— Я согласен, — всосал он в себя слова на вдохе и глядя на неудобную позу своей собеседницы резко сел прямо. — Но я не умею взрывать своим мозгом огромные баржи. Строго говоря, меня вообще учили избегать взрывов.

— Правильно. Взрывов надо избегать. Но когда очень нужно, мы способны хоть целый город взорвать при помощи этого совершенно мирного устройства, не предназначенного для военных целей, — ее указательный палец медленно разогнулся, и проследив взглядом направление, в котором он указывал, у Радэка заметно округлились глаза. Теперь он понял, что Ирма не шутит.

Было неважно, насколько пираты спешат завладеть грузовой баржей со всеми богатствами вселенной. В гонке с маленьким челноком у них не было никаких шансов. Челнок мог позволить себе развернуться, перейти в импульсное торможение и все равно оставаться далеко впереди за счет более компактного поля Алькубьерре. Чудеса, которые творило поле Алькубьерре, совсем не ограничивались созданием лазейки во вселенском скоростном режиме. Во время многоступенчатых гравитационных маневров это поле позволяло резко переходить со сверхсветовой скорости на импульсную и обратно, сильно экономя время при заходе в пространство космопорта. Если импульсные скорости корабля и баржи совпадали, то поле Алькубьерре позволяло первому быстро догнать второе, а затем моментально сравнять скорости без траты времени и реактивной массы. Импульсная скорость и напряженность поля Алькубьерре складывались в простую арифметическую формулу, из которой можно было вывести не менее простое решение, просто слегка изменив эти переменные под свои нужды, а принцип того, что все во вселенной относительно, мог превратить эту формулу во взрывную смесь.

Челнок потратил на торможение четыре дня, и все четыре дня, коротая время сном и сухим пайком, Радэк не мог поверить, что он действительно занимается такими глупостями. Все эти четыре дня ему не нравилось быть под руководством Ирмы, и дело было совсем не в том, что он был не согласен с ее планом. Просто такие вещи не должны были происходить настолько резко. Он верил в то, что человек должен сначала родиться, через несколько лет пойти в школу, еще через несколько лет впервые влюбиться и еще через несколько лет завести собственных детей. Все эти стадии должны были быть пройдены через определенные временные промежутки, которых он не увидел между тем, как Ирма впервые получила право покомандовать судном, и тем, как она распорядилась взорвать грузовую баржу массой в семьдесят два миллиона тонн. Она была слишком молодой и неопытной для принятия таких дорогостоящих решений, и это казалось столь же неправильным, как и приучать милого игривого щеночка ко вкусу человеческой крови. Осознает ли Ирма ответственность, которую на себя взвалила? Одно дело, когда пираты грабят грузовые составы, а затем платят за это тюремным сроком и исправительными работами, и совсем другое дело, когда юная Ирма решает уничтожить дорогостоящее государственное имущество, чтобы затем выйти героем из всей этой истории.

Он не стал молчать. Он высказал ей в лоб свою обеспокоенность, в ответ на что лишь услышал:

— Цыц, Радэк! Ради людей грузом можно пожертвовать!

Он не стал возражать. Он лишь тихо надеялся, чтобы все это было не зря. Он надеялся, что пираты окажутся достаточно благоразумными, чтобы сдаться перед страхом голодной смерти или очередного разгулья цинги. Все их мечты и надежды таились на этой барже, и взорвать ее значило сломать им хребты.

— Нашла! — воскликнула Ирма, поймав сигнал с микроволнового маяка, и тогда последний довод отказаться от затеи развалился, словно песчаный замок.

Мирное устройство, которое могло взорвать целый город, несло в себе двоякий смысл. Оно умело убивать людей и возвращать их к жизни. В инструкции к нему ничего не было сказано про высокую взрывную способность, однако Ирма была права — криостазовая капсула могла разнести баржу на куски. Что-то сразу сгорит в огненном облаке, а то, что уцелеет, разлетится по космической бездне без надежды на обнаружение. Отделяя капсулу от палубы, Радэк содрогался от мысли, что даже такую невинную вещь достаточно изощренный ум способен превратить в страшное оружие, целью которого будут чьи-то надежды и мечты. Человек что угодно мог превратить в оружие. А может ли оружие превратить во что угодно человека?

— Торпедный аппарат готов? — пыталась Ирма шутить, выдавая в себе нотки мандража.

— Не надо так, — попросил ее Радэк. — Может быть нас когда-нибудь и вооружат. А может и нет. Но сейчас мне приятнее думать, что мы не на войне, а наш челнок не торпедоносец.

— Ты прав. Сделаем вид, что мы все еще мирные дальнобойщики. Давай пообещаем себе, что это последний взрыв в нашей жизни.

— Я совсем недавно уже себе такое обещал.

Шлюзовая камера была с функцией душа, значит она была так же душевой кабинкой. А теперь стала еще и торпедным аппаратом. Но все это были лишь условности, потому что шлюзовая камера была как раз размером с душевую кабинку, и уместить в себе целый криостат она физически не могла. Чтобы вынести тонну металла с борта, требовалось отключить искусственное притяжение и открыть шлюз с обоих концов, тем самым разгерметизировав весь челнок. Ирма с Радэком плохо умели дышать космическим вакуумом, поэтому облачились в скафандры, и тут на их пути массового разрушения появилась одна нелепая проблема: скафандр располнил Ирму достаточно, чтобы она перестала умещаться в кресле пилота. Она нервно смеялась и шутила на тему того, что подрыву баржи препятствует кресло, которое Радэк отвинчивал от палубы, согнувшись в три погибели. Казалось, она до сих пор не до конца осознает, на какое серьезное предприятие решилась. Радэк сам плохо осознавал, и весь план подрыва казался какой-то абстракцией, сотканной из чисел, с трудом умещающихся в уме. Он был уверен лишь в двух вещах: взрыв будет большим, а материальный ущерб колоссальным. Обычно грузом принято жертвовать ради спасения жизней, но в этот раз они жертвовали грузом с обратными целями. Во что это все выльется — было большой загадкой, но Ирма не переставала напоминать, что однажды смогла спасти человека от верной смерти, перерезав в его скафандре кислородный шланг.

Из Ирмы был очень странный спасатель.

— Радэк, ты готов?

— Почти.

Стоя в шлюзовой камере, он смотрел в пропасть, ведущую в космическую бездну. Криостат угрожающе завис над этой пропастью, придя в боевой взвод. Где-то впереди, внизу или еще какой-то условной стороне, название которой в невесомости теряло всяческий смысл, баржа плыла сквозь пространство навстречу своей погибели. Радэк тщетно вглядывался вдаль, желая видеть свою цель, но что может увидеть человеческий глаз с расстояния в полторы световые секунды? Стрелять в бесконечно далекий и совершенно невидимый объект было странно, но Ирма подбадривала его и уверяла, что все получится. Она уверяла, что прекрасно видит баржу через навигационный лидар. Она уверяла, что вывела челнок точно на ее траекторию. Она уверяла, что этой барже скоро придет конец. И она уверяла, что скоро они снова увидят счастливые лица Ленара и Эмиля.

— Я готов, — отчитался Радэк, чувствуя сквозь перчатки дрожь, с которой криостат желал озарить полетный коридор яркой вспышкой.

Капсула не являлась оружием, но что угодно могло им стать, врезавшись в твердую поверхность на скорости в двадцать тысяч километров в секунду. Радэк прокручивал этот сценарий в голове много раз. Именно со скоростью в двадцать тысяч километров в секунду челнок понесется навстречу барже, как только Ирма отключит поле Алькубьерре. Для криостата это будет двадцать две секунды смертоносного полета, а для челнока — двадцать две секунды на побег.

Как Радэк докатился до такого? Стоило ли ему винить в этом Вильму? Или какую-то другую женщину?

— Радэк, — окликнула его другая женщина. — Спасибо, что доверяешь мне.

— Такая работа, — соврал он.

— Я люблю тебя, Радэк.

— Ну… — смущенно протянул он, — я тоже тебя люблю.

— Торпедируем на счет три. Один. Два. Три!