Абаддон был невероятно доволен собой. Неделя подарила ему развлечения — четверых живцов он оприходовал веселее некуда, — а также и удовлетворение от работы. Выбор личин получился исключительный; в особенности Семиокий Агнец — затея, какой и сам Хозяин бы гордился. Но оставалась одна маленькая загвоздка. Знаки подсказывали, что ключ ему выдадут добровольно, без применения силы. Какая досада: он лелеял мысль устроить дерзкой твари долгую и мучительную смерть… Впрочем, это лишь раздражение, не более. Абаддон знал, чего не хватает любому полуживцу, чего они алчут сильнее всего, и великое везение, что у Абаддона есть, чем этому помочь. Как ни печально, принуждение — не всегда метод: иногда приходится предлагать мену, от которой нельзя отказаться.

Он вышагивал вдоль высоченных стен ящиков, пока не нашел нужный ряд, затем обратил внимание на отдельные стойки. Еще раз сверил номер — ошибка сейчас оказалась бы катастрофой — и обнаружил, что предмет его поиска хранится прямо над ним. Абаддон расправил крылья и привольно, царственно вознесся, пока не достиг нужного ящика. Завис рядом, хваля себя за хитрость, терпение, гений. Он так взбудоражился, что захотел что-нибудь укусить, но никого из прислужников под рукой не оказалось… Не важно. Позже.

Разжал когтистую ладонь — в ней был ларец. Один живец изготовил его для Абаддона тысячу лет назад — в обмен на краткое помилование. Абаддон не понимал, почему эти существа вообще ценят свое жалкое существование, не говоря уже о том, что им вечно нужно еще несколько часов, чтобы попрощаться и привести в порядок свои ничтожные делишки… Так или иначе, Абаддон принял условия. Помимо отсрочки удовольствия, не стоило это ему почти нисколько, а ларец — изящная мастерская вещь. Деревянный кубик, лакированный, великолепно отполированный, инкрустированный разнообразными геометрическими фигурами, тонко сработанными из слоновой кости. Все шесть граней украшены драгоценными камнями и металлами, которые, как заверил его живец, будут неотразимы для любого, кто на них глянет. Для Абаддона подобные безделушки ничего не значили — он обожал этот ларчик исключительно за сложность запорного механизма. Ему сказали, что любой дурак может открыть его на секунду, а затем крышка захлопнется, а вот чтобы распутать затейливый узел загадок, какие откроют ларец насовсем, потребуется целая жизнь. Вместе с подобающим содержимым такой мгновенный единственный взгляд внутрь мог упоительно терзать хозяина вещицы годы напролет.

Сам Абаддон однажды помаялся с ней — но то было давным-давно, и теперь уж никаких трудностей не осталось.

Он вытащил ящик.

Крошечная штука, такая маленькая, что ее почти не видно, — и все же очень значимая. Он злился на нее за ее безмятежность, за бесстыжую уязвимость, но превыше всего за власть, какую имела она над его судьбой. Он желал мучить ее, пока этот яркий трепетный огонек не угаснет, — а затем похоронил бы ее в глубочайшей темнейшей яме всего Нижнего мира, чтобы ее свет не воссиял больше никогда… Но подобные мысли — пустая трата сил. Эта жалкая суть — всего лишь средство для достославной цели.

Абаддон вынул ее из ящика и кинул в ларец, быстро закрыл крышку. Что-то в этом перемещении его встревожило, но он тут же подавил это чувство. Стал думать о своем будущем. Вообразил, как дает ларчик полуживцу и как смеется над ним, когда тот примется возиться с ним дни, годы, вечность… Затем помыслил ключ у себя на ладони. Представил, как несется через Великие врата со всеми своими бесами, упырями и нечистью по пятам и со всеми ордами неупокоенных, что встали на его сторону, и все до единого ждут его приказа. Приятнее всего было грезить, как сидит он на великом троне, повелевая Верхним миром как его новый Хозяин, как раздает приказы по своему усмотрению, как наказывает в свое удовольствие…

Никак не сосредоточиться. Это пустячное докучливое беспокойство никак не оставляло его в покое. Оно пробралось к поверхности его ума вопреки мощному оружию воли, каким он пытался силой загнать его обратно. Когда его когти коснулись той штуки в коробочке, он ощутил нечто глубоко тревожное — связь. И как бы ни было ему омерзительно признавать это, он понимал, что у него с этой дрожкой сутью было много общих свойств. Истинная бескрайняя сила. Несгибаемая решимость. Чистота намерения.

И неутолимая жажда.

Вот кредо ходячего мертвеца:

Я хочу, чтобы все от меня отстали. Если от меня не отстанут, я буду защищаться. Если защититься не смогу — попытаюсь убежать. Если не смогу — приму все, что придется.

Я не изменюсь. Если изменение угрожает мне, я приложу усилия, чтобы предотвратить его. Если изменение вероятно, я сохраню, что смогу. Если оно неизбежно, приму все, что придется.

Я подчинюсь. Если не могу подчиниться — воспротивлюсь. Если на мое сопротивление ответят — сражусь. Если меня победят — приму все, что придется.

Я проговорил эти слова, проснувшись в гробу. Я вновь был в безопасности, у себя в квартире. Раздор принес меня домой.

Вставать не хотелось. Хотелось лежать здесь, пока ничего от меня не останется, кроме чистого белого скелета и гнилостных соков моей разложившейся плоти. Глад и Смерть помогут мне перетерпеть последние часы, а дальше я буду ждать вместе с остальными покойниками своего Воссоединения…

Но это все грезы мертвеца. Надо было идти на работу.

Я выбрался из гроба, налил себе стакан воды. Пил медленно, думая о свойствах жизни тех, кого я успел опросить. Все их ответы мне нравились, но ни один не был искомым. Я попытался примирить два эти вывода, сформулировать сияющую истину, какая могла бы пролить свет на то, что я вызнал, но мой мозг вернулся к привычной тусклости.

Я приготовился к грядущему дню. Вымылся, изучил свое отражение в зеркале. Вчерашний кипяток придал моему телу розовый оттенок, из-за которого я смотрелся поразительно похоже на живца. Эта схожесть меня встревожила. Я торопливо нанес грим, достал из запакованной сумки свежую пару кроссовок, трусы, тренировочные штаны, толстовку и черную шапку. Заполнил свободное место своими мирскими пожитками: стакан, зубная щетка, грим, тряпица для душа, одеяло. Оделся.

Гроб я бросил в квартире. Он мне больше не нужен. К концу сегодняшнего дня я либо вновь стану целым, либо вернусь в почву.

На коврике у входной двери я нашел бумажку. Поначалу решил, что это сообщение от хозяина квартиры — напоминание о том, что мои вещи должны быть вынесены вон до полудня. На деле же меня ждало совершенно другое: