— Радэк, вы утрируете, — возразил Аксель.
— Скажите это тем людям, которые собирали реактор для вашего буксира.
— Будь вы на моем месте, вы были бы совершенно иного мнения.
— Именно поэтому я счастлив, что нахожусь не на вашем месте, и могу рассуждать… — со злостью выдавил он из себя, и тут же запнулся от вида фонтана искр, брызжущих из-под сопла плазмореза, — …зараза.
Когда плазменная струя вгрызается в металл, по искрам можно легко определить, режется металл насквозь или нет. Тут все просто: если искры летят наружу, то рез не сквозной, а если вовнутрь, то все в порядке. Именно на искры в первую очередь стоит ориентироваться, подбирая режим резки, и стоит немного отвлечься, как это сделал Радэк, как рука начинает сбиваться с правильного темпа. Мелкие огоньки сыпались наружу армией эфемерных огненных мушек, растворяющихся во мраке через несколько мгновений. Это завораживает в первые несколько минут, кажется красивым в последующие несколько часов и приедается на следующий день. На этот раз эта армия начала выплескиваться из реза под неправильным углом, и Радэк сразу догадался, в чем дело. Он потушил горелку и направил сопло под луч своего фонаря.
— Радэк, — окликнула его Вильма, — по инструкции после термина «зараза» ты должен отчитаться о произошедшем, а не молчать так, словно ты умер.
— Сопло сгорело, — отчитался он и выпустил плазморез из уставшей руки.
— Ну так замени его.
— Это было последнее сопло.
— Как? Совсем последнее?
— Нет, последнее из тех, что я брал с собой.
— Что ж… — разочарованно протянул Аксель, потушил свою горелку и произнес слова, которых Радэк от него ждал уже некоторое время, — может, сделаем перерыв?
— Перерыв одобрен, — разрешила Вильма. — Но сначала скажите, как ваш прогресс?
— Сейчас посмотрим… — протянул Радэк и направил луч фонаря на неровную линию реза, стремящуюся принять форму замкнутого прямоугольника. Это был еще не сам фаркоп, а всего лишь оболочка, под которой скрывалась система жидкостного охлаждения. Считалось, что за пределами рабочей зоны плазморез нагревает металл незначительно, и большая часть энергии уходит непосредственно на испарение разрезаемой области, но переданного тепла оказалось достаточно, чтобы поврежденный змеевик начал медленно кровоточить прозрачными бусинками, грозящими размазаться о скафандр. Возможно, это уже произошло неоднократно, но Радэк продолжал попытки уклоняться от невесомого дождя. Для чистки скафандров дежурные не назначались, и каждый сам был ответственен за состояние своего защитного снаряжения, что очень хорошо стимулировало к чистоте и опрятности даже в условиях космоса. — Работы завершены на шестнадцать с половиной процентов.
— Откуда такая точность?
— Тебя бы устроило, если бы я сказал, что понятия не имею?
— Нет.
— Поэтому я выдумал точную цифру. Все для тебя. Не благодари.
— Хорошо, передам Ленару, что у тебя все сложно. Он с Ильей как раз возвращается с перерыва. Передать им что-нибудь еще?
— Нет, ничего не надо, — тут же отказался Радэк. — Мы с Акселем сами сделаем все что нужно.
Вильма в ответ лишь промолчала. Радэк отдал рукой команду, и Аксель поплыл вслед за ним навстречу обеду. Коридоры за последние два дня претерпели значительные изменения. Если раньше это были пустые бесформенные туннели, наполненные лишь мраком и одиночеством, то теперь они наполнились различными отходами от бесконечного потрошения палуб и переборок. Обрезки металла, проводов и пластика наполняли пространство, препятствуя свету проникать глубже и разрисовывая ближайшие поверхности театром теней. Мусор безмятежно плавал в невесомости так, словно находился под водой, и играл с сознанием дурную шутку. Чувство пространства вдруг слегка искажалось, и упорно казалось, что они действительно плывут под водой, где на каждое действие требуется дополнительное усилие, а свободного пространства и нет вовсе. Казалось, что сам вакуум стал жидким, но Радэк убедил себя, что это лишь усталость после длительной рабочей смены. Устать может каждый, и возможность того, что все это симптомы какой-то заразной болезни, которую с собой принесли гости, крайне мала. Бактериальные инфекции в космосе вообще редкость. Человек может заболеть лишь тем, что принес с собой на корабль, а на корабль он приносит настолько мало заразы, что космоплаватели становятся зависимы от регулярной вакцинации, чтобы после возвращения в природные условия их не убил первый же попавшийся штамм гриппа. Но есть и зараза небиологического происхождения, и в случае с Радэком это была паранойя в легкой форме — трудноизлечимое заболевание, хорошо передающееся как по воздуху, так и по электромагнитным волнам. Он уже давно смирился с мыслью, что волноваться о собственном здоровье уже в любом случае слишком поздно, но мелкие ростки паранойи по прежнему давали плоды, отравляющие организм едким желанием закрыться подальше ото всех до прибытия в космопорт.
«Я вас встречу» — сказала Вильма, и Радэк ничего не ответил. Он продолжал плыть по искореженным коридорам, разгоняя во все стороны перепуганные стайки мелких металлических рыбок и ощутимыми толчками сгоняя с пути более крупные. Дверь в шлюз встретила его габаритными огнями и стрелками ориентации, и он в последний раз оглянулся назад — Аксель налегке двигался прямо за ним в «кильватере», не теряя контакта с переборками, чтобы случайно не врезаться в своего напарника. Развернувшись ногами в сторону, куда указывали стрелки, Радэк выпрямился, вцепился в скобы обеими руками и внес свое тело туда, где царствовало притяжение.
На самом деле на космических кораблях не было никакого притяжения. Сила, которая заставляла все предметы лететь вниз, была отталкивающей, и влетая в шлюз можно было в полной мере ощутить, как эта сила пытается вдавить пойманный под свой пресс объект в палубу. Радэк не столько приземлился, сколько врезался ногами в палубу, и кожей всего тела услышал звук удара, разнесшийся по скелету его скафандра. Звук, с которым сто двадцать килограмм упакованного в тяжелую оболочку человека вдруг падает на металлическую решетку, при большом желании можно было услышать с другого конца палубы, и говорить Вильме, что он уже вошел в шлюз, было излишним. Он лишь начал ждать, когда за его спиной раздастся подобный звук, но то, что он услышал, заставило его обеспокоенно развернуться.
— Ребята, что у вас случилось? — Вильма тоже услышала не тот звук, который ожидала.
— Все в порядке, — натужно прохрипел Аксель, — можно шлюзовать.
— Я бы не назвал это порядком, — возразил Радэк и закрыл дверь.
Началось шлюзование.
Он хладнокровно наблюдал за тем, как Аксель пытается подняться с палубы, и не помогал ему лишь по той причине, что в таком тяжелом скафандре скорее сам свалится на палубу, чем поможет другой такой же громаде встать на ноги. В скафандрах был настолько высокий центр тяжести, что в них можно было стоять и ходить только прямо, остальные же положения угрожали опрокинуть космонавта и прижать его к палубе собственным весом. Хорошо тренированный человек мог подняться самостоятельно, но глядя на то, как Аксель неуклюже пытается отжаться от палубы под нарастающее шипение воздуха, Радэк понял, что это не его случай.
— Не молчите же, — воскликнул взволнованный женский голос. — Что у вас случилось? Нужна помощь?
— Аксель упал, так что потребуется твоя грубая сила.
— Аксель, что с вами? У вас все еще боли в ногах?
— Нет, все в порядке, — заверил он, и Радэк ему не поверил. — Просто я кажется немного отвык от гравитации.
— Насколько я знаю, вы работали в космосе еще до моего рождения. Как же так вышло, что пять часов в невесомости отучили вас стоять прямо?
— Большую часть жизни я не работал, а лежал в холодильнике, — прорычал он, продолжая бороться с собственным весом.
— Ваше оправдание весьма сомнительно.
— Как и ваше замечание. А теперь будьте добры прекратить язвить и дать дефектному болту еще разок случайно пережить разрушающий контроль!