— Благодарю вас, Станислав Владиславович, вы мне сильно помогли. — ответил граф. — Надеюсь, моим людям помогут разгрузить обоз?

— Зачем вам мои солдаты? Там, на месте, вам помогут другие.

— А как быть с возницами? Они ведь из местных, а я направляюсь к вашему штабу, проеду через весь лагерь.

— По этому поводу не переживайте, за ними будет кому присмотреть. Мой боец проводит их туда, а ваш брат, или его боевые товарищи, выделит бойцов, они сопроводят их обратно.

Пришлось соглашаться с этими доводами, посчитав что: "в чужой монастырь со своим уставом не ходят". Впрочем, по почти безлюдному лагерю плутали не долго. Посреди лагеря, перед большой поляной, если судить по степени и характеру вытоптанной земли, служившей плацом, стоял огромный шатёр. Назвать эту белую махину палаткой, просто не поворачивался язык. О том, что это был штаб, красноречиво говорил пост из двух бойцов, стоявший перед входом и небольшая группа офицеров, расположившаяся немного поодаль, и оживлённо чего-то обсуждавшая. Стоило повозкам появиться в поле зрения этих воинов, как они замолчали, и стали пристально наблюдать за мини поездом, двигающимся к ним по периметру поля. От чего возникло ощущение, что Саша въехал на чужой огород, причём сделал это на гусеничном тракторе и прёт, прямо по посадке. И как выпутаться из этой ситуации — неизвестно. Шагов за двадцать — не меньше, от той группы отделился офицер и целенаправленно зашагал навстречу Александру, явно намереваясь выяснить причину появления нежданных гостей.

Сблизившись, тот приказал остановиться и, представившись дежурным по штабу штабс-капитаном Овечкиным, поинтересовался целью прибытия гражданского каравана в расположение его полка. Улыбка, вызванная воспоминанием о фильме из прошлой жизни "Неуловимые мстители" и персонажа сыгранного Джигарханяном, не смогла укрыться от военного, и он поинтересовался, что же он сказал, такого весёлого. На что пришлось оправдываться тем, что она означает радость от предвкушения скорой встречи с братом и не более того. Не известно, поверил ли Овечкин в это "притянутое за уши" объяснение, но извинение принял. А после известия о том, что у графа есть конверт с письмом от его отца — старинного друга полковника Голицына, принял пакет и исчез с ним в недрах шатра.

Довольно долго, из "царского шатра", никто не выходил. А ожидать решения своей дальнейшей судьбы, дозволит ли "отец командир" остаться в лагере и при этом находиться под "прицелом" любопытных взглядов офицеров, было достаточно некомфортно. Вдобавок ко всему, нещадно припекало солнышко, не смотря на то, что оно уже давно спускалось к горизонту. Но и эта пытка ожиданием, как, и всё в этом мире, окончилась. Без лишнего гомона, который, по мнению Александра, должен был сопровождать появление людей окончивших "мозговой штурм" каких либо операций, вышли офицеры. Перед этими мужами вытянулись в струнку все, кто стоял перед штабом. Всё, кроме Сашки и нанятых им возниц. А те, в свою очередь, скользнув взглядом по окружающим их людям и привычно козырнув в ответ, также молча ушли в сторону передовой. Вот на них Саша и обратил внимание, даже не осознав, что именно так его привлекло. Нет, не так, он неосознанно подметил, что в том, как на этих людях сидела их форма. Здесь не было никакой показной щеголеватости. Не то, что на тех молодых военных, которые стояли возле штаба. Всё наоборот, мундиры вышедших из палатки военных, смотрелись как нечто единое, сросшееся с ними, как шкура Льва, вздымающая играющими под нею мощными мышцами самого царя зверей.

Долго придаваться этим размышлениям не получилось, однофамилец персонажа сыгранного Джигарханяном, с нескрываемой иронией, проявляющейся как в голосе, так и во взгляде, пригласил Александра пройти в штаб.

Признаться, обстановка в шатре была спартанская, и описать её можно в двух словах. Центром композиции служил большой квадратный стол, грубой, ручной работы и несколько стоящих вокруг него табуретов. Возле одного из них, стоял военный, с погонами полковника на плечах, почему-то Сашка ожидал увидеть один, но не сильно в этом разочаровался. На вид, комполка, было лет сорок, максимум сорок пять. Мужчина был высок, суховат, коротко подстрижен и, никакой растительности на лице.

— Так вот вы какой. Что же юноша, здравствуйте. — Пробасил офицер, и от звучания этого голоса, спина молодого графа "покрылась мерзкими мурашками".

— Здравие желаю Игорь Владиславович!

— Не тянитесь так, молодой человек. Вам это не идёт. Вы лицо сугубо гражданское. Поэтому, Александр Юрьевич, будем с вами разговаривать просто, без уставных требований.

— Спасибо, Игорь Владиславович. Я искренне рад с вами познакомиться. Отец много о вас рассказывал.

— Хорошо. Тогда не станем терять время, и я сразу начну отвечать вам на вопросы, заданные вашим батюшкой. Первое, вашему старшему брату, Виктору Юрьевичу, уже с месяц как присвоили звание поручика, вам видимо ещё не дошло то письмо где он сообщает семье об этом. Как и моё, отосланное на днях и адресованное Юрию Владимировичу. Второе, в бою, произошедшем две недели назад, Виктора серьёзно ранило, оторвало осколком правую ногу, в районе голени. Один из солдат спас вашего брата, перетянув хлыщущие кровью остатки ноги и перевязав рану, его спас, а сам погиб.

— Как?

— Вот так и получается. Нижний чин — сердобольный мальчишка, перевязывая культю вашего брата, закрыл его своим телом от ружейного залпа врага. Он нарушил устав — в бою покинул строй и, как это ни парадоксально, этим спас жизнь вашего брата.

— А где он сейчас?

— Кто? Ваш брат? Так его отправили в один из трёх монастырей, расположенных под Царьградом. Монахи его подлечат, а как он окрепнет и наберётся сил, отправят его домой. А погибшего героя, как и всех принявших в тот день смерть во имя спасения отечества, похоронили, со всеми положенными почестями.

— Спасибо вам.

— А мне-то за что? Калеченных воинов, монахи выхаживают, а не я. И, зная какие в обители искусные и заботливые лекари, мне думается, что Виктора уже "подлатали" да отправили домой. Так что, искать вам его уже не стоит, опоздали вы с этим.

— А каковым будет ваше решение относительно моей персоны — моего пребывания в вашем полку?

— Юрий Владимирович пишет, что вы стали хорошим оружейником. Хотя. Об этом, в моём полку, знают многие. Некоторые офицеры воюют вашими пистолетами и оценивают их намного выше, чем трофейные. Особенно те иностранные "шедевры", что попадают в наши руки в последнее время. Но. Одними этими малышами, войну не выиграть.

— Я вас понимаю и в этом, полностью с вами согласен. Поэтому, я привёз не только револьверы, которые собираюсь отдать именно вам, для поощрения ваших подчинённых. Тех офицеров, отличившихся в бою. А испытывать я буду механическую картечницу.

— А что толку с неё? Ну, даст она залп и всё, "Finita la comedia"[45]. Так её, после этого замучаешься заряжать. Бой окончится, а вы, если умудритесь выжить, всё будете продолжать с нею возиться.

— Не совсем так, Игорь Владиславович. Моя картечница механическая, и способна стрелять до тех пор, пока будет подаваться боеприпас — без долгих задержек. Но я, желаю испытать её в бою — для выявления недостатков не заметных в стенах моих мастерских.

— Допустим, что всё так, как вы утверждаете. Но у меня нет лишних солдат, чтоб выделить их в ваше подчинение. Да и во время сражения, будете стрелять не только вы, но будут и те, кто выстрелит в вас.

— По этому поводу не извольте беспокоиться. В моём подчинении мои гайдуки, они уже обучены управляться с картечницей. Единственное что у вас попрошу, это солдат, но только на ближайшее время. Прошу помочь как можно быстрее, разгрузить мой багаж и отпустить нанятых возниц.

— Это не проблема. Но у меня остаётся ещё один вопрос. Вы осознаете, что в вас будут стрелять с намерением убить? Или нет?