Стоило экипажу тронуться с места, как молодой человек, резко забыл о своём не очень пристойном развлечении и переключил своё внимание на Александра. На лице любителя созерцать дамские ножки, воцарилась дружеская улыбка и граф вспомнил: "Да это же князь Шуйский! — Балагур Сашка, тёзка и товарищ по учёбе".

— О, кого я вижу! — сдержано воскликнул князь по-французски, выговаривая слова хорошо поставленным прононсом. — Милый друг, вы ли это?

— Да князь, как не странно, но это, на самом деле я.

— Прелестно. Как ваше драгоценное здоровье, граф? — Вопрос прозвучал совершенно тихо, так как князь поравнялся с Александром, и по этикету, говорить о таких вещах громко, не полагалось.

— Благодарю, оно в полном порядке.

— О-у. Так это прекрасно.

После этих слов, молодой аристократ, доверительно коснулся локтя своего собеседника, и с видом, бывалого заговорщика, кивнул в сторону только что скрывшейся кареты.

— Видел друг, какое чудо нам удалось лицезреть? — тихо поинтересовался князь, — До и барон Бергендольф, весьма нетривиальная личность, хоть и немец. Но какова у него младшенькая дочурка, ух, и прелестница, вся в отца. Ух, хороша чертовка.

— А стоит ли так говорить о генеральской дочери?

— О красивых девушках, способных порадовать глаз истинного эстета? Стоит. Ещё как стоит.

— Нет, князь, пора взрослеть. Мы уже не школяры, и пора вести себя как полагает достойному мужу.

— О полно те. Тоже мне, муж нашёлся. Не припомнишь, с кем это мы ни так давно, на театральную площадь бегали? К началу спектакля. А? Кто больше всех восхищался зрелищем выходящих из экипажа дам? Всё. Молчу, иначе можем такое наговорить друг другу, что придётся стреляться. А сейчас извини, я спишу, меня, поди уже заждались. А если хочешь, пойдём вместе, весело проведём время. У нас тут что-то вроде прощального кнейп-абенда[17] намечается. Меня, на него, наши фуксы[18] пригласили. Пошли, посидим развлечёмся, напоследок, дадим школярам мудрые советы.

— Нет. Прости. Не могу. Мой доктор сказал: "Если не желаешь упустить шанс на полное излечение, воздержись от алкоголя, хотя бы на год". — Я решил воспользоваться его советом.

На самом деле, этих слов врач не говорил, просто Александру не хотелось идти в шумную компанию, особенно, раскуривать общую трубку с дешёвым табаком. А зная надоедливость своего тёзки, граф ничего другого не придумал. И надо же, отговорка подействовала.

— Как хочешь. Тогда, до завтра. И больше, никаких отговорок не принимаю. Завтра, встречаемся у меня дома, я устраиваю вечер чтения. Скажу тебе по секрету, мне на днях привезли новую книгу Огнеева. Так что, приходи, будут обсуждения новых трудов Викентия Семёновича. Обещаю, будет оче-ень ин-те-ре-сно. А из напитков, предлагаю оставить один лишь чай, ну может быть одну или парочку чашечек кофе и главное, это не помешает нам диспутировать.

Увидев как граф растерялся, Шуйский понял это по своему — мол, трудно другу ходить на такое большое расстояние, а экипаж, на время хворобы, у него могли забрать родители — лишнее искушение нарушить постельный режим. Вот и сказал: "Саша, ты ведь мне друг? Друг. Значит поступим так. Завтра за тобой заедет мой экипаж, я его посылаю за сёстрами Бутенко. Будь добр, поручись перед родителями за их безопасность. Одних, без провожатого, они моих кузин точно не отпустят. А я, буду занят приготовлениями к литературным посиделкам. Выручай".

Александр, выдержав для приличия небольшую паузу, согласился. Ему было неудобно признаваться, что он не помнит где стоит дом его друга, в котором он, по идее, часто бывал. Вот и обрадовался такому предложению.

Князь ушёл на кнейп-абенд, бороться с зелёным змием, выясняя кто из них сильнее. А граф, поспешил домой, нужно было успеть, хоть немного отдохнуть, так как ему, предстояло заняться уроками фехтования с учителем, две недели назад нанятым его любимым батюшкой. Старый граф решил, что после тяжкой болезни, эти занятия пойдут его младшему сыну только на пользу. С чем Александр не спорил, здесь, их желания полностью совпали. Тем более, эти тренировки пробуждали не только ослабшие без специфических нагрузок мышцы, но и утерянные боевые навыки. Заодно, звон стали воскрешал некоторые события, связанные с применением этого боевого искусства. Оказывается, его предшественник не был абсолютным маменькиным сынком. Да, по сравнению со своими сверстниками он был более мягок и покладист. Однако старался постоянно доказывать окружающим его друзьям, что он настоящий мужчина, который, как это положено, презирает страх. За что частенько страдал. Находились те, кто, заметив эту особенность Мосальского-Вельяминова, использовал это в своих интересах. Однако делалось такое редко, так как такие вещи были не в чести, можно было получить вызов на дуэль, за оскорбление первой степени, или попасть на суд эрен-рихтеров[19]. И что из этого было хуже, лучше не выяснять.

Все эти воспоминания, "всплыли" из потаённых уголков памяти и, самое чудесное заключалось в том, что всё это обходилось без каких-либо припадков падучей — без спецэффектов. Не было даже обыкновенной головной боли, или ставшего привычным фейерверка. И что послужило причиной этого улучшения, было не важно. Главное в этих изменениях было то, что можно было не бояться, отключения сознания, грозившего развиться в самый неподходящий момент. Но, осознал Александр всё это не сразу, а только сегодня, поздним вечером. Когда он, уставший, улёгся в постель и вместо привычного, почти мгновенного сна, его посетила эта шальная мысль. Сна как не бывало — испарился. Разнообразные эмоции, глупые и не очень мысли, разгулялись с такой силой, что молодой человек еле удержался, чтоб не выскочить из кровати и, уподобившись маятнику, начать выхаживать по своей спальне. Сон появился глубоко после полуночи, приняв страдальца в свои нежные объятья.

Пост наркозный бред, про нелепое попадание в другой мир, в молодое тело, окончился внезапно, как и начался. Одиноко лежащий в огромной больничной палате пациент очнулся, осмотрелся по сторонам, присел на своей кровати. Вокруг мёртвая тишина, кажется, что никого нет, даже в огромном коридоре. Удивляться было нечему. Ведь люди, в этом заведении, лежат, в прямом и переносном смысле этого слова. Даже медперсонал, передвигается между палатами с величественной неспешностью, если кому-либо из пациентов, не требовалось оказать неотложную помощь. Вот тут, в этой ситуации нарушались все правила: здесь присутствовал и топот ног, и громкие выкрики команд, проще говоря, начиналась суета. Только не в данный момент.

Кононов, снова осмотрелся. И в самом деле, никого. Он на самом деле один. И его койка, стоит посреди помещения, а вокруг, куча разнообразных приборов непонятного назначения и не один из них, не был подключён к единственному пациенту.

"Видимо это и есть послеоперационная реанимация. — подумал Владимир смотря на то, как на экране одной из агрегатных стоек, выписываются непонятные кривые. — Видимо меня уже отсоединили от приборов жизнеобеспечения, и пошли готовить место в палате. А я, к несчастью, очнулся немного преждевременно".

"Деда! — неожиданно, почти рядом раздался звонкий детский выкрик. — Я так по тебе соску-у-учила-ась!"

Пятидесятипятилетний мужчина, выглядевший намного моложе своих лет, от неожиданного окрика вздрогнул. И удивлённо посмотрел на темноволосого, кучерявого ангелочка, в синем, длиннополом платьице с множеством рюшек. И он, раскинув руки, стремительно "летел" на него.

"Стой Машенька, нельзя, — запоздало закричала молодая женщина — дочь Владимира, стараясь хоть так, остановить своего бесёнка, — у дедушки могут разойтись швы".

Как это ни странно, ребёнок, который постоянно, при первой же возможности штурмовал дедушку, как альпинист гору Эверест, остановился, и с нескрываемым интересом и сильным удивлением, посмотрел на своего деда, а затем и маму.