— Ваше Сиятельство, неужто вылечились? — это был Герасим, добродушный, крепкий старичок, всегда благодушно относившийся к шалостям школяров во время весёлых вечеринок, за что, частенько получал грошики, и он помнил, что особенно щедрым из них, был именно этот юноша. — Вы как раз вовремя выздоровели.
— Это для чего вовремя?
— Не могу знать.
— Не томи, голубчик. Коль начал говорить, то не останавливайся на полуслове. Неужели меня уже отчислили по болезни?
— Нет, барин, не отчислили. Про такое никто не судачил.
Александр немного воспрянул духом. Быть отчисленным в конце учёбы, ему не хотелось больше всего, и, слава богу, этого не случилось.
— Так что же произошло?
— Не могу знать, но мне приказано, как вас увижу, доложить, что вас ждёт господин университетский инспектор. Он у себя.
— Спасибо, голубчик. Держи пятачок, после службы, выпьешь за моё здоровье.
— Благодарствую…
Ещё несколько шагов по направлению к университету, вот остались позади ворота учебного заведения, широкая аллея. Которая вела молодого человека к парадной лестнице старинного здания, оставляя слева небольшие домики преподавательского состава. Казалось. Чего тут идти? Однако всё было не так просто, Александр, постепенно замедлял шаг. И дело было не в том, что после долгой гиподинамии, мышцы ног жаловались на усталость, это состояние Саша умел преодолевать, и делал это весьма успешно, причина крылась в другом. Юноша вспомнил, что за день до того как он здесь появился, его предшественник дрался на дуэли. Ссора произошла из-за пустячного спора — в шинельной. И как назло, из памяти выветрились как причина конфликта, так и образ соперника. Помнилось только то, как оружейный мастер затачивал его саблю и всё, далее ни-че-го. Но важным было не это. Возникла уверенность в том, что противник сильно пострадал. Бой чести не закончился мелкой царапиной, обычным исходом поединка, с последующим примирением, обниманием и дружеской попойкой. Смутно вспоминалось, что раненного увезли в городскую больницу. Только был ли он в сознании? Неизвестно.
"Боже, — думал Александр, непроизвольно замедляя шаг. — Неужели мой предшественник убил того несчастного. И инспектор ведёт по этому поводу дознание. А я, как назло, ничего об этом не знаю. Значит, мне достались не все знания предыдущего хозяина моего тела. Неизвестно, сколько "белых пятен" в познании этого мира я имею? И чем мне это грозит?…"
Вот, уже позади парадные ступени; лёгкий, прохладный полумрак коридора встретил юношу, облачённого в студенческую форму, а в памяти, ничего не "всплыло". После первого же шага, рука привычным движением сняла головной убор. Вокруг царила неестественная тишина, так как все учащиеся разъехались по домам, на каникулы. Даже общежитие стояло сиротливо опустевшим — те, кто не мог уехать, гуляли в парке или в городе. Так что, звук шагов, гулко разносится под высоким сводом коридора. Неспешный подъём на второй этаж и юноша растеряно замер, остановившись на последней ступени. Это произошло не от страха, всему виной был банальный склероз, Александр судорожно вспоминал, за какой из многочисленных дверей, находится нужный ему кабинет. Повезло. Вспомнил.
Преодолена неполная дюжина шагов, и нужная дверь достигнута. Молодой человек снова остановился, осмотрелся, расправил воображаемые складки на форме и уверенно постучался.
— Да, да, войдите! — Послышался хорошо поставленный, вызывающий у многих студентов оторопь бас инспектора.
— Разрешите, Феоктист Петрович.
— А это вы, Александр Юрьевич. Прошу, проходите, присаживайтесь.
Всё это было произнесено совершенно нейтральным тоном, да и жест, которым один из трёх хозяев кабинета указал на стул, был сух. Так что, было невозможно понять, что ожидает студента, только что, вошедшего во владения господина Мещерякова. Потянулась тяжёлая пауза, во время которой, инспектор неспешно убирал со стола одни папки с бумагами и достал другие.
— Ну-с, Александр Юрьевич, как ваше здоровье? — Также бесстрастно поинтересовался чиновник, и вновь, ни в голосе, ни в мимике, не отразилось никаких эмоций.
— Спасибо, Феоктист Петрович, уже намного лучше. Можно сказать, что я абсолютно здоров.
— Странная формулировка, но для юноши, весьма подходящая. Да-с. И как вы всё это объясните, как вы могли так поступить?
— Простите, я не понял сути вашего вопроса.
— Ах да. Извините. — Феоктист Петрович изобразил некое подобие смущения. — Меня интересует, почему вы пошли лечиться именно к этим шарлатанам, а не обратились к своему семейному доктору.
— Да так, — вполне натурально смутившись, так что щёки налились алым румянцем, ответил Александр, — мне их так настоятельно рекомендовали, говорили, что они настоящие кудесники.
— Да, тоже мне, кудесники. Ведь они, сударь, всю вашу жизнь перечеркнули — лишили прекрасной карьеры. Пока вы оправлялись от их "ле́карства", я несколько раз заходил к вам, разговаривал и с вашими слугами и врачом. Так он сказал, что ваши припадки, это на всю жизнь, от них, лекарства нет. Они могут и развиться как сейчас, так и через год, или даже два. А ведь у вас, с написанием вашей научной работы были все шансы пойти на службу в адмиралтейство. Вот так-с. А ныне, ничего не получится, там уже знают о вашей беде и, не дожидаясь вашего выздоровления, наняли какого-то немца. И ещё одна неприятность, вы опоздали со своей публичной защитой. Да-с ещё раз повторюсь — вы опоздали и о престижной службе, на ближайшее время можно забыть. Благо вы, Александр Юрьевич и без того представитель древнейшего рода. Вам нет нужды, во что бы то ни было, получать чин XII класса…
Молодой человек молчал. Он почти не слушал собеседника, настороженно ожидая, что вот сейчас, инспектор, резко прервёт свои "душевные" разглагольствования и неожиданно поинтересуется: "А почему вы, милостивый государь, своего собрата, зарубили? Что такого он вам сделал? Живо отвечайте!" — Стараясь скрыть своё беспокойство, Саша рассматривал стену со стендом, который был увешан фотокарточками всех студентов университета.
— Александр Юрьевич, вы меня не слышите? — рокот инспекторского баса, оторвал от беззаботного созерцания фото стены.
— Да. Прекрасно слышу.
— Тогда, будьте добры, поставьте свою собственноручную подпись здесь и здесь. Вот так. Вот это, значится вам. Здесь ваши документы, удостоверяющие, что отныне — вы действительный студент[15]. Не обессудьте, но с публичной защитой вы опоздали. Так уж получилось, что мы, выдаём ваш диплом вот так, но во время выпускных торжеств вы тяжело болели, и не смогли порадовать нас своим присутствием. Да и ваши родственники, тоже не смогли приехать. Ну, вот и всё.
Когда Александр выходил из кабинета инспектора, то тот как-то чересчур буднично сказал: "Александр Юрьевич, если вам интересно, пан Пржибыльский жив и здоров. Вы, во время того поединка, ему только кожу на голове подрезали, удар в скользь прошёл, отсюда и обилие пролитой им крови. Вот он несчастный и сомлел, от её обилия. Из-за этого, его и продержали в больнице несколько дней — наблюдали, не случилось ли с ним сотрясение мозга. А сейчас он, наверное, уже в Варшаве, уехал домой ваш благородный шляхтич. Вот теперь точно всё, всего вам доброго и храни вас господь".
Как там обычно пишут в книгах? Выпускник, навсегда покидающий своё учебное заведение, или борется с непослушными слезами, или, как минимум, испытывает лёгкую тоску по ушедшему времени. Наш герой ничего этого не испытывал. Неизвестно, что было тому причиной, однако воспоминания о студенческой жизни, воспринимались как какой-то документальный, не берущий за душу фильм, а не лучшая частица безмятежной юности. Никаких эмоций, кроме сильной усталости.
Несмотря на эту, физическую усталость, Александр шёл по городу бодро, вежливо раскланиваясь со знакомыми людьми. Всё получалось настолько непринуждённо, что он, даже умудрился ловко (если учесть что его руки были заняты) отдать честь генералу, повстречавшемуся на его пути. Произошло это, когда новоиспечённый действительный студент проходил мимо отеля "Мадам Адель", того самого, где квартировал некий североамериканский банкир, по фамилии Шимин. Но не об этом господине речь. Просто из ресторации выходил вышеупомянутый офицер, в сопровождении жены и юной дочери. Так что граф Мосальский-Вельяминов, рефлекторно став во фронт, лихо скинул со своих плеч шинель, еле удержав её и свои документы в руках[16]. Правила Петербургского университета первой половины XIX века. Этот маленький конфуз, вроде как никто не заметил: никто, кроме одной юной особы, сопровождавшей генерала. Она с озорной усмешкой, украдкой, посмотрела на "неловкого" студента, но быстро опомнилась, с некой опаской взглянула на величаво "плывущую" рядом с ней матушку, "натянула" на своё личико маску высокомерного безразличья и продолжила своё шествие до поджидающего их экипажа. Впрочем, граф на девицу не обиделся: он переключил своё внимание на неспешно шествующего навстречу франта, одетого в дорогое гражданское платье, с виду, возрастом около двадцати лет. Выглядел этот педант, до боли знакомым. И надо же, стервец, подгадал момент, когда молодая особа приподняла подол, чтоб поставить свою ножку на ступеньку кареты, плотоядно уставился на её щиколотки. Его счастье, что этого никто не заметил, или сделал вид, что не обратил внимание.
