— И не говори, — сокрушался Борис, — как Юрий (ещё один брат) помер, он вообще совесть потерял. А тут ещё знаешь, какую хитрость учинил…

— Какую?

— Помнишь, дядька наш Михайло Верейский дочь свою за иноземного императора замуж отдал?

— Конечно, помню! Славно мы тогда на той свадебке погуляли…

— Так вот, — продолжил Борис, — он за неё в качестве приданого Белое озеро отдал. Думал, раз дочь далеко, то приглядывать за той землицей будет сам… А тут возвращаются Ивáновы холопы, что ходили послами к тому императору, и привозят бумагу, по которой Анастасия передаёт всё, что получила в качестве приданного, нашему старшему братцу!..

— Это что же, — не поверил Андрей, — император так легко отказался от вотчин?

— Выходит, что так, — развёл руками Борис.

— Значит, Иван изначально с ним такой уговор имел, иначе бы ни за что не согласился на подобную свадьбу, — сделал логичный вывод князь, после чего спросил, — и как наш дядька воспринял эту новость?

— Говорят, спокойно. Он от дочери письмо получил, в котором Анастасия радостно сообщила, что теперь является полноправной императрицей и владеет очень многими землями. А Бело озеро решила подарить Великому князю, чтобы между Русью и ЮАР была крепкая дружба…

— Вот же дура! — зло сплюнул Андрей. — Обещал волк любить кобылу, оставил хвост да гриву… Нашему Ивану дай палец, он его по самый локоть откусит!

— Это точно! — согласился Борис.

Этим же вечером братья со своими дружинами достигли предместий Волока Ламского, в котором княжил Борис. Остановившись неподалёку от города в деревеньке Староволоцкое, они устроили на постоялом дворе хмельной пир. В самый разгар застолья князь Андрей вышел на улицу, чтобы облегчить свой организм от хмельного пойла. Тут в колеблющемся свете факелов, которые освещали подворье, он разглядел двенадцатилетнюю дочь местного старосты. Она ходила в сарай за дровами и, выходя оттуда, задела головой низкую притолоку, из-за чего платок сбился назад и обнажил шелковистые волосы нежно-льняного цвета. Мало того, снег, который шёл весь вечер, украсил снежинками локоны девочки причудливым узором. Неизвестно, что с пьяных глаз померещилось князю, но глядя на неё у него возникло сильное сексуальное желание. Он стряхнул на землю дрова с рук растерявшегося ребёнка, поднял лёгкое тельце на руки и понёс в отведённую ему комнату.

— Княже! Княже! — бухнулся староста перед Борисом на колени.

— Чего тебе? — недовольно поморщился тот и пьяно рыгнул.

— Брат твой дочку мою в свои покои понёс…

— И что?

— Помилуй, княже! Так ведь ребёнок совсем.

— Что ты тут, пёс, скулишь? — нахмурился Борис, которого оторвали от весёлой беседы. — Князь тебе честь оказывает, дочь твою своим ложем почтил, а ты!..

— Так ведь ребёнок же совсем! — со слезами на глазах умолял староста.

— Пшёл, прочь! — рассердился Борис на надоедливого мужичка и пихнул его ногой.

Пара дружинников тут же поднялась из-за стола и выволокла убитого горем старосту на улицу, бросив несчастного в грязный сугроб, чтобы одумался малахольный и не донимал князя глупыми просьбами.

— Слышь, Звяга, — обратился молодой воин к более старшему товарищу, — а девчонка-то действительно, мала ещё. Может напрасно князь решил с нею потешиться?

— Не нашего ума это дело, — ответил умудрённый жизненным опытом Звяга, вливая в себя очередной кубок с хмельной брагой. — Нам службу служить надо, а не рассуждать о господских забавах. Была у нас тут пара заступничков, князю решили указывать…

— И что?

— А то! — смачно сплюнул мужчина на пол. — Пропали оба. Ходили разговоры, что в плен угодили к татарам и угодили не случайно…

— А как? — всё допытывался молодой воин.

— Как? Как? — передразнил Звяга и, понизив голос, наклонился к своему собеседнику. — Отправили обоих с каким-то поручением, а их засада ждала на дороге.

— Мало ли, что по дороге бывает? — тоже перешёл на шёпот его товарищ.

— Дурень ты, Тимоха! Откуда здесь татарам взяться? Если только свои тати безобразничают. Так они ограбят и всё. Кто ж им позволит княжьих дружинников в плен к татарам везти через столько земель?

— Вон оно чё! — почесал рыжую макушку молодой воин.

— То-то и оно! Поэтому меньше рассуждай. А грехи наши пусть батюшки в церквах отмаливают. Зря, что ли они свою десятину получают?

— Слышь, Звяга, — не унимался Тимоха, — а ты не помнишь, как тех воев звали?

— А тебе на что? Неужели искать собрался? — весело хохотнул дружинник.

— Нет, конечно. Просто любопытно…

— Любопытной Варваре на базаре нос оторвали, — снова хохотнул Звяга, но, сжалившись, добавил, — Захар и Глеб их звали. Вроде братьями были…

На следующий день, ближе к обеду, дружины вместе с князьями продолжили свой путь дальше, забыв про вчерашний день, как сотню других ничего не значащих для них дат. И только староста всё прижимал дочь к своей груди и шептал её имя, поглаживая дрожащей рукой детскую головку. Девочка сошла с ума.

Римский Папа Сикст IV сидел возле письменного стола и дул на окровавленный палец, который случайно порезал, когда пытался заточить перо для письма. Потом вспомнил о новом средстве под названием "йод", подаренный принцем ЮАР доном Русланом. Помазав им края ранки и поморщившись от лёгкого пощипывания, понтифик мысленно вернулся к тем дням, когда ему сообщили, что в устье реки Тибр зашёл посольский корабль из далёкой Южной Империи. Через своих людей он попытался узнать цель посольства, однако с ними никто не захотел разговаривать. Русичи высокомерно заявляли, что слуги могут лишь передать просьбу о встрече, но разговоры о делах их не касаются. В принципе Римский Папа и сам был не против встретиться с посланниками из далёкой страны, тем более, благодаря подсказке принца Руслана, удалось пресечь побег Мануила Палеолога к османскому султану. Правда, бегство чуть не прозевали. Хорошо, что верный человек успел вовремя попасть на уходящий в Константинополь корабль. Во время путешествия беглец скоропостижно скончался. Зато никто не скажет, что наследники христианских правителей бегут служить к мусульманам.

Вспомнилась понтифику и первая аудиенция, которую он соизволил дать посольству.

— А Рим, как и сотни лет назад, всё так же продолжает оставаться варварской страной, даже не смотря на шикарную архитектуру, — вместо приветствия громко высказался принц Руслан, зайдя в зал для приёма и окинув его критичным взглядом.

Сказал без помощи переводчика, который находился рядом с ним. Значит, выучил фразу заранее. Хотя, по ходу переговоров было видно, что некоторые выражения он понимает достаточно чётко. В принципе, после такого вступления все дальнейшие разговоры можно было прекратить. Но Римский Папа не стал бы тем, кем именовался сейчас, если бы следовал исключительно своим эмоциям.

— Что же вас натолкнуло на подобную мысль, уважаемый дон Руслан? — дипломатично поинтересовался он, несмотря на возмущённый ропот своей свиты.

— Я увидел на постоялом дворе, как человеку прижигали рану калёным железом, — ответил принц. — Разве это не варварство? Вместо оказания помощи, раненного заставляют страдать ещё больше! Не проще ли тогда его сразу прирезать, избавив тем самым от мучений? Явить, так сказать, милосердие. Это, как минимум, было бы по-христиански.

— А как же лечат раны в вашей стране? — не обращая внимания на издёвку, спросил понтифик.

— Для обработки ран существуют антисептики, которые уже долгие годы с успехом применяют в моей стране. Во-первых: они не причиняют боли, а во-вторых: раны заживают намного быстрее.

— Из чего же делают эти лекарства? — поинтересовался Сикст IV, переварив в голове новое слово, которое по-гречески звучало, как "против гниения".

— Эти вещества не являются лекарствами, — ответил принц. — Их используют не против болезней, а для заживления ран. Изготовляют же антисептики из растений. А вот способ приготовления, увы — не знаю. Не медикус я. Да и они не любят хвалиться своими секретами, благодаря которым получают хорошие деньги.