— А ты значит, молча смотрел на это безобразие?

— Никак нет! Меня, значится, внизу оставили, подниматься не разрешили. Это я после, с Михаилом Николаевичем туда поднялся. Это когда он прибежал и двинул по мордасам прислуге, которая и его туда пускать не хотела. Ну и я, стало быть, за ним. А там такое… Вот.

— А что было дальше?

— Ну, мы их немного помяли, те оказывается, моего барина как-то обозвали. Мало иродам было его мукам адским подвергнуть, так они ещё и бранились на него непотребно. Ну, знамо, пока он в бесчувствии прибывал, и ответить им не мог. А потом у Александра Юрьевича падучая началась. Вот. И кондрашка то эта, после той дыбы, с ним не единожды приключалась.

— Понятно голубчик, спасибо. Этими эскулапами, займётся наша фемида, я как раз семью его превосходительства, полицмейстера пользую[1].

После чего, доктор пробурчал себе под нос что-то на латыни. А Владимира накрыла очередная волна уже знакомого припадка, на сей раз, в дополнение вспышкам вбиваемых воспоминаний, тело снова сковало судорогой. А напоследок, до угасающего сознания Владимира донёсся окрик врача:

— Что стоишь, солдат. Помогай удерживать твоего воспитанника, чтоб он не…

Да! Да! Да! Сегодня был один из лучших — удачных дней. Иосиф, второй сын раввина из Лондона, получивший отличное образование и переехавший в САШ, Нью-Йорк, мог считать, что жизнь удалась. Как следствие его напряжённой и кропотливой работы, банк, в котором его тесть был ведущим из совладельцев, расширил сферу своего влияния. Да, да, благодаря именно его гениальной, трёхлетней афере, балансирования на грани дозволенного (а те незаконные действия, без которых нельзя было достигнуть желаемого результата, выполнялись настолько тонко и скрытно, что хоть как-то связать их с Иосифом было невозможно), конкурент был успешно поглощён. Да, да, именно поглощён, так как официально, банкротить банк было нежелательно. Банкам должны доверять и это доверий должно быть незыблемым. Иначе обыватели не захотят нести свои кровно заработанные деньги процентщикам. Которые займут место своих менее успешных коллег.

И именно поэтому, незаметно для окружающих, вокруг жертв создавалась такая атмосфера, что в конце операции, они были рады сами прибежать, пасть в ноги представителю банка King, Lieran & Co, вымаливая у оного, сделать в их гибнущее дело "щедрые" вливания. А по сути, эти неудачники продали свой бизнес за бесценок. Да, сделали это благодаря различным методам воздействия и тонко проведённым махинациям. И через некоторое время, жертвы были доведены до такой степени отчаяния, что были согласны в прямом, а не переносном смысле бить лбом в пол и "голосить", что полностью согласны на то, что по подписанному договору они многое теряют. По сути дела всё. Ведь после завершения сделки, их банки становятся заурядными филиалами своего "спасителя". А именно. По завершению этой грациозной аферы, внешне, всё выглядело примерно так. Спасённые хозяева, получив подачку, в виде списания неизвестно откуда и почему образовавшихся долгов, и, по сути, став банальными клерками, тихо, посемейному, радовались: "Ура великому спасителю, благодетелю, меценату, не позволившему "пойти по миру" и сохранить для "бедных" семей долю в своём детище — деле всей жизни, пусть и мизерную. Да хоть так, не до жиру".

Именно сегодня, после завершения сделки, как и предшествующей ей тайной операции, Иосиф позволил себе выходной. Всего лишь, один за несколько выматывающих месяцев постоянного цейтнота. Но он сам выбрал этот тернистый путь. И то, что несколько лет назад его заметили, ввели в управление банка, нужно отрабатывать, как говорится, вся энергия, должна приносить благо его нынешней семье. Да, немалую роль в его росте сыграли родители Иосифа. Они по-прежнему жили в старом свете, и имели определённый вес в немаленькой еврейской общине, и это сыграло как дополнительный балл в его карьерном взлёте. Однако без надлежащего усердия, на этот факт никто бы не обратил внимание. И его незабвенная, дорогая Тереза, не удостоила бы его даже маленькой толикой своего драгоценного внимания. Но молодой Шимин, проявив изрядное усердие, как в служебных делах, так и в амурных, добился её благосклонности. Пришло время и, она, вся такая неприступная, не смогла устоять перед его напором и волей своего отца Дональда Лёрана — стала его женой, и подарив троих прекрасных дочерей.

И вот, довольный собою, удачливый банкир, ехал в карете и был погружён в приятные думы о новых, ещё предстоящих победах: — "Сейчас приеду домой и всё, необходимо немного отдохнуть, чтоб со свежими силами переключиться на новый проект. Очень важный для моего бизнеса проект. Благодаря прикормленным чинушам, нашим людям стало известно, что в далёкой, варварской России, собираются строить сверхдлинную железную дорогу. Поэтому, жизненно необходимо поучаствовать в этом суперпроекте, как-никак, он соединит сухопутным путём, Европу и Азию. Что в свою очередь, сулит огромную выгоду. Значит, нужно урвать у русского царя, хороший, увесистый "кусок столь желанного пирога". Работа в этом направлении идёт давно, вот только слишком медленно и вяло, как и всё что происходит в этой дикой, варварской стране. Говорят, что сам император не желает допускать к этому проекту иностранных спонсоров с невыгодными для державы условиями (имеются в виду, расплывчатые формулировки параграфов договора, несущих множество подводных камней). А что он, нечёсаный гой, хочет? Кто платит деньги, тот и должен диктовать условия, и не как иначе. Придётся включаться в это дело самому. Предстоит разобраться в сложившейся ситуации и придумать стратегию, чтоб добиться своей цели. И самое главное, не попасться на незаконных методах нейтрализации несговорчивых чиновников. Такие глупцы хоть и были редкостью, но судя по отчётам, имелись…"

Прошло две адских недели, с того момента, как Владимира привезли в дом Александра. Кононов, по-прежнему лежал в хозяйской спальне и всё больше ощущал себя Мосальским-Вельяминовым. Нет, он вовсе не растворялся в личности своего предшественника, просто невольник чужого тела, через мучения, познавал весь его внутренний мир, обрастая всё новыми и новыми воспоминаниями, и знаниями своего предшественника. А самое неприятное заключалось в том, что Володя чувствовал, как вместе с этим медленно угасают последние отголоски личности его донора. Было не понятно, является ли это ощущение реальным, или только плодом больного воображения, однако осознавать это было жутко. Даже не смотря на то обстоятельство, что была стопроцентная уверенность — настоящий Александр Юрьевич погиб ещё до подселения в его мозг Володьки. Проще говоря, в клетках серого вещества, осталась только память принадлежавшая былому хозяину и неизвестно, по какой причине, её срастание с новым владельцем тела было невыносимо болезненным. Могло быть и так, что эти кошмарные приступы, напоминающие собою эпилепсию, были следствием борьбы Александра за свою жизнь, которую тот постепенно проигрывал. Что могло объяснить то, что координация ни как не желала восстанавливаться, как будто кто-то этому мешал — саботировал реабилитационные процессы. И не было в этой битве, ни диалога агонирующей жертвы со своим невольным агрессором, ни каких либо других попыток общения. А только взрывообразные муки, которые казались хуже самой смерти.

Всё то, что познавал и чувствовал Кононов, можно было назвать шоковой терапией, позволяющей познать новый окружающий мир, и присвоить некоторые привычки, характерные для погибшего предшественника. Но всё это, было не таким шокирующим, по сравнению с тем, что на престоле Российской Империи, сидели Рюриковичи. Не Романовы, а именно, род основателя Руси. И был в этом мире свой прототип Петра великого — Павел третий, Олегович. Все здешние мещане называли его реформатором. Но он, в отличие от Романова, не строил известный в первой реальности Петербург на Неве, а просто, снёс непокорную Ригу, как говорится: "Не оставил камня на камне". После чего, основал на её руинах, свой, новый город порт — Павловск. Мало того, что построил, так ещё сделал столицей своей империи. И как это ни странно, но все прибалтийские народы, к концу правления первого императора, искренне считали, что они были освобождены от европейской инквизиции, и возвращены во чрево славянства, и православия. Даже если так думали не все коренные жители, то их подавляющая часть, точно. И это, было достигнуто благодаря деятельности первого канцлера империи, Егория Млинского, начинавшего свою карьеру с рядового сокольничего, а впоследствии, ставшего правой рукой молодого царя — будущего императора. Именно этот проныра, по своей инициативе, ещё перед началом прибалтийских походов, начал свою первую в мировой политике информационную войну. Во время которой, его люди разъясняли потенциальным гражданам, как это плохо, что столько времени, безбожные католики притесняли прибалтийских славян, отрывая их от родных корней, как насильственно лишали их родовой памяти. И надо же, это подействовало. Подтверждением чего было то, что многие города открывали ворота перед русской армией и самые именитые граждане, с поклонами, выносили ключи. Правда, массовое, добровольное присоединение к славянской "семье", под руководством русского царя, началось только после первых, крупных побед российского оружия. И если честно, Владимиру было непонятно, то ли жители, искренне, желали воссоединения, то ли в этом был свой, корыстный расчёт. Да — да, расчёт, ведь города, не "взятые на меч", разграблению не подлежали. Такие города на самом деле не грабили, а в благодарность за патриотический жест, освобождали от всех податей, на два года.