Он не знал наверняка, ни как ключ выглядит, ни у кого он в руках, ни случится ли обещанная встреча в Верхнем мире. Такой вывод он сделал в припадке нетерпения, однако вывод этот выдержал и испытание краткими промежутками спокойных раздумий. Тонкая белая длань в его грезе — ничья из наймитов, и все же ее терпимость к огню предполагала элемент сверхъестественного. Это привело его к новому выводу. Он искал полуживца — а они, как всем известно, существуют только среди живцов. Впрочем, кое-какие факты его поисков не были допущениями, что дало дальнейшую почву для рассуждений. Таинственные депеши Хозяина подсказывали, что тут замешаны другие отделы, а после чтения соответствующих бумаг стало ясно, что необходимо попросту определить приблизительное место встречи.

Своей работой он был доволен. В лабиринте галлюцинаций, допущений и бюрократии он обнаружил три факта: ключ существует, его хранитель — полуживец и известно где его искать.

Все остальное рано или поздно встанет на свои места.

Он устал, но не более, чем в предыдущих странствиях, а перспектива успеха помогала преодолеть усталость. Кроме того, он знал, что она пройдет, как только он примет выбранное обличие. Он тщательно обдумал этот вопрос. В последний раз был горгульей — лингвистически приятная роль, но в субъекте она вызвала слишком сильную растерянность. Тот раз, когда он изображал говорящего оленя, чтобы таким способом пристать к бегуну на заснеженной тропе, дал столь же огорчительные результаты. Бегун вмазал ему в живот, больно выкрутил рог и лишь после этого пал долгой и омерзительной смертью. Эта встреча могла сложиться иначе — он не допускал никаких случайностей.

Запись перемещений живцов в такие времена была необходима, и он терпеливо дождался назначенного часа, а затем поднял люк и выбрался наружу. Как и ожидалось, окружающее пространство пустовало, что дало ему возможность скрыться в тенях. Здесь он решил принять заранее выбранное обличие — одно из популярных среди его рода и самое его любимое: огненный демон-исполин.

Помыслив это обличие, он его тут же принял.

— Эй! Полуживчик! Отдай!

Процедура всегда одна и та же. С голосом поначалу выходило непросто — сплошная какофония хмыков и писков. Скорее раздражало, чем ужасало, однако его физическое присутствие восполняло какие угодно вокальные промахи. Остолбенелая пара, стоявшая перед ним, — живое свидетельство. Несомненно, вскоре они вернут себе власть над собственными телами — лишь для того, чтобы извиваться на земле и просить пощады. Ходячих мертвецов он презирал. Дрожкие, бесхребетные твари, мозгов не больше, чем у медузы…

— Говорю тебе, не надо было здесь идти.

— Откуда мне знать, что это произойдет?

— С тобой так всегда. Ты вечно не знаешь. Попросту не думаешь.

— Я не думаю? А кто сказал, что лучше на такси?

— И где, по-твоему, в это время можно такси добыть?

Он перебил их ссору громовым ревом — с дополнительной пользой: так его голос восстановился до нужного тембра. Почти минуту он угрожающе пялился на пару — и выдал огненный залп из ноздрей. Они пали навзничь, удовлетворительно вопя.

— Так, раз уж я завладел вашим вниманием, — сказал он твердо, — может, перейдем к делу?

— Чего тебе надо? — спросила женская часть пары. — Денег? Вот, бери! — Полуживец достала кошелек и бросила на тротуар.

— Я хочу то, что по праву мое.

Его посетила соблазнительная и захватывающая мысль: может, это вообще конец ожидания! Видение показало ему ключ, объятый пламенем, и достаточно лишь коснуться этих бессчастных полуживцов, чтобы их плоть поглотил огонь его собственного тела. Может, события действительно развиваются так, как он желал? Будь у него в груди сердце, оно бы забилось быстрее.

— Я требую ключ от Великих врат! — вскричал он.

— Слушайте, — спокойно сказала мужская особь. — Если б он у нас был, мы бы его отдали. Но его у нас, очевидно, нет, поэтому давайте мы все пойдем по своим делам и забудем…

— Молчать! — заревел он.

Он потянулся вниз и обвил пальцами талию этого существа. Существо заегозило и закричало — одежда тут же занялась пламенем. Кожа продержалась чуть дольше, но все же начала гореть как полагается. Он оглядел шею существа, а пламя тем временем добралось ему до головы. Это ходячий мертвец, несомненно, однако не из его хозяйства — девятизначный номер означал Центральное хранилище. Держал он существо крепко — и ждал. Оно продолжило гореть, извиваться и орать. Руки занялись, ладони, и вскоре все тело поглотил огонь. Кожа, разжижившись, стала красной, а потом и черной. Чуть погодя существо перестало сопротивляться и просто чадило. Запах очень приятный. Напомнил о доме… Но от ключа и следа не было, и он наконец бросил обугленные останки на землю.

— Приношу извинения, — сказал он. — Меня опять дезинформировали.

И принялся за женскую особь.

Наутро я проснулся, чувствуя себя больным. Что не необычно. Мне скверно от вида рассвета, наваливающегося на шторы снаружи, — перспектива еще одного дня, когда придется вновь прятаться среди живущих, ужасает, и сил чувствовать иначе у меня нет. Но этим утром все иначе: мне было тошно оттого, что я приму предложение Смерти. Как отказать? Так жить я больше не хотел и схватился бы за любую протянутую руку, обещавшую вытащить меня на свободу.

Я загримировался, оделся и отправился в ресторан. Стояло солнечное зимнее утро, по временам налетали ледяные порывы ветра. Всюду вокруг меня живцы тоже шли на работу. Головы склонены против внезапного ветра, тела укрыты толстыми пальто, лица — шарфами. Все слишком заняты, не до меня им.

Впервые за много лет я почувствовал с ними связь. Вспомнил позыв проснуться вовремя, желание прилично одеться, стремление к удовлетворительной работе, жажду делать что-то значимое, надежду на финансовое вознаграждение, нужду хвалить и получать похвалы, обожать и быть обожаемым, хотеть что-то для себя. Вспомнил и усталость утр, и усталость вечеров, когда все тело свинцово, немоту позади глаз — и сердце, как камень на дне глубокого узкого колодца. На один яркий миг я вспомнил, каково это — быть мной, наполненным жизнью и всеми ее противоречивыми чувствами, логикой и мнениями.

И пришлось остановиться, склонить колени на тротуаре и ждать, пока бремя облегчится.

В ресторан я прибыл задолго до начала моей смены. Вопрос, чего я ищу, продолжил донимать мой мозг. Вопрос этот занимал меня до полной рассеянности. Я попытался натянуть форму — не удалось: ноги сунул в рукава, а обе руки — в одну штанину; когда не смог найти дыру, куда деть голову, понял, в чем дело, и попытался заново. На сей раз форма села, похоже, как надо, однако я удостоверился в этом, глянув в зеркало в раздевалке. Увидел высокое, бледное существо в желтом комбинезоне. Кожа серо-белая, губы тонкие, бескровные, уши оттопырены по сторонам головы маленькими радарами. Тринадцатизначный номер, почти полностью скрытый гримом, отпечатан на левой стороне шеи.

Этот человек не улыбался.

— Привет, Пальчик. Это что за урод в зеркале?

Я обернулся. Дэйв, повелитель сковородок. С прыщами нынче утром у него было хуже. Дэйв — ходячая сыпь.

— Я, — ответил я.

— Ага. — Он подобрал корпоративный экземпляр газеты, перелистал. Лицо у него на миг озарилось, а затем снова помрачнело. — Местные, — ощерился он. — Один несчастный абзац, никаких подробностей. Имя парня и какая-то хрень про то, что полиция растеряна. Типа это у нас новости.

— Ты о чем?

Он досадливо хмыкнул.

— Да о преподе, про которого я тебе говорил. Кошмарные полостные раны. Вчера во «Временах»[53] сплошняком было. Ты не видел?