Я закрыл глаза и прислушался к бушевавшей стене огня. Она стала частью меня. Она владела мною изнутри. Я сам был мимолетнейшим пламенем, что вспыхивало в миг угасания. Я был ничто.

— Ты глянь, кто тут, — произнес голос.

— Раздоров помощничек, — добавил второй.

— Что он делает на этом берегу Реки? — спросил третий.

Ощутил Церберовы языки на всем теле, а затем его челюсти впились мне в плечи, и пес поднял меня; я сел. Боль оживила меня, и я услышал, что разговариваю, но губы стали камнями, а рот — песком.

— Помогите мне, — выдохнул я. — Мне надо к Вратам.

— Ты слепой?

— Они прямо перед тобой.

— Открой-ка глаза.

Веки раздвинулись до щелей, и пылкий жар влился сквозь них.

Адская гончая сидела напротив каменного здания без окон. Над арочным входом было выбито предупреждение: «Cave Canem»[64], а помельче, на прямоугольной табличке рядом со входом, значилось: «Будка разработана и построена корпорацией “Оставь надежду всяк”». Позади и правее будки я увидел толстую каменную колонну, наглядно украшенную сценами пыток. Я задрал голову. Колонна возносилась подобно фантастическому небоскребу, и вершина ее находилась гораздо выше стены огня, в небесах черного дыма. Вторая колонна стояла рядом с ней, украшенная своими образами мучений, между колоннами и палец-то едва протиснулся бы. Далее была еще одна, и много-много их следом, каждая — такая же громадная, как и предыдущая, и все испещрены разнообразными терзаниями. Колонны образовывали непроходимую преграду. Вот они, Великие врата.

— Никто внутрь не попадает, — сказала левая голова.

— И никто не выходит обратно, — сказала средняя.

— Если у них нет ключа, — сказала правая.

— У меня нет ключа, — просипел я.

Пламя гудело внутри меня, плоть стала живым огнем.

— Тогда ты умрешь здесь, — хором сказали головы.

Нет, я не отказывался сдаваться; просто жажда оказалась здесь, у Врат, неутолимее, чем где угодно в этом кошмарном краю. Тяга изнуряла сильнее величайшего из моих страхов, была ярче стены огня, мощнее моего желания умереть — и мне ничего не оставалось, лишь покориться ей. Я оставил Цербера и мучительно медленно пополз вперед, словно руки и ноги у меня стали культями; я метил в середину ворот, надеясь, что, может, отыщется способ проникнуть внутрь… Но еще задолго до того, как я добрался, бремя моей бесполезности раздавило меня. Я сделался желаньем без тела: ум все еще алкал, но плоть опала на твердый черный камень.

— Не нужна ль тебе помощь? — произнес добрый голос.

Я поднял взгляд. Увидел агнца. Нежное существо с черным рыльцем, широким белым лицом и семью ярко-синими глазами.

— От тебя пахнет Рекой, — проблеял агнец. — Ты — мой друг?

Я кивнул. Голова у меня была как гранитная глыба.

— Ты принес мне подарок?

— Нет.

— Мне нравится твоя сережка. Можно ее мне?

Остов, что когда-то был мной, поднес руку к уху, коснулся анкха и вспомнил женщину.

— Нет.

— Дам тебе взамен что пожелаешь.

— Нет, — повторил я.

Голос у него сделался ниже, более угрожающим.

— Я знаю, чего ты ищешь. У меня это есть. Моя судьба — совершить эту мену.

— Нет, — сказал я тихо.

Агнец задрожал. Встал на дыбы, сбросил белый мех. Под ним оказалась шкура ящера — она раздувалась и вытягивалась, пока не растрескалась и из нее не полилась кровь. Десяток когтистых рук вырвался из дыр в груди, два маленьких крыла прорезались из разрывов на спине, а из кровоточивших глазниц выперли семь голов.

Мой остов закрыл глаза, сочтя, что это последнее зрелище, доставшееся ему, но уши по-прежнему терзал вой преисподней и глухой рык твари из кошмарных снов.

— Мы еще встретимся, полуживец, — проревела она. — И в следующий раз я заберу то, что желаю.

Я не смог открыть глаза.

Я слышал, как бьют надо мной крылья, все тише, все дальше, а затем грубые космы мазнули меня по груди, знакомый голос утешил добрыми словами. Тяжкие руки объяли меня и мягко подняли. Понесли куда-то мою оболочку.

Внезапно я задвигался очень быстро. Ощущения налетали со всех сторон: бряцанье доспеха, тяжкие шаги по камню, горькая вонь гари, нечеловеческие вопли страданий, соленый вкус крови у меня во рту.

Затем тишина. И холод.

Руки внесли меня в тихую комнату. Комната подняла меня наверх. Казалось, прежде чем она остановилась, прошла вечность. Я услышал, как рокочут, открываясь, двери, а затем ледяной воздух спеленал мое тело коконом боли.

Я потерял сознание.

А когда очнулся — очнулся в грезе.

Я иду по серому лугу вдоль темной реки. На дальнем берегу горит громадная стена огня. Она срыгивает в ночные небеса столпы едкого черного дыма, облака, что затмевают звезды и грозят низойти на землю удушающей пеленой.

Стена рушится, огонь неотвратимо катится через поля ко мне. Он пожирает все на своем пути, палит дотла кусты и деревья, чернит землю, кипятит реку. Я закрываю глаза и жду смерти. Одежда на мне обращается в прах, мгновенно, однако пламя безобидно пробегает по моему телу — не сильнее дуновения ветра. Я знаю, меня спасли мои талисманы, и молча благодарю сережку и ожерелье за защиту.

Открываю глаза. Из пара, подымающегося от реки, возникает существо: у него кожа ящера, лютые когтистые лапы и семь яростных голов. Открывая рты, оно плюется огнем и кислотой.

— У меня есть то, что тебе надо, у тебя — то, что надо мне. Моя судьба — совершить эту мену, полуживец.

Мои талисманы — вот все, что у меня есть. Мне мучительно с ними расставаться, однако есть влечение, владеющее мною, и ему не откажешь. Не размышляя, выдираю сережку и бросаю ее к ногам существа. Хочу, чтобы пустота во мне закончилась, хочу, чтобы камень, висящий надо мной, исчез, хочу чего угодно, лишь бы оно дало мне вновь ощутить себя человеком, целым. Но я ничего не получаю. Существо лишь скалится мне.

— Что ты сделал со своими руками? — насмехается оно. — Разве не видишь, что они истлели? Не чуешь запах плоти?

Я смотрю на свои пальцы. Талисманы не защитили меня от огня целиком. Кости и суставы скручены. Кожа черна, сморщена, как жженая земля у меня под ногами.

— Мучаешься, небось, — хохочет существо.

— Вообще-то я в порядке, — говорю я себе.

И тут начинаю кричать.

С неба ливнем польется пламя. Плоть обратится в пыль по его приказу. Кровь омоет земли приливной волной. Его демоны заслужили это. Они долго и прилежно трудились у него на службе, теперь пришло время потехи.

Все сомнения долой. Абаддон сам видел ключ. Его противник принес его прямо к порогу Нижнего мира, и, разумеется, жалкая тварь таскала его на виду — очевидно, в бесстыдной попытке помучить его, Абаддона. Это существо вскоре заплатит за свою наглость. От существа воняло Рекой, оно, несомненно, считало себя неуязвимым, а значит, удовольствие избавить его от этого заблуждения будет еще больше. Еще одно странствие сквозь огонь, через Стикс и в Верхний мир — и Абаддон будет отмщен.

Что-то в нем страшилось. Нет, не существа и его ничтожных притязаний на дерзость, а самого ключа и силы, которую тот представлял. Абаддон томился по этому мгновенью тысячу лет, ежедневно, однако теперь, когда все стало неизбежным, ум ему тяготило бремя ответственности. Сможет ли он воплотить свою судьбу? Этого он не знал. Одобряет ли Хозяин его планы? Знаков он не получал. Накажут ли его, если все сорвется? Скорее всего. Но было кое-что и похуже наказания.

Его цель теперь — не порвать, сжечь или стереть в порошок очередного живца — ему и всем его демонам совсем скоро достанется вдоволь подобных развлечений, — а разобраться с некоторой тонкой подготовительной работой. Он начал с того, что навестил все свои подразделения, взбодрил прислужников, рассказал нескольким избранным о том, что славные времена впереди, поколотил большинство за лень и тупость. Прошел мимо Комнаты воплей, прислушался к пыткам собственного изобретения, примененным к самым везучим из мертвых. Навестил Тантала, предложил ему виноград и стакан воды, а затем быстро забрал подношение — любимая шутка, никогда ему не прискучивала. Позволил себе немного случайной жестокости к трупу, посмотревшему на него непочтительно. И наконец прибыл, куда собирался, — на Склад невоссоединенных, обширное хранилище сутей, из-за которых стоило жить миллионам верхнемирцев. Сверил номера по местной базе данных, уточнил расположение по указателю и направился к ящику 7218911121349.