Чайка промолчал. Видно было, что тут он отчасти осведомлён. Я продолжал:
— Абсолютная. Ты даже не представляешь, каков на самом деле подземный город.
— А не хотите вы загнать нас в катакомбы в качестве рабочего скота?
До чего же надоели эти унылые сказки!
— Вампиры не видят смысла ни обременять себя рабами, ни затевать новую войну. Если и есть у вас на планете союзники, а не враги, так это мы, и пора это понять. Для общего блага.
— Мы уже поняли, — сказал Чайка. — Потому и хотели заполучить для космического проекта вампира.
— Ага, похитив его тайком и пустив на опыты, — не поверил я.
Точнее, сделал вид, что сомневаюсь. Чайку эта тема тоже, вероятно, достала, он только что зубами не заскрежетал, но я невинно сделал вид, что ничего не заметил. Мне выходила забава, а он держал себя в руках.
— Ну прости! Опасались мы всего, да и не уверены были, что действительно есть смысл привлекать кого-то из вас к самому секретному предприятию.
— Почему?
— Из-за скандального способа питания, непереносимости солнца и прочих серьёзных ограничений, — с досадой сказал Чайка. — Сам должен понимать.
— Люди любопытные существа, — ответил я ему. — Неугомонные и стремящиеся всё познать и разведать. Как много тестов и способов придумали они для того, чтобы извлечь для рассмотрения ту или иную истину. Упустили из виду только один.
— Какой? — не выдержал Гессе, потому что я отвернулся и уставился в окно, словно разговор был окончен.
— Спросить, — ответил я.
Они или обиделись, или решили, что я шутки шучу, поскольку предложенным алгоритмом так и не воспользовались, а там и поздно стало, потому что впереди в сумеречном мареве загорелась огнями наша любимая столица. Глядя на неё с этой новой позиции, я потерял интерес к разговору. Смотрел и восхищался, словно видел этот город впервые. В какой-то степени так оно и было.
Перемены во мне постепенно приживались, словно некто куда более мудрый чем я расставлял их по законным местам, заново обихаживал интерьер моей изменённой сущности. Глядя на планету сверху, я словно протёр глаза и зреть стал тоже по-новому. Не брался в точности судить — как, но знал, что всё это мне пригодится, причём довольно скоро. Интуиция подсказывала, а выручала она меня уже не раз.
Площадка встретила слабым ветром и множеством знакомых запахов, что потекли со всех сторон. Я с удивлением отметил для себя, что там, на ракетной базе, фиксировал кучу новых, но ничуть этому не удивлялся, сейчас же едва не размяк от привычных ароматов. Словно пустил корни, а делать этого не следовало: меня ведь заманивал к себе высокий горизонт.
— Ребята, съездите без меня, — сказал Чайка нарочито виновато потупя глаза. — Я на доклад к начальству.
Не желал показывать нам высокое начальство или нас ему — намечались два варианта внезапной манерности. Я не стал пока заморачиваться ерундой. Выяснить, откуда Чайка получает указания, не составляло для изначального большого труда. Я в столице не только корни пустил, но и влиянием оброс. Скрывал его только, чтобы другие не завидовали.
— Обойдёмся без няньки: не думаю, что кто-то рискнёт обидеть такую героическую парочку как мы с Гесом, — ответил я, и заметил, что спутник мой приосанился, словно я говорил всерьёз.
Вот как? Ну и ладно. Вечно они не понимают моей глубинной сути, потому серьёзные вещи воспринимают как легковесный розыгрыш, а на шутки покупаются не торгуясь. Далеко нам все ещё до пронзительного света всеобщего постижения. Впрочем, переживать по этому поводу будем позже.
Мы спустились вниз на ближайшем лифте, и я купил в киоске одноразовый телефон.
— Не хочу пугать моего постояльца, вваливаясь в нору с тобой вместе, лучше объясниться заранее, да и проверить там он или успел слинять.
— А ты велел ему оставаться на месте и сидеть тихо?
— Конечно, только люди ведь никогда не слушают добрых советов.
Гессе хмыкнул, но возражать не стал, как видно человеческое непокорство заставляло его ещё больше гордиться собой. По мне так толика ума и здравомыслия виду хомо бы не повредила, как сейчас, так и в долгосрочной перспективе, но я полагал, что говорить на эту тему бессмысленно. От болтовни они точно рассудительнее прежнего не станут.
Никон, когда я до него дозвонился, обрадовался так, словно мы услышали друг друга после неимоверно долгой разлуки, и я минимум отправлялся с экспедицией на полюс или в космос летал. Поначалу я встревожился, опасаясь, что кто-то ещё пытался до него добраться и повредил ненароком товар, но бедный парень всего-навсего соскучился в одиночестве.
Когда я объяснил ему, что нашёл работу для нас обоих, он притих, взволнованно дыша в трубку, а потом начал неуверенно выспрашивать подробности. Я пообещал, что расскажу всё при встрече, знал, что сумею заинтересовать.
Гессе слушал беседу молча. Не возразил ни словом, когда я затем позвонил на мои станции, чтобы справиться как там идут дела, лишь когда закончил, поинтересовался без особого интереса:
— Бизнес не захиреет в твоё отсутствие?
— Не должен. Я не хожу туда как на работу, просто узнаю, всё ли в порядке. Альберта не только клерк, но и управляющий. Она ответственна и отлично справляется с делом. Обязанностей немного: следить чтобы на каждой станции был дежурный, да изредка организовать мелкий ремонт. Большинство операций автоматизировано, зарплата работникам тоже перечисляется со счёта на счёт. Я не слишком богат, но мне хватает, да и не в моём характере убивать века на зарабатывание денег. Если достаточно того, что есть, то всё остальное уже лишнее.
— Интересная точка зрения. Я наоборот полагал, что долгоживущие хотят загрести как можно больше.
— Гессе, жизнь всё равно любого из нас переиграет, мне отсюда это уже очень хорошо видно, так что поверь на слово и не парься.
Он уставился на меня так, словно услышал нечто тревожное или неподобающее, и я отметил про себя этот момент, отложил в память как денежку в банк, хотя сделал вид, что не обратил внимания на его быстро подавленное замешательство.
Никон встретил нас насторожённо. Не ожидал, что я приду не один. Мои уверения в безопасности происходящего не слишком его успокоили, и он опасливо косился на Гессе ровно до тех пор, пока я не объяснил ему, что из себя представляет этот выставочный экземпляр самца.
Куда только девался страх, откуда только взялся энтузиазм. Мой мускулистый приятель избавился от куртки и рубашки быстрее, чем сам сообразил, что происходит. Никон разоблачил его словно руководила им пылкая любовь, да так оно, в сущности, и было.
Я не вслушивался в жадные торопливые вопросы специалиста и куда более медленные и неуверенные ответы подопытного, знал, что теперь Никон не отклеится от моего приятеля, пока не напитает информацией хотя бы первый слой своей страсти к познанию.
Наблюдать за ними было занятно. Терранин прощупывал мышцы пальцами, заставлял напрягать и расслаблять их и отчётливо тосковал от отсутствия каких-то приборов, названия которых время от времени мелькали в его жалобах и маловразумительных восклицаниях. Беседу это не оживляло, но я полагал, что он до вышеназванного оборудования, несомненно, доберётся. Каждого можно поманить сладким кусом и добиться нужного результата.
Пока эти двое занимали друг друга, я сделал ещё несколько звонков. Была проблема, о которой я пока умалчивал, но размышлял о ней временами. Не сходились у меня вероятности. Гессе мог без труда отыскать Верне по каким-то их маячкам, но вот на меня он вышел явно с чьей-то подсказки, и я хотел знать, кто так мило подставил старшего изменённого и почему. По нашим законам такие фокусы заслуживали наказания, и это ещё мягко сказано. На вопрос следовало любой ценой добыть ответ, а свернуть провинившемуся шею — уже как получится.
Две-три осторожные беседы помогли сузить круг подозреваемых, но я всё ещё колебался с выбором, хотя и полагал что забота срочна, когда решение пришло само собой, без лишних усилий с моей стороны.