— Что смотришь, вампир? Завидуешь?

— Интересуюсь, — ответил я сдержано.

Вставать и не подумал. Нравится ему возвышаться надо мной, доставляя себе неудобства — его проблемы. Я прислонился к стенке и вытянул ноги, скрестив их, несмотря на то, что браслеты изрядно мешали.

— Вот и мы любопытствуем, почему ты от нас бегаешь, тогда как намерения были показаны самые мирные.

— Ничего себе! Вы прибили мальчишку, а я должен рассчитывать на любовь и взаимопонимание? Странные представления о дружестве ты пытаешься внедрить в наш диалог.

Человек шевельнулся. Слегка сменил позу и, по моим ощущениям, сделал это непроизвольно. Я уловил едва заметный оттенок замешательства в его непреклонной язвительности и сообразил, что не всё обстоит так просто, как мне казалось ещё недавно. Следовало сразу сделать поправку на человеческие глупость и разгильдяйство. Она всегда оказывалась к месту.

— Это вышло случайно? — уточнил я. — Ты не рассчитал силы, потому и прибил малыша Верне?

— Не твоё дело! — огрызнулся он, но я уже понял, что прав. — Будешь задавать лишние вопросы или дерзить — накажу.

— Ну ладно, — сказал я примирительно. — Извини, я не хотел тебя задеть. Может быть, для начала представишься? В прошлый раз, помнится, мы познакомиться не успели.

— Гессе меня зовут, хотя тебя это и не касается.

— Северен. Я понял: ты крут и грозен, но не уловил, какого рожна вам от меня надо, пришельцы с орбиты, или кто вы там есть на самом деле. Может объяснишь, раз у нас есть время, скамейка и возможность?

Он поглядел на меня, прищурив глаза, словно подозревал в краже груш из своего сада, но сдержал недовольство и ответил довольно мирно и даже пространно.

— Многие считают, что давнее недоразумение было ошибкой, и пора разобраться в происходящем на вашей планете, сделать выводы и как-то поменять отношение к живущим на ней людям и тем, кто людьми когда-то был.

— Вы долго ждали, — сказал я.

Поезд уже ушёл, хотя на нашей планете нет развитой железнодорожной сети: не успели толком завести, хотя вроде бы планировали — я особо не интересовался.

Что-то в происходящем не на шутку напрягало, хотя я и не понимал пока причин тревоги. То есть следовало, конечно, прежде всего переживать за свою судьбу, поскольку ничего хорошего она по первому впечатлению не обещала, но другой слой беспокойства страшил в большей степени. Про себя я по-прежнему рассуждал так, что пожелай эти люди со мной расправиться, уже сделали бы это, а намеревайся мучить, не вели бы сейчас разговоры. Пока не возникало оснований сомневаться в предыдущих выводах.

Нынешний собеседник, этот Гессе, не производил впечатление человека большого ума, я рассчитывал его обмануть показным смирением и ложным дружелюбием. Я часто так поступал с другими людьми, и обычно срабатывало.

— У нас были резоны! — ответил он резко. — Прокатись эпидемия вампиризма по всему обитаемому миру, гибель человечества оказалась бы почти неминуема.

Ну да, под грохот этой древней демагогии нас и закатали в асфальт. Я помнил, а сейчас подумал, что не сработавшее тогда теперь вовсе стало бесполезным.

— Я так не думаю. Здесь мы живём, здравствуем, процветаем и научились: одни мириться с соседством изменённых, другие — сдерживать свои потребности на приемлемом уровне. Надеюсь ты в курсе, что с момента начального заражения прошёл не один век.

Он важно кивнул:

— Да, мы внимательно наблюдаем за вами.

— Орбитальная станция. Я осведомлён, как и любой из нас. Вижу её ночной порой, она пролетает над головами в неведомой вышине и надменно не желает сообщать о своих намерениях.

— Исключительно научных, заметь! — подчеркнул он.

— То есть, для уничтожения нашего мира вы отдельно подгоните боевые корабли? — спросил я, изображая святую наивность.

Массивные кулаки сжались так, что побелели костяшки пальцев, но по черепу мне не прилетело. Не иначе человеко-монстр помнил, что случилось, когда он в последний раз пустил в дело свои грабли. Теперь я почти не сомневался, что тот инцидент произошёл без злого умысла, хотя прямо мне и не ответили. Наверное, Гессе собирался силой вернуть новодельного вампира к родным пенатам, а вовсе не отрывать ему напрочь башку. Должны же были эти высокомерные люди изучить нас прежде, чем убивать направо и налево.

— А ты не боишься, что я тебя покусаю и заражу своим проклятьем? — поинтересовался я, стараясь не улыбаться. — Мы тут наедине, без свидетелей, никто за тебя, сиротинку, не заступится.

Он поморщился, но не рассердился на подколку.

— Выяснили уже, что здешние вампиры отличаются от тех, про кого сочиняли сказки ещё на Земле.

— Тем, что мы настоящие, а не придуманные?

— Не только, но чтобы разобраться как следует, потребуется много тестов и времени.

Это я и без него отлично знал. Ага, а то мы не делали опытов за прошедшие сотни лет. Можно сказать, только этим и занимались, пытаясь понять, когда происходит заражение и где, как работает принцип избирательности и почему. Не скажу, что совсем ничего не разузнали, но весь багаж накопленной информации давал лишь вероятность события и места, а точного ответа мы так и не получили. Возможно, его и не было. Так я начинал думать по прошествии веков, только с другими своей мудростью не делился.

Я ведь говорил уже, что немало добровольцев стремилось на наш путь. Эти люди годами пытались подцепить вирус (хотя никто не доказал, что это именно инфекция), но выходило далеко не у каждого. Я бы даже сказал, что сильное хотение как раз мешало процессу. Беда в том, что какова бы ни была причина изменений, её не удалось достоверно установить. Если действительно происходило заражение, то к тому моменту, как запускался механизм преобразования, вирус исчезал из организма напрочь, не оставляя после себя следа, за исключением самих свойств нового тела.

— То есть, меня вы пустите на опыты? — уточнил я добродушно.

— Ну, на части не разберём, — ответил он с грубоватой прямотой, но ткани возьмём на анализ, да уже забрали часть материала, только на тебе заросло всё как на собаке, потому и не видно.

— Как удобно, правда?

Он опять прищурился на меня не столько с угрозой, сколько преодолевая некие сомнения, а потом я неожиданно дождался комплимента:

— Ты хорошо держишься, Северен. Я думал, что ты трус: убегал ведь так что только пятки сверкали, но ты осторожен и кто бы осудил за это существо, вынужденное прятаться от солнца, серебра и злых людей.

— Осиновые колья забыл.

— Здесь не растут эти деревья. Мы проверяли.

— Утешительно, не так ли? Как и размышлять о том, не превращаешься ли ты в чудовище сам, прямо сейчас, потому что побывал на заражённой планете без скафандра.

Он разглядывал меня свысока, но я как-то быстро сообразил, что уже жалеет мой милый собеседник об отсутствии в камере второго сиденья. Надменная поза не работала, поскольку я не подавал виду, что устрашён. Я и не был напуган: понимал, что если не драться с этим типом, то с ним вполне можно совладать. Впрочем, и исход честного боя почти наверняка оставался за мной. Гессе столкнулся с изменённым один раз и не представлял, насколько сильнее неофита может быть старший вампир, копивший могущество долгие годы.

— Ну я не совсем человек, — произнёс он снисходительно. — Ты мог бы заметить, что силы наши не только равны, но я превосхожу тебя мощью. Наука далеко двинулась вперёд в том большом мире, так что ваш мнимый перевес никого больше не волнует и не пугает. Привыкай, вампир!

Надеюсь, моя ответная улыбка выглядела достаточно коварной. Я, естественно, не мог удержаться от ядовитой парфянской стрелы. Чего я должен кого-то жалеть? Я сказал:

— Ты размышляй, размышляй. Наука наша наверняка отстала от той, что обитает за орбитой — это да, зато практик мы имели немало. Всего не постигли, к сожалению, зато убедились, что не застрахован от преображения никто. Понимаешь? Вообще никто. Всегда помни об этом: днём, ночью, в другое время суток. Твои наживные мышцы не сделали тебя неуязвимым сейчас, не защитят они в дальнейшем.