— Правда дала бы мне правду, — настаивал Ленар. — Рассказывайте, почему на вашем корабле девственно пустой холодильник. Только не говорите, что у вас испортились все продукты разом.
— Мы все съели, — обреченно отпустил Илья. — Наш рейс сильно затянулся, и запасов еды не хватило.
Ленар откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди. Вильма сидела неподвижно, и лишь ее глаза бегали от одного края стола к другому. Она не знала, зачем вообще присутствовала при этой беседе. Возможно, присутствие давало ей чувство контроля. Возможно, она верила, что пока она рядом, эти двое дураков не подерутся и не наделают чего-то непоправимого. Так она себя убеждала, но подсознательно понимала, что просто хочет защитить Илью. Ее на борту меньше всех заботило то, сколько лжи залили ей в уши. Она слишком устала от правды и была рада согласиться на любую сладкую ложь, пару часов в космическом бассейне и здоровую улыбку человека, который все это ей подарил. Так или иначе, теперь по кают-компании полился поток какой-то субстанции, подозрительно похожей на правду. Вильма с отвращением впитывала его, словно жизненно-необходимое лекарство с ужасным вкусом. Периодически Ленар прерывал рассказ, чтобы задать уточняющие вопросы, и мысленно взвешивал услышанные ответы, а Вильма лишь рисовала картинки в своей голове и фантазировала о том, через что именно пришлось пройти экипажу Пять-Восемь.
Никто не сомневался, что Илья врал про бюрократическую ошибку, но он, наконец-то, решился признать очевидное. Пятьдесят пять лет назад буксир Пять-Восемь шел по межзвездному пространству, тягая на прицепе астероид класса М, массой в сорок два миллиона тонн, но сама история всех злоключений началась значительно раньше, примерно около восьмидесяти лет назад. Все случилось так, как Илья ей и рассказывал. Станцию «Магомет» списали, рабочих начали вывозить пассажирским транспортом. Транспорта не хватило для шестидесяти семи человек, и их пообещали вывезти следующим рейсом. Все шестьдесят семь человек легли в криостаз, а через десять лет их разбудила автоматика, и они начали догадываться, что никакого следующего рейса не будет. Знать, что произошло, они не могли. Возможно, произошла какая-то катастрофа с летящим за ними транспортом, но они были склонны считать, что про них просто забыли и бросили, и ждать эвакуации не было смысла. У них было совсем не много вариантов для дальнейших действий. Они взяли один из маяков, которыми станция обозначала свое присутствие в пространстве, кустарным методом превратили его в сигнальную ракету и запустили его туда, где он мог быть замеченным. Спустя несколько лет маяк был замечен буксиром Пять-Восемь. Они подобрали маяк, прочитали послание с точными координатами брошенной станции и не смогли не отреагировать на просьбу о помощи. Так металлический астероид снова отправился в свободное плавание, а освобожденный от тяжкого груза буксир бросился на просьбу о помощи. К моменту, когда они прибыли, брошенные на станции люди успели истощить почти все ресурсы и заново погрузиться в криостаз. Именно в момент прибытия вопрос о запасах пищи встал ребром. Дальнобойщики могли своими силами взять станцию на буксир, но каждому грузу требовались свои индивидуальные меры по обеспечению безопасной перевозки. Как обеспечить эти меры незнакомой станции, они не знали, и им пришлось разморозить нескольких рабочих. Именно так экипаж буксира Пять-Восемь начал осваиваться на станции «Магомет» и вникать в нюансы ее эксплуатации. Подготовка шла медленно. Станция провела в спячке больше двадцати пяти лет и требовала капитальный техосмотр перед отправкой. В ходе осмотра на станции обнаружились пробоины от столкновения с метеороидом, и подготовка к отправке резко осложнилась. Будь на станции тысяча человек персонала, ремонт прошел бы быстро, но это был не тот случай. К моменту, когда все были уверены, что станция не развалится от собственного веса, у дальнобойщиков начали проявляться симптомы одной из древнейших болезней в истории человечества. Эта болезнь убивает человека достаточно медленно, лечится до смешного легко, и дело оставалось за малым — лечь в криостаз и дождаться возвращения в цивилизацию. Они ложились в криостаты с уверенностью, что путешествие займет не больше года, но очнулись спустя полвека в окружении незнакомых людей и плохих новостей.
Если Илья до сих пор был для Вильмы таинственным незнакомцем, полным загадок, то теперь она начала физически ощущать вес груза, что лежал на его сердце. Она знала, что он знал, кого стоит винить во всех этих злоключениях. Изначальная вина лежала на том, кто бросил эти шестьдесят семь человек посреди дальнего космоса. Это была не компания-владелец станции, и даже не компания, ответственная за эвакуацию персонала. Настоящим виновником был тот, кто стоял выше их всех.
Объединенное Созвездие.
Вот почему Илья так не любил действующее правительство. Объединенное Созвездие всегда было одержимо идеей глобального контроля. Не того глобального контроля, при котором человек не способен найти уборную без камер наблюдения, а того, при котором правительство предпочитает держать на поводке каждую планету и каждую крупную организацию, способную вызвать хоть малейшую рябь на зеркальной глади политической стабильности. Во всех остальных случаях такое государство давно бы развалилось на множество государств поменьше, подобно тому, как неукрепленные крупногабаритные грузы на буксире могли рассыпаться под собственным весом. У Вильмы не хватило фантазии придумать причины, которые могли сподвигнуть кого-то бросить в дальнем космосе шестьдесят семь человек и одну дорогостоящую станцию, но такие крупные жертвы просто не могли обойтись без ведома государственных структур.
Кому от этого будет выгода?
Никому. Закон, ставящий одну человеческую жизнь превыше миллиарда тонн любого груза, был написан исключительно по политическим соображениям. Люди должны были помнить, что они не муравьи в гигантском муравейнике, и что их не бросят на произвол судьбы по соображениям хладнокровного прагматизма. Люди должны были верить, что о них позаботятся, а в любой политике вера — это ценнейший ресурс. Вера Ильи серьезно пошатнулась, и Вильма начала его понимать как никогда раньше.
Что именно произошло, и почему станцию бросили, они, скорее всего, никогда не узнают. С какой стороны на это ни посмотри, это было позорным пятном на репутации всех причастных организаций. Как обычно, все кончится публичными извинениями и какой-нибудь красивой историей о бюрократическом сбое, но выпускать на свободу правду никто не захочет. Правда бывает очень опасной.
Когда Илья закончил свой рассказ, Ленар заключил:
— Я не верю в проклятья.
— Я ничего не говорил про проклятья.
— Но с ваших слов выходит, что станция «Магомет» проклята, потому что с тех пор, как вы ее нашли, вас преследует просто какая-то сверхъестественная и не поддающаяся научному объяснению череда неудач.
— Я тоже не верю в проклятья, — утвердил Илья. — Просто в дальнем космосе может всякое случится.
— Когда я была на станции в первый раз, — наконец-то решилась Вильма поучаствовать в разговоре, и почувствовала кожей две пары обращенных к ней глаз и ушей, — я увидела заваренную дверь, ведущую на один из хозяйственных складов. Это там была пробоина?
— Нет, — качнул он головой. — Совсем нет. На это складе хранятся вещи, не предназначенные для посторонних глаз.
— Хранятся? — переспросила Вильма. — Я бы сказала, что они там покоятся. Дверь заварена наглухо.
— Поверьте, вы не хотите знать, что там находится.
— С некоторых пор у меня серьезные проблемы с тем, чтобы верить вам. — Стул под Ленаром издал короткий металлический вскрик, скользнув ножками по палубе. — С радостью бы вскрыл эту дверь и проверил, что за грязное белье вы так тщательно охраняете, да вот не могу придумать разумного повода. Может, там контрабанда или шкафы со скелетами, мне уже все равно. Как только прибудем в космопорт, уполномоченные люди вскроют этот склад и сами решат, что добавится к списку совершенных вами преступлений.
