— Ничего нового я не увижу. Вам не надо меня стесняться.

— И все же… — я не успела договорить, Экс вдруг резко приблизился и принялся меня раздевать, причем молниеносно быстро, совсем не жалея моей одежды. Хирургическую рубашку с меня буквально сорвали, вырвав все пуговицы с мясом. Брюки тоже сдались под натиском и от одного уверенного рывка порвались по швам. Н-да, а сила-то у этого панта действительно есть. Вполне себе мужская.

Оказавшись перед Эксом в одних трусах, я прикрыла руками грудь и рявкнула на панта:

— Прекрати! Что ты себе позволяешь?

Меня не услышали. В этот момент пант увидел царапину на бедре, его глаза бешено округлились, а лицо вытянулось:

— Что это?

— Нитья, — ответила я честно.

— Ракшас! — гаркнул Экс. — Гандакун! Манахай!

— Причем здесь манахай? — не поняла я. — И что такое гандакун?

— Незамужняя, грязная самка! Кто посмел проникнуть в ваше тело в этом мире?

Мне показалось, что я покраснела. Но я старательно попыталась это скрыть и с глупой надеждой спросила:

— Теперь твой суреш меня не захочет?

Экс уставился мне в глаза. Смотрел долго и пронзительно. Я даже поежилась.

— Что только мой суреш в вас нашел? Шкура да кости… Да ещё грязные, позорные… Ему будет противно и неудобно…

Я фыркнула и полезла в ванну. Села на гладкое дно, согнула ноги и прижалась грудью к коленям. Бесполый пант, продолжая что-то причитать себе под нос, засуетился вокруг. Перебирал флаконы, открывал, нюхал. А я молча сидела и наблюдала за тем, как мое тело постепенно прячется в воде… Пант дотронулся до моей спины, намылил ее чем-то и смыл струёй воды, переключив душ. Потом Экс распустил мои волосы и принялся мыть их. Прикосновения были щадящие, меня мыли тщательно, но аккуратно… А мне уже было все равно. Полная апатия. Жалость к себе. Неизбежность. Тоска.

Закончив мыть волосы, пант, вновь поражая меня своей силой, резко поднял меня за подмышки, поставил на ноги. Ловко стянул трусы до колен, я покорно сняла с себя деталь белья, оставив ее на дне ванны. Прикрываться уже не стала. Пока… Экс не потянулся намыленной рукой к тому месту, где только что были трусы. Я перехватила его руку.

— Я сама, — рявкнула я и нарочно нажала на болевые точки иномирного запястья. Экс дёрнул руку и отшатнулся. А я демонстративно подмылась и вылезла из ванны. Мне протянули полотенце, я обмоталась и прошлепала босыми ногами в комнату. Экс поспешил за мной, закрыл дверь и запер ее на ключ.

Я села на кровать, скрестив ноги и руки.

— Наденьте красную кападу, — повелел он. — Любимый цвет суреша. Он будет рад.

— Не хочу.

— Наденьте, — настойчиво повторил Экс. — Скоро наш суреш заглянет к вам, и вы должны быть во всей красе, — я метнула в панта злой взгляд. — Будьте с ним ласковы, и он вознаградит вас.

— За ласку? — фыркнула я.

— Да. Шер Хиран тоже ласков, он умеет любить самок. И щедро одаривает всех своих даас, — Экс шагнул к стенному шкафу и распахнул две дверцы. На длинной вешалке несколько разноцветных тканей, над вешалкой полка с позолоченными шкатулками. Видать, это дары высокопоставленного иномирного. Бесполый пант достал с полки одну из шкатулок, вернулся ко мне и открыл крышку.

— Золото, лучшее в Пантерии, — произнес Экс. Я бегло взглянула — действительно, золото. Много золота: цепочки, браслеты, серьги. Никогда я не была падка на украшения, так что подаренное сурешом восторгов у меня не вызвало. Эксанкар это заметил, громко захлопнул шкатулку и вернул ее на полку. Закрыл шкаф и шагнул к двери.

— Имейте в виду, суреш может вознаграждать, но может и наказывать, — бросил недовольный пант, а потом вдруг произнес: — Шер Хиран любит массаж спины.

— И часто ты его ему делаешь? — вырвалось у меня.

Экс бросил на меня недовольный взгляд и, прихватив мою сумку, вышел, запирая и эту дверь.

Ракшас!

Всё-таки я попала. И пропала..

Представлять себя в объятиях другого мужчины было омерзительно. Внутри все сжималось. Сердце защемило в груди, и стало так нестерпимо больно! Словно все кости разом переломались. Словно все органы внутри поразили болезненные язвы.

Неужели? Неужели суреш возьмёт то, что хочет?

Да, я занималась в своей жизни сексом без любви.

Но никогда по принуждению.

И что теперь — я бессильна?

А что я могу? Задушить себя кападами, порезать вены серьгами или браслетами? Я точно знаю — самоубийство не выход. Тем более я давала брату обещание, что никогда больше… Все это можно сделать и с сурешом, но это тоже, считай, самоубийство. Живой из дворца меня не выпустят.

Что остаётся делать?

Задумавшись, я не сразу услышала, как в замке поворачивается ключ. Потом дверь открылась, и в комнату вошёл суреш. В лёгких брюках и в рубашке с расстегнутыми пуговицами. Он огляделся, уставился на меня.

— Ты решила встретить меня в таком виде, — фыркнул он. — Что ж… — Хиран подошёл, коснулся пальцами подбородка и потянул вверх, заставляя подняться. — Ты все равно красивая, Аллаита. Или это не твое настоящее имя?

Я промолчала, а Хиран улыбнулся, снял с себя рубашку и погладил меня по лицу, задержавшись на губах. Я старательно не смотрела в его лицо. Отводила глаза. При этом чувствовала, что знатный самец начинает возбуждаться: дыхание участилось, а руки слегка задрожали.

— Ты станешь моей? — спросил суреш и, не дожидаясь моего ответа, прильнул губами к шее. А я… Вспомнила… этот вопрос. Точно такой же мне задавал Кишан. Традиции, суеверия… Каришма! Есть шанс. Есть!

— Нет, — ответила я, отстраняясь. — Не стану.

Глаза Хирана вспыхнули огнем. Злость, возмущение выступили вперёд.

— Да как ты смеешь…

— Пост, шер Хиран. Дерга, — ответила я тихо.

Суреш нахмурился, а потом с ехидной улыбкой выдал:

— Ты не панта. Зачем тебе придерживаться нашего поста?

— Но вы пант, — довольно улыбнулась я. — И если вы нарушите пост — ваше божество осерчает. На вас.

Хиран задумчиво на меня посмотрел. Потом даже как-то потеряно огляделся. Он сомневался. А ещё боялся. Ещё одна суеверная кошка.

— Ладно, Аллаита, пока твоя взяла, — процедил он сквозь зубы. — Но через двадцать пять дней ты все равно станешь моей, — он поднял рубашку с пола и импульсивно направился к выходу.

Дверь громко хлопнулась, замок повернулся.

А я с облегчением выдохнула и села на кровать. Обняла себя за плечи.

Двадцать пять дней. Это и много. И мало.

Надеюсь, меня вызволят отсюда раньше, чем закончится этот спасительный для меня пост.

Спала я на удивление крепко. Без сновидений. Купаясь в черной мгле своего подсознания. Мне в последнее время редко снятся сны. Говорят, так мозг как раз таки и отдыхает.

Однако я была бы счастлива сейчас увидеть во сне хоть что-то. То, что возможно я больше уже не увижу. Маму, брата… Кишана.

Неужели я останусь здесь навсегда? И после завершения Дерги суреш получит то, что хочет?

Нет уж. Я собралась уже однажды. Вытерпела такое! Что мне гарем?

Не можешь изменить ситуацию — измени свое отношение к ней.

Проснуться меня заставило странное ощущение. Будто бы на меня смотрят. Лицо точечно жгло, я так явно ощущала перемещения чужого взгляда.

Резко подняла веки, и первое, что увидела, — большие кошачьи глаза. Экса. Он нагло, оценивающе изучал мое лицо.

— Как вы посмели отказать нашему сурешу? — злобно прошептал он.

— Великий пост, — ответила я.

— Какому-то местному самцу отдались, а сурешом пренебрегли. Как посмели? Шер Хиран такой… Такой… — Экс резко выпрямился. — Я завтрак принес, — сообщил он и шагнул к двери.

Есть хотелось, даже очень, запах от еды распространился по комнате, вызывал слюну. Я не удержалась от таких запахов и спросила:

— Подожди, — пант остановился. — Что там?

— Жареные яйца птицы, фрукты и чай.

Я приподнялась на локтях, с сомнением посмотрела на поднос с едой, стоящий на столике. Шальная мысль посетила меня вдруг — может быть, меня хотят отравить? Или, ещё хуже, в еду добавлена какая-нибудь местная травка, способная затмить моё сознание. Кто знает, на что способен суреш, получивший отказ?