Усадьбу князя Шаховских, Иосиф покидал в приподнятом настроении. На аудиенцию с царствующим отпрыском великого рода Рюриковичей он и не рассчитывал. Просто нужен прецедент, мол, в Московии процветает такой махровый антисемитизм, что для бедного иудея, во всех коридорах власти, закрыты все двери. И пусть в большинстве мировых держав, дела обстоят намного хуже. Это не столь важно. Уж он сумеет заострить внимание мировой общественности именно на этой империи. Уж он, пусть и не сразу, но сумеет придумать, как выгодно разыграть этот "козырь". Настроение не смогло испортить даже присутствие Орлова, который, в надежде на премию, продолжал преданно "пожирать глазами своего состоятельного клиента". Пришлось, при расставании, сунуть в его руку десятирублёвую ассигнацию. Прикормленный, исполнительный чиновник, всегда может пригодиться.

Тем же вечером, Шимин ужинал в ресторации постоялого дома, того где он поселился. Надо признаться, отель был неплохой, несмотря на излишнюю, на вкус банкира, роскошь. Да и кормили постояльцев отлично. Еда была вкусной, порции непривычно большими, а алкогольные напитки — выше всяких похвал. Всё это позволило, весьма приятно закончить трудный день. Ведь таким пережитком как кошерность пищи, Иосиф не страдал. Он давно считал себя только американцем, стоящим выше расовых и религиозных предрассудков, что весьма облегчало его жизнь.

А в тот момент, в другом конце ресторанного зала, весьма громко и разгульно — от всей широты купеческой души, гуляли местные торговцы. Банкир этому не удивлялся, он уже привык к их беспредельному веселью, за всё время пребывания в столице, он не единожды сталкивался с подобным — точно варвары. Вот и сейчас, пара купчин, явно о чём-то спорили. И если бы не сидящая за соседним столом группа столичных жителей, явно семья, которая излишне громко обсуждала, на французском языке, разгулявшихся торгашей, то смысл их спора, так бы и остался тайной. Выходило так, что торговцы, воздавшие должное богу виноделия Бахусу, выясняли, кто из них самый-самый… как говорится: "Vinum locutum est"[6]. Вот, после громких и долгих препирательств, бородачи ударили по рукам, решив, что выкупят участки земли на пустыре, который недавно выделили городу под застройку, после этого, построят там по доходному дому. Чья постройка будет более шикарной, тот торговец и круче своего собрата. А призом для победителя станет то, что в его доме будет заседать городская, купеческая гильдия[7].

"Да, — подумал Иосиф, когда, окончив неспешный ужин, подымался в свой гостиничный номер, — в цивилизованном мире, такие дела, спонтанно не решаются. Тем более без долгих переговоров с уточнением многих параграфов составляемого договора. Точно, варвары, с упрямством, достойным лучшего применения, держащиеся своих устарелых обычаев".

В то же время, когда Шимин считал дни, в ожидании встречи с канцлером Лопухиным, а на данный момент, он обедал в успевшей надоесть ресторации: в доме молодого графа Мосальского-Вельяминова, начался переполох. И вызван он был не тем, что судьба медленно и уверенно сводит этих двух, столь непохожих друг на друга людей. Всё было намного банальнее и проще, к сыну, который резко перестал писать письма, приехала его мать. Мучимая недобрыми предчувствиями женщина, не выдержала и никого об этом не предупреждая, отправилась в Павловск. И с первой секунды, как только холоп Ванька открыл дверь и увидел графиню, его рябое лицо, перекосила виноватая гримаса, взгляд при этом, стал испуганно щенячьим. Что больно резануло по материнскому сердцу — похлеще острого кинжала.

Вот так, двое, они и стояли — несколько секунд, крепыш Иван с перекошенным лицом-маской, застывший от испуга в дверном проёме как соляной столб, и изящная как античная статуэтка, Ольга Олеговна, понявшая, что с сыном, в самом деле, произошла беда. От острой боли в груди, у неё потемнело в глазах, и стало нечем дышать. Неизвестно, чем бы это закончилось, так как прислуга, приехавшая с графиней, возилась с её багажом, если бы не Марта Карловна, которая, случайно выглянула в окно и увидела хозяйскую карету, после чего поспешила навстречу своему работодателю.

"Здравствуйте, Ольга Олеговна. Что же вы, никого не предупредили о своём приезде? — совершенно спокойно, заговорила гувернантка, оттесняя от двери, растерявшегося слугу. — Простите нас за Ванькину оплошность. Чего же мы стоим, матушка графиня? Проходите в дом, ваш сын, Александр Юрьевич, в данный момент, изволят обедать. Я сейчас же распоряжусь и обеденный стол, сервируют на две особы".

Пропуская, "взявшую себя в руки" и поэтому, величаво входящую в дом графиню Мосальскую-Вельяминову, фрау Крайсберг, осторожно подержала её за локоток. Заодно, Марта, одарила прислугу таким взглядом, который не обещал для последнего ничего хорошего. Ведь благодаря его оплошности, мать молодого хозяина, держась из последних сил, балансировала на грани обморока.

"А всё же, материнское сердце не обманешь. — думала фрау Крайсберг, вновь посмотрев на изрядно побледневшее лицо Ольги Олеговны; на её посиневшие, плотно сжатые губы и слегка замутнённые близким обмороком глаза. — Ведь почувствовала она, что с её чадом что-то стряслось, не вытерпела и приехала его проведать. А тут, этот олух…, своей испуганной мордой, подтвердил все, самые страшные из её догадок".

— Ну что стоишь, олух царя небесного? Чего застыл? Прими у хозяйки вещи. Совсем обленился!

— Ой, простите барыня. — засуетился, вышедший из ступора Иван. — Давайте ваш плащ…

— Фрося! — продолжила давать указание немка. — К нам прибыла наша барыня, поставь на стол приборы ещё на одну персону, они желают отобедать вместе с сыном! Протас, возьми в моей комнате капли, те, что на прикроватной тумбочке, в синем флаконе, отдай их кому-либо из кухарок и пришли её сюда! Да не забудь о стакане с водой.

— Марта, не стоит так беспокоиться, мне уже намного лучше. Наверное, на меня, так подействовала полуденная духота, вот и вся причина моего недомогания. — Всё это было сказано на языке Гёте.

— Как я вас прекрасно понимаю. Во всём виноват солнцепёк, мучавший вас всю дорогу, да тут ещё непотребная нерасторопность прислуги, знаете, всё вместе, это очень вредно для женского сердца. Так что не побрезгуйте, фрау Ольга Олеговна. Примите предложенное мною лекарство. Его мне прописал один из лучших докторов Павловска, оно творит чудеса и совершенно безвредно, весьма хорошо успокаивает нервы. Говорю вам это по своему опыту…

О чём ещё беседовали дамы, прислуга так и не поняла. Не все из них знали иноземную речь, как впрочем, не страдали и излишним любопытством. К моменту, когда раскрасневшаяся от постоянного нахождения у горячей печи, пышнотелая молодая кухарка принесла капли и стакан воды, графиня Мосальская-Вельяминова, была согласна выпить целебную микстуру. Выпила, и немного поморщилась. Всё же, лекарства редко бывают приятными на вкус. К тому времени, в прихожей появилась другая прислуга, приехавшая с хозяйкой, а именно Митяй, некогда бывший сотоварищем молодого графа — по учёбе. Ныне, это был крепкий, светло-русый парень, можно было бы сказать красивый, не перечеркни его лицо уродливый шрам, память об усердном учителе латыни. Тот якобы случайно промахнулся, стеганул вымоченной в рассоле розгой не по-мальчишечьи, изогнутой от боли спине, а по его голове. Как он позднее объяснился, немного промахнулся — бывает, ведь мальчишка так сильно извивался. Хорошо, что ещё глаза не пострадали. Всё бы нечего, но как назло, произошло это в разгар жаркого лета, и "случайно" полученная рана, заживала излишне долго и тяжело. Вот этот мальчишка, а на данный момент юноша-крепыш, учтиво поклонившись, доложился хозяйке, что все её вещи доставлены в гостевую комнату, где на данный момент, хозяйничают дворовые девки — раскладывая их по местам.