— Хех! — улыбнулся Захар. — Это хорошее дело. Обязательно помогу.

— Что ж, прекрасно! Только ещё хочу спросить, ты мне веришь?

— Конечно, товарищ капитан! Зачем же спрашивать?

— Понимаешь, то, что ты будешь передавать ордынским пленникам, может показаться тебе предательством…

— Почему? — удивился Захар.

— Потому, что ради дела иногда приходится перед врагом заискивающе улыбаться и говорить вещи, которые он желает услышать.

— Если ради дела, то я скажу всё, что угодно!

— А сможешь сказать, что ты послух польского короля и хочешь передать для Великого хана хорошие вести?

— Как, польского короля? — растерялся Захар. — Он же союзник хана… А что, правда, вести от короля?

— По крайней мере, тебе нужно будет убедить пленников, что это — правда, — серьёзно ответил Кудрявцев, внимательно глядя на собеседника.

Поймав пристальный взгляд капитана, витязь понял, почему тот желал знать, верит ли он ему? Если бы не это предупреждение, то других мыслей, кроме предательства, в голову бы просто не пришло. О возможном нападении польских войск со стороны литовских земель знали все.

— А как же мне их убедить? — спросил Захар осипшим от волнения голосом, не в силах побороть сомнения до конца.

— Вещица там будет одна с печатью, это и должно послужить доказательством.

— И печать настоящая? — к сомнению добавилось удивление.

— К сожалению, настоящую печать польский король держит при себе. Но, думаю, в ордынском войске мало найдётся тех, кто отличит подделку…

— Товарищ капитан, а как вести от короля смогут устроить замятню? — продолжал допытываться Захар.

— Ты задаёшь слишком много вопросов, на которые я не имею права отвечать, — нахмурился Кудрявцев и поднялся со своего места. — Любой другой солдат из нашего полка выполнил бы поручение без лишних слов. Жаль только, никто из них не похож на польского посланника… А ты можешь быть свободен. Но если хоть одна душа узнает о нашем с тобой разговоре, берегись!

— Нет, нет! Я не отказываюсь! — Захар тоже порывисто поднялся со своего стула. — Просто трудно сразу поверить…

— Трудно? — перебил капитан. — Мы вместе шли через пустыню, плыли через море, вместе били немцев, сегодня сообща стояли против ордынцев, а ты мне — сомневаюсь… А я ведь считал тебя умным мужем, — с горечью в голосе закончил Кудрявцев.

— Простите, товарищ капитан. Я сделаю всё, что вы скажете.

Хмурое ночное небо роняло редкие снежинки. Холодный ветер, подобно горькому выпивохе, блуждал среди лагеря русичей и пел свою заунывную песню. И всё ему не спалось. То с пьяных глаз налетит на палатку, грозя её опрокинуть, то наступит в костёр, сминая пламя и поднимая сноп алых искр. Прячась от этого смутьяна, в одну из палаток прокрался русобородый мужчина. Зайдя вовнутрь, он достал из отворота однорядки масляную лампу и поводил ею по сторонам, желая хорошенько осмотреться. На полу, привязанные друг к другу, лежали три избитых ордынских воина. Тогда ночной визитёр опустил лампу на землю, достал нож и принялся освобождать пленников, получивших свои раны в результате допроса.

— Ты кто? — спросил ордынский сотник, морщась и потирая затёкшие кисти рук.

— Говори тише, — ответил неизвестный, после чего продолжил. — Я нахожусь в лагере урусов по приказу польского круля…

— А где он сам? — недоверчиво поглядел на него сотник.

Двое других лишь недовольно сопели, растирая свои конечности, желая быстрее восстановить в них кровообращение.

— Слушая меня внимательно, — русобородый наклонился к сотнику поближе. — Воины Московского князя перехватили гонца, который вёз твоему хану важное сообщение. Они поместили его отдельно, но мне удалось с ним переговорить, назвав секретное слово. Вот…

С этими словами неизвестный вынул из висящего на плече баула кованый сундучок размером с лошадиную голову. Его стенки и крышка были украшены замысловатой резьбой и инкрустированы латунью, а отверстие, куда вставлялся ключ, прикрывала свинцовая печать. Чтобы открыть сундучок, её пришлось бы сорвать.

— Здесь дары Великому хану от моего круля и послание… Вот ключ, — и русобородый протянул серебристую фигурку, висящую на кожаном шнурке. — Это я всё вытащил из шатра московского воеводы, пока глупый охранник отошёл помочиться, — продолжил он, гаденько улыбаясь.

— А где сам польский круль? — снова спросил сотник.

— Он через два дня с войском придёт сюда, чтобы ударить в спину этим шакалам! Я сейчас потихоньку выведу вас из лагеря, а вы должны успеть сообщить обо всём Великому хану.

— Пошли вместе с нами…

— Не могу.

— Почему?

— Мне нужно сломать их грохочущие самострелы…

— Да, да сломай их! — заговорили молчащие до этого ордынцы. — Эти порождения шайтана отняли много жизней у наших воинов.

— Не волнуйтесь, мой круль тоже не желает напрасно терять своих рыцарей.

— А как же гонец? — снова заговорил сотник. — Он может всё рассказать…

— Он уже ничего не расскажет, я дал ему выпить вина, от которого не просыпаются, — криво усмехаясь, ответил русобородый.

— Хорошо. А теперь веди нас.

Первым делом Захар отвёл их в одну из палаток, в которой хранилось трофейное оружие и доспехи. Всё-таки воины должны возвращаться не "голышом". Потом они все вместе прокрались к конюшне и уже оттуда отправились на Угру. Витязь вывел ордынцев к тому месту, где на берегу лежала перевёрнутая кверху дном лодка. Снова плавать в ледяной воде никто не хотел, а лошади и потерпеть могут… Беглецы быстро придали судну необходимое положение и спустили на воду. Вскоре они скрылись в ночной темноте, уплывая в сторону далёких костров.

Сознаться, что был в плену, мало кто захочет. Сотник и его товарищи по несчастью исключением не стали. Они оба оказались десятниками, правда, из других подразделений, поэтому считали, что он тоже пострадал в бою. Хотя, что значит — пострадал? Когда тебя придавила убитая лошадь, и ты, не имея сил выбраться из-под неё, в результате попадаешь в плен — это разве пострадал? Как такое расскажешь? Засмеют! К несчастью оба десятника оказались именно в такой ситуации. Сотник же и подавно не горел желанием озвучивать своё приключение. Зато, слушая их рассказы, он быстро понял, что не всё потеряно. Во время переправы через реку десятки отрядов бесславно сгинуло под водой, так будут ли разбираться с его исчезновением перед битвой? Может и свидетелей-то живых не осталось? Зато если все трое скажут, что бились с отрядом урусов, захватившим гонца от польского круля и в результате спасли дары, которые тот вёз Великому хану, разве это не шанс возвыситься? Все прочие вообще ничем не могли похвастать.

Тем временем царевич Муртаза исходил желчью от бессильной злобы, от злобы за свой страх и унижение. Стремясь к воинской славе, он в результате потерял полтумена. А чего добился? Ничего! Оставшиеся воины ропщут. Они боятся! У урусов новое оружие, которое не позволяет им даже приблизиться к берегу. Умирать, не имея возможности хоть как-то достать своего врага, никто не желал. Мало того, нужно было что-то докладывать отцу… Только приходить к нему побитым щенком ой как не хотелось! Советники предлагали сказать, что на месте переправы он столкнулся с дружинами самого Московского князя, и их оказалось больше. Сказать-то можно, но быстро найдутся доносчики, которые постараются измарать царевича грязью. Братья тоже не дремлют. Каждый желает добиться благосклонности от отца…

Ночь Муртаза провёл в беспокойном сне, отчего утром проснулся не выспавшимся и раздражённым. А вспомнив вчерашний день, стал ещё более мрачным. Требовался хоть какой-то успех. Пусть он не принесёт похвалы, но хотя бы сгладит вчерашнее поражение. Уповая на чудо, ханский сынок обратил свои взоры к Аллаху… И Аллах услышал его!

— Царевич, — в шатёр вошёл верный телохранитель, — один из наших сотников вернулся с добрыми вестями.

— Что за вести? Зови его сюда быстрее!