— Нет… Все так, — он отвел от меня взгляд. Просто сделал вид, что мои шрамы его совсем не интересуют… Хм, джентльмен этот ешкин кот. А ведь немой вопрос застыл в его глазах, я видела, я научилась видеть…

Что ж, теперь, судя по всему, красивой меня он больше не считает.

Ну и пусть. Что мне с того, какой меня считает большой и чёрный кот?

— Что это такое? — спросил вдруг он, указывая хвостом на стену над кроватью, на которой рядом с картой и календарем Пантерии висел еще один календарь. — А, календарь, — сам догадался черный самец. — Но только какой-то странный.

— Почему? Не странный. Просто это календарь моего мира, — ответила я.

Пант посмотрел на меня, потом опять на календарь.

— И как вы по нему ориентируетесь? — возмутился он. — В каждом месяце разное количество дней, а месяцев — двенадцать! Ваш год, как наши два! Каришма!

— Нормально ориентируемся. Мне привычно. Слушай, — я шагнула к панту и аккуратно спросила: — Можно тебя… погладить?

Кишан нахмурил брови, а потом молча кивнул. Я наклонилась и провела рукой по голове большой черной кошки. Приятные ощущения, шерсть гладкая, шелковистая на ощупь. Я провела ещё раз и обратно. Пант вдруг резко отстранился.

— Никогда не гладь панта против шерсти, — слегка оскалившись, сказал Кишан.

— Почему?

— Во-первых, это неприятно. А во-вторых, от самки самцу это знак пренебрежения, а от самца как сигнал вызова… на драку.

— Извини, — брякнула я. — Буду знать.

— Ничего. Тебе прощаю, — ответил Кишан и фыркнул. Потом ещё раз обвел комнату взглядом и уставился на мою большую кровать. Очень большую. Мне всегда нравился предмет этот мебели больших и даже гигантских размеров, чтоб моё тело могло полностью разместиться что вдоль, что поперёк. И подобные размеры моего ложа, судя по всему, произвели-таки на кошака неизгладимое впечатление.

— Ты на чем спать предпочитаешь? — кашлянув, поинтересовалась я.

— На кровати, — удивленно ответил пант. А я, опять кашлянув, с усмешкой произнесла:

— Знаешь, ты уж извини, но кровать у меня одна, и на нее я тебя не положу.

— Почему?

— Во-первых, ты же сам что-то там говорил про самку и самца, одних в доме. А уж тем более на одной кровати.

Чёрная морда пренебрежительно фыркнула.

— А во-вторых… — я резко остановила свою речь, так как вдруг побоялась оскорбить своими словами Кишана. Ведь сказать я хотела — мало того, что сейчас его тело полностью покрыто шерстью, так еще неизвестно, где оно могло побывать, а возможно, даже и поваляться. А гигиена для меня — мать медицинских наук. — Я никого не пускаю в свою постель. Это… святыня… — быстро нашлась я. — Так что пойми и прости, но спать ты будешь на полу.

— У тебя же ещё одна комната есть, — кивая на стену, напомнил мне внимательный кошак.

— Есть, но вряд ли ты там захочешь спать.

— Почему? Там не на чем?

— Ну… В принципе, там есть кушетка… — я оглядела кошака, прикидывая, может ли это большое и мохнатое тело поместиться на кушетке.

— Что такое кушетка?

Я громко вздохнула, понимая, что нет, не поместится, но шагнула к двери:

— Ну пойдём, покажу.

Мы вышли из комнаты и подошли к соседней двери. Потянув за ручку, я открыла комнату и первым пропустила панта, затем зашла за ним следом. Включила и здесь освещение.

Пант поводил в воздухе усами и не спеша прошелся по комнате.

— Странное помещение. Прохладное… Мебель чудная… — пристально осматриваясь, сказал Кишан.

— Это кабинет, в котором я принимаю вашего брата и где проходит лечение, — объяснила я, подошла кушетке и указала на неё Кишану. — А вот это называется кушетка.

Кишан подошёл к ней ближе. Даже поставил лапы и попытался запрыгнуть, но не стал.

— Жёстко, — заметил он. — И мало места.

— Я ж говорила.

Пант нахмурился:

— А ещё тут очень неприятно пахнет.

Я принюхалась. Честно говоря, я ничего неприятного не ощущала. Ну да, пахнет хлоркой. Ее запах прочно въелся, а я к нему, наверное, просто привыкла. Я вообще считаю этот запах — запахом чистоты. А у Кишана просто нюх чуткий, обостренный.

— Это запах хлорки, — пожимая плечами, сказала я. — Дезинфекция.

— Дези… Что?

— Ну, скажем так, очищение.

— Зачем?

— Как зачем? Чтобы уничтожить возбудителей инфекционных заболеваний, — судя по прищуренному жёлтому глазу, это панту ничего не объяснило, но другие слова подобрать я уже не могла. — У меня тут пациенты разные бывают. Болеют разным, опять же — кровь. Вот сегодня жуткие царапины обрабатывала у одного панта на спине. После него обработала помещение. Впрочем, как и после каждого пациента.

Кишан громко фыркнул:

— Как все сложно.

— Это обычный, стандартный процесс в моём мире, — ответила я и задумалась. Кишан хоть и не пациент, но побывал здесь, мог и шерсти натрясти. Видимо, завтра с утра придется ещё раз обработать.

Здесь черный кошак зевнул, широко раскрыв свою пасть.

— Ладно, Алла, спать пора, — заявил он и, развернувшись, направился обратно, в соседнюю комнату.

Я, погасив свет и закрыв дверь своего кабинета, последовала за чёрным кошаком.

— Значит, на полу? — уточнила я, заходя в комнату. Пант уселся на ковер и посмотрел на меня с прищуром. — Я поделюсь одеялами. У меня их много. Люблю спать с комфортом.

— Я заметил, — усмехнулся пант.

Покидав на пол несколько одеял и подушек, которые достала из шкафа, я вдруг задумалась и решила, что надо бы еще в душ сходить. Но стоит ли оставлять Кишана одного?

А что он, собственно, может здесь сделать? Украсть что-то? Ему идти некуда. Испортить что-то? Не проблема. Заменим. Так ничего не придумав и не надумав, я сказала:

— Ты устраивайся, а я всё-таки схожу в ванную.

— Ману такие чистюли, — заявил пант.

Я проигнорировала его замечание, прихватила полотенце и шагнула к выходу. Замерев на секунду у двери, я покосилась на черную кошку. Кишан в этот момент обустраивал себе что-то, похожее на цветное гнездо из выделенных мною одеял. Вот не знаю, "гнездятся" ли в человеческом мире обычные кошки, но вот такое поведение я наблюдала у собак. Несмотря на грозный вид, стаффорд моего брата перед сном делал нечто подобное.

Когда я вышла из душа, одетая в пижаму с длинными штанами, мой гость, посапывая, сладко спал. Устал, видимо, черныш. Даже не дождался моего возвращения.

Я полюбовалась немного большой черной кошкой, забавно шевелившей во сне усами, а потом тоже последовала его примеру — забралась на кровать и накрылась с головой тонким одеялом.

И почти сразу уснула.

Утро пришло солнечное. Даже сквозь плотные шторы на окнах пробивался яркий и тёплый свет. Он здесь всегда жаркий — от первого луча до последнего.

Я с удовольствием и с улыбкой потянулась на кровати. И тут же вспомнила, что ночевала сегодня не одна. Натянула одеяло до подбородка и посмотрела в сторону, где должен был лежать Кишан. Панта не было… Я с неожиданной грустью вздохнула, встала с кровати и подошла к стопке идеально сложенных одеял на полу. Надо же, даже шерстинки после себя не оставил. Оглядевшись, я опять печально вздохнула. Мог бы хоть записочку, что ли, чиркнуть. Хотя, наверное, неудобно писать лапами… Стоп, какими лапами, он же с восходом солнца небось человеческий облик принял? Точно. Так одеяла лапами не сложишь… Значит, принял обычный свой облик и… слинял. Не на четырёх, а на двух конечностях… Как будто его и не было.

Печалиться дальше я не стала, так как пора было начинать рабочий день. А перед ним позавтракать и напиться крепким кофе.

Откушав яичницу и выпив кофе, я плюхнулась на кровать в ожидании, пока обещанная от крепкого напитка бодрость подействует. Я всегда долго по утрам настраиваюсь на трудоспособность. Мне нужно время, чтоб проснулось не только тело, но и мозг. Однако и он, подлец, умеет когда надо быстро включиться. Но для этого нужен веский довод или экстренная ситуация. А уже взошедшее солнце и его яркие лучи ни тем, ни другим никогда не являлись.