. Плевать на судьбу и прочие глупости. Разве он не сделал все возможное, чтобы быть с Альвой?

Все возможное? Неужели пост фрейлины при дворе — единственное, что влюбленный мужчина может предложить девушке, похитившей его сердце? Пора бы уже быть честным с собой — он влюблен в Альву. Может статься, что это блажь, следствие вынужденного одиночества и скуки. Старый, как мир поэтический сюжет — рыцарь отдает сердце выходившей его деве. Справедливости ради стоит отметить, что врачеванием его ран занималась старая Хэнн, зато спасением он обязан Альве. Она приходила к нему, разгоняла тоску и боль разговорами, да и самим своим присутствием. Нет ничего удивительного в том, что девушка завладела его мыслями и сердцем. Но так же не будет удивительным, если вся эта романтическая привязанность рассеется как наваждение, стоит ему оказаться в привычной обстановке.

Но то, что переполняет его сейчас, иначе как любовью не назовешь. А любимую женщину порядочный мужчина хочет видеть своей женой. Странно, что он впервые за все это время позволил себе задуматься о таком выходе. Неужели все дело только в разнице их положения? Значит, можно полюбить девушку, которой не посчастливилось родиться богатой и знатной, а жениться на ней — нельзя? Нет ничего зазорного в том, чтобы связать судьбу с женщиной более низкого положения. Но только не в том случае, когда ты практически второй человек в государстве, и твой король может иметь виды на твой брак, как и на свой собственный. Элвир давно свыкся с мыслью, что его рука и сердце принадлежат интересам короны в большей степени, чем ему самому. Лучшее, на что он мог надеяться — проникнуться душевной склонностью к даме, которая подойдет на роль эны Торн. Любовь и уважение, возникшие в союзах, заключенных из династических, финансовых и политических причин — не такое уж редкое дело. Взять хотя бы его родителей. Но брак по любви с простой дворянкой, да еще и эларской — это очень смелый шаг.

Элвир вспомнил герцога Линсара, стоявшего к эларскому престолу ближе, чем Торн — к дайрийскому. И несмотря на свое положение Оро Линсар решился жениться на никому неизвестной девице из Норты. Когда это случилось Элвир был совсем ребенком, но все равно помнил скандал, докатившийся даже до Тиариса. Но скандал пошумел и утих, а герцог, надо полагать и по сей день не пожалел о своем выборе. Торн никогда не видел эну Линсар, но полагал, что сия дама была в свое время очень хороша, если судить по красоте ее дочки, заявившейся в Тиарис в начале весны. В конце концов, почему он не может позволить себе то же самое? Ведь Валтор Дайрийский не только его король, но и его друг. Он должен понять. Кроме того, Валтор ни разу напрямую не говорил о том, что имеет матримониальные виды на Элвира. Зато к себе в этом плане король предъявлял самые строгие требования. Никакой свободы в выборе супруги дайрийский король для себя не видел. Союзы монархов — это союзы держав, тут ничего не поделаешь. Но ведь Элвир — не король, и даже по большому счету не член королевской семьи. Хоть он и состоял в родстве с Малтэйрами, но оно было настолько дальним, что не подлежало точному определению.