— А игры затеяли для того, чтобы отбирать незаметно требуемых специалистов?
Моя догадливость не рассердила Чайку, напротив, я видел, что он испытал облегчение, обнаружив, что я спокойно принимаю истину такой, какая она есть.
— Да. Мы долго спорили об этом, я и мои компаньоны, игры создали, чтобы отвлечь возможный надзор, заставить тех, с орбиты, устрашиться жестокости дикарей и брезгливо отворотить рожи. На самом деле большинство истязаний, которыми подвергали друг друга игроки не выходят за рамки допустимого, жёсткости и жестокости происходящему добавляли средства массовой информации, куда мы сливали то, что нам было выгодно.
— Не особенно гуманно, ну да не мне об этом рассуждать. Вам следовало сразу привлечь вампиров, дело двинулось бы скорее.
— Теперь я думаю точно так же, но поначалу мы не рискнули вмешивать ваш народ в свои дела. Ты не поверишь, но живя бок о бок мы очень мало о вас знаем.
Прозвучало странно, хотя я и не удивился. Как только что выяснилось и мы, вампиры, не всё прозрели о людях. Вот ведь несуразица какая: существовали рядом, каждый день встречаясь, сталкиваясь два вида разумных существ, но так и не сумели за века по-настоящему сблизиться. Шагнуть навстречу друг другу, потому что свела вместе общая беда и следовало вкупе из неё выкручиваться.
Фигурально выражаясь, рыли каждый свой тоннель и страшно удивились, когда выяснилось, что копали в одну сторону. Видимо общее происхождение от человечества мозги никак не просветляет. Хотя… Раз не поубивали друг друга в первые годы карантина, значит, не так безнадёжны, как те, так и другие.
Гессе кутался в простыню, насколько я понял, не стыдливости ради, а просто его знобило, но за штанами отлучиться себе не позволил. Опасался, что я поколочу его начальника? Вряд ли. Интересно ему было, горел жадным вниманием, не хотел терять ни слова из беседы, хотя чего нового он мог услышать?
Нет, иначе. Здесь, сейчас, по сути дела, вершилось наше общее будущее, ведь, намереваясь выдернуть для опытов не самого завалящего вампира, потому что молодняк, перший к ним в игры на заработки, мало на что годился, они случайно подцепили одного из изначальных, способного помочь и весьма существенно, ну или помешать в той же пропорции. Это да. Они подозревали второе и не догадывались о первом, но я решил пока и не встревать с предложениями услуг. Для начала следовало разобраться с тем, что есть.
Чайка рассказывал всё более воодушевляясь, о том, как увлечённые идеей люди выискивали по крохам ещё не утраченные сведения, лакуны заполняли расчётами, а временами и догадками, бились день за днём, пытаясь попасть точно в цель с первого раза, потому что никаких испытаний нельзя было устроить. Взгляд с орбиты мог заметить запрещённый старт, и тогда последовала бы жестокая кара.
До сих пор земляне в нашу жизнь не вмешивались, по крайне мере доказанного воздействия ни наши, ни «ихние» не обнаружили: то ли брезговали заражёнными, то ли полагали неизбежной нашу скорую погибель. Просчитались. За века люди расселились по планете, хотя всё ещё занимали лишь незначительную её часть, но не захирели, а вполне успешно размножались. Что думали по этому поводу наверху, нам никто не говорил.
Я внимательно слушал изложение ракетной эпопеи, потому что у нас вампиров, ведь тоже имелись наработки, способные принести пользу, и заодно прикидывал, сумею ли пристроить их к делу. По всему выходило, что вполне. Ошибиться мы не имели права, а значит и объединение усилий выглядело обоснованным. Дойдя до того знаменательного момента, что многолетние старания, наконец, принесли плоды, и ракета, почти готовая, практически стояла на стартовой позиции, Чайка умолк.
Я понял, что сейчас он перейдёт к главному, самой секретной части всего предприятия, причине, по которой, не имея возможности пока попользоваться кораблём, люди, замешанные в это грозящее многими неприятностями попрание правил, принялись готовить к полёту будущий экипаж.
Гессе нервно дрожал рядом, отвлекая и раздражая глупыми проявлениями человеческой физиологии, потому я встал, сдёрнул занавеску с фальшивого окна, зачем-то вполне достоверно нарисованного прямо за столом, и кинул ему на плечи.
— Укутайся и заберись с ногами в кресло, а то копыта почернеют и отвалятся.
Он благодарно принял тряпку и охотно сменил позу. Послушался, не прекословя попусту, недавнего лютого врага! Я от удивления чуть в осадок не выпал, но отвлекаться не стал.
— Ладно, Чайка, ты уже сказал так много, что держать паузу перед главным не обязательно. Я в любом случае никому вас не выдам, потому что претензий к землянам у меня ещё больше чем у людей. Я ведь помню весь этот ужас, так хорошо, словно всё происходило вчера, и поддержу любую вашу попытку изменить позорную ситуацию, даже если эскапада заранее обречена на провал, но способна снабдить обе стороны новым пониманием момента. Говори, что вы там нарыли ещё и какие сделали выводы.
Чайка судорожно вздохнул, словно бросаясь с обрыва в воду, но Гессе и тот нахмурился, не одобряя запоздавшую манерность.
— Ладно, Северен, но это действительно очень серьёзно, и я доверяю тебе то, что сейчас скажу, с условием ни с кем этим не делиться. Вообще ни с кем.
— Хорошо, дальше.
— Как я уже говорил, люди, наши предшественники, всё записывали хранили на всех носителях, что удавалось достать, и пытались конечно же анализировать эти сведения. Понять, какие сигналы идут к спутнику, какие от него, разобраться в кодах, частоте сообщений, их объёме. Сам я не специалист, так что в деталях объяснить не смогу, но работа такая шла с той поры как воздвигли приёмное устройство, то есть период получился достаточно протяжённый. И вот не так давно, ну по меркам всего происходящего, а так уже лет тому пятьдесят, наблюдатели отметили, что закономерность сигналов изменилась, точнее говоря, они стали более редкими, зато регулярными, и те из них, которые специалисты квалифицировали как входящие почти полностью прекратились.
— И какой вывод сделали люди? — спросил я, заметив, что Чайка опять замялся, словно боясь продолжать.
Я понимал, как трудно ему раскрывать тщательно хранимые тайны, потому не раздражался от необходимости подстёгивать человека.
— Они говорят, что выглядит ситуация так, словно прежде на борту орбитального комплекса находились наблюдатели-люди, а теперь остались лишь автоматы.
— Любопытно, — сказал я. — Но хочу чётко уяснить ещё один момент. Станция вращается вокруг планеты, и поэтому в поле зрения вашего прибора находится не постоянно, а примерно половину суток. Остальное время вы лишены возможности её видеть. Информация получится неполной и нет гарантий, что нас не пытаются обмануть.
— Это так, — ответил Чайка грустно вздохнув. — Мы заселили лишь малую часть суши и в дальних пределах она пуста. Люди не так давно начали отправлять корабли в моря обратной стороны мира, а воздушный транспорт у нас вообще пока не очень развит. Ты правильно отметил этот момент, наше главное сомнение. Поскольку земляне могли заподозрить, что не только они за нами наблюдают, но и мы за ними присматриваем тоже, постарались бы перестроить режим так, чтобы важные события приурочить к минутам, когда станция находится за планетой. Например, суда, привозившие смену, имели возможность причаливать как раз в такие промежутки обращения.
— Думаешь, земляне хотели заморочить нам голову? Сделать вид, что наверху всё ещё люди, чтобы мы опасались делать глупости, ведь каждый из нас считает, что технику обмануть проще чем живого соплеменника.
— Кто их знает, — вздохнул человек. — Только два года назад, нам удалось отправить в плавание судно, на котором мы разместили аналогичную установку, пусть и меньшей мощности, и вот за последние месяцы тотальных наблюдений нарушений ритма зафиксировано не было.
Что-то во всём этом просматривалось. Некое рациональное зерно. Наскучив нами, люди изначального мира вполне могли оставить для надзора одних роботов. Нам бы об этом и не сказали, да. За прошедшие века потомки первых переселенцев стали для Земли совершенно чужой расой. Не врагами, не друзьями — ничем. Колонией болезнетворных бактерий, что для безопасности держат в плотно закупоренных сосудах.