— Мне нравится твой анкх, — сказал я.

Я рад был уйти. Пережил порыв и, что еще хуже, пообщался с живцом. Совершил ошибку и не сомневался, что она повлечет за собой ужасную кару. Будь со мной Смерть, я бы умолял его бросить меня в ближайший гроб, привинтить к нему крышку и залить его быстрозастывающим бетоном. И все же чем больше я об этом думал, тем больше осознавал, что случившееся — не катастрофа. Тревожило, что я открылся перед знакомыми людьми, в этом таилась опасность, если б я остался, но по крайней мере я не употребил слово «любовь».

Отправился я сразу домой, не навестив родителей. Покойники еще менее участливы, чем неупокоенные, и я решил, что мой перечень тревог им наскучит. Оказался не способен доработать полный день, меня того и гляди вышвырнут из квартиры, воспоминания не дают мне покоя, Зоэ не обращает на меня внимания, и ответа на вопрос у меня по-прежнему нет. Пусть лучше покоятся с миром.

Хотел бы я того же и для себя, но, прибыв домой, обнаружил того, кто лишь умножил мои тревоги.

Иероним. Я натолкнулся на него, открыв дверь в подъезд. Он стоял сразу за нею и чесал шов, державший его потроха.

— Я вас ждал, — сказал он.

— Да?

— Весь день.

— Я был на работе.

— Я знаю. — Он уставился на меня одиноким выпученным глазом и сказал невпопад: — Мы сегодня прекратили кое-кого.

— Ага.

— Прикосновение Смерти. Клиент 643216842. Невысокий мужчина, крупные стопы, волос нет. Не хотел уходить, сказал, его время не истекло… Но ошибся. — Иероним засмеялся, как нынче утром: громко и долго.

— Пойдемте внутрь.

Мы поднялись по лестнице к квартире. Я предложил ему подниматься впереди. Зря. На то, чтобы прошаркать и проспотыкаться пятнадцать ступенек, ему потребовалось пять минут, мне пришлось подымать его всякий раз, когда он падал, и он залил кровью весь ковер. Ни кровь, ни его неуклюжесть меня не донимали — у всех свои странности, — но события этого дня меня нервировали и без того, и я был убежден, что он привлекает к себе внимание. Когда я наконец закрыл за ним дверь квартиры, мне полегчало.

Иероним тревожно оглядел незнакомое пространство, затем уселся на диван, поглаживая левой ладонью тыльную сторону правой.

— Чего вам надо? — спросил я.

Он надулся, бледная нижняя губа проступила из бороды, как детеныш песчанки, вылезающий из гнезда.

— У меня сообщение от Смерти. Он сказал, что вы, быть может, сегодня поедете с нами. Я сказал, что вы мне не нравитесь, но он сказал, ничего страшного, это временная задача, и я сказал: «Ладно». А потом встретил Мора. Он что-то вкалывал крысам, мне не сказал что. Я спросил, можно ли мне крысу в питомцы, а он только посмеялся, и я спросил еще раз, но погромче, и он меня отчитал. Он мне тоже не нравится. А потом Смерти позвонил Раздор и сказал, что у него есть теория, кто производит все эти прекращения…

— Что за сообщение у Смерти?

— Я собирался вам сказать, но вы меня перебили, и вряд ли я теперь вам скажу.

Предложил ему стакан воды. Он отказался. Предложил фрукт. Он сказал, что он не обезьяна, — но эта мысль его повеселила, и он перестал обижаться. Я еще раз спросил о сообщении. Он тщательно подумал, прежде чем ответить.

— Он сказал, что я должен вам сообщить, что он забыл вам кое-что сказать.

— Что же?

Он извлек из кармана записку и прочел ее несколько раз, беззвучно произнося слова и водя по строкам пальцем.

— Он сказал, если вы решите прийти, он даст вам вознаграждение. Но только если хорошо сделаете работу и только по окончании ее. Еще он сказал, чтобы я вам ничего не обещал и не говорил, что им до зарезу нужна любая помощь. — Он покраснел. — Поэтому вам следует забыть, что я об этом заикнулся.

— Забуду. Не волнуйтесь.

Он осклабился, растянув пару швов в уголках рта.

— Знаете что? Я передумал. Вы мне нравитесь.

— Я рад.

— И поэтому дам вам то, что он дал мне дать вам. Я не собирался вам давать, потому что вы были очень грубый, а теперь дам. — Он вновь полез в карман и достал маленький черный кожаный футляр. — Это мобильный телефон, — пояснил он. — Как у Смерти, только у него лучше. У меня тоже. И, если вдуматься, у всех остальных в Агентстве тоже лучше. — Щеки у него опять покраснели. — В общем, Смерть сказал, что вам такой нужен, решите вы прийти или нет. Сказал, что у вас что-то не то с головой, и вы, может, захотите ему позвонить. — Иероним посерьезнел. — С моей головой тоже было что-то не то, пока мне не дали мозги того трупца. Может, вам нужен трансплантат.

— Может, вы и правы.

Ему это, кажется, понравилось: губы растянули еще один шов. Затем он резко встал. Собрался уходить, но не смог подобрать слова. Знакомое чувство; я его проводил.

— Вероятно, увидимся ночью.

— Но вы сейчас меня видите.

Я подумал, это одна из его шуточек, но лицо у него было тревожным. Я вздохнул и открыл дверь. Через несколько минут мы достигли подножья лестницы. Я уже собрался выпустить его наружу, как где-то глубоко во мне возник вопрос. Скорее воскрешенная память, нежели непроизвольный интерес.

— Помните клиента, которого сегодня прекратили?

— 643216842, — гордо откликнулся он.

— Каким он был?

Иероним ответил не сразу. Некоторое время переминался с ноги на ногу, потирал ладони и нервно озирался. Затем глаз у него остекленел. Я подумал, что Иероним заснул, но сам никуда не спешил и не хотел его беспокоить. Наконец он встрепенулся и улыбнулся мне.

— Огорченным, — сказал он.

Наступил ранний вечер. Солнце ушло, полил холодный дождь. Заняться мне было нечем — только размышлять, а меня это раздражало. Я не хотел размышлять. Хотел лечь, уснуть, уплыть в грезы. Смотрел в окно на дома напротив, на угрюмую террасу черных крыш, бурых кирпичей и серых окон… И думал о зеленом луге, темной реке и женщине, которую любил, пока был жив.

Ее звали Эми. Мои воспоминания о ней лоскутны и скверно сшиты вместе, как потрепанный труп Иеронима, но я цеплялся за них так, будто ничто, кроме них, не имело значения. У нее были волосы цвета вранова крыла. Тонкие красные губы, как порез ножом. Глаза — каряя галька. Мы гуляли вдоль реки. Однажды зимой она расстегнула пальто и обняла меня им, и мне было так уютно, как в детстве, когда меня обнимала мама: Эми забрала меня в теплые складки пальто, и там я оказался в безопасности, счастливым, в тепле, любимым.

После воскрешения я видел Эми лишь раз. Странная встреча: следовало бы знать, что никто не ждет мертвеца на пороге. Я ушел кое с чем драгоценным и по временам подумывал, не навестить ли ее еще раз, но когда бы ни возникала эта мысль, я быстро ее отметал.

Я стоял у окна, ждал темноты. Выпил стакан воды, съел яблоко. Чувствовал себя так, будто кто-то скребет мне нутро ножом.

С самого начала я знал, что приму предложение Смерти о найме. Вопреки моему предыдущему провалу в Агентстве и недоверию к тамошнему персоналу, я считал, что у меня нет выбора. Как продолжать существование, если кроме него у меня ничего нет? Мне нужен был ответ на тот вопрос, способ преобразовать существование в жизнь, наполненную смыслом. Не удастся — потребую выхода. Смерть сказал, что может помочь и с тем, и с другим.

Вечер уходил медленно. Я взял кожаный чехол, оставленный Иеронимом, и вытащил мобильный телефон. Черный и увесистый, с кнопкой «Вкл.», жидкокристаллическим экраном и кургузой антенной. Цифр не обнаружилось — только кнопки по углам рельефной золотой пентаграммы. На кнопках имелись серебристые иконки: коса, корона, весы, меч и безупречно отрисованная миниатюра семиокого агнца. В середине пентаграммы — логотип, оттиснутый и на футляре: черный треугольник с белой кромкой, а в нем — буква «А».

Я еще раз вгляделся в кнопки. Решил, что первые четыре — это символы четырех всадников Апокалипсиса… А вот пятый — загадка. Пальцы зазудели. Я покрутил телефон в руке, включил. Подержал палец на агнце несколько секунд, но не нажал.