Между мирами тонкой нитью грани

Прозрачна неизвестности печать,

Где шелком и туманом накрывает

Границы тайны суждено ей разгадать.

Она хозяйка бесконечности и веры,

В глазах огонь и мягок каждый шаг,

Пока горят вдали огни Вселенной.

Она лечить стремиться, бросив белый флаг.

Где вместо слов тире и многоточья,

Надежен волшебства немой оплот,

Среди безумства, магии и прочего

Любовь на цыпочках, конечно же, придет.

И сердце будет ликовать и верить в чудо,

Забрав с собой тревоги прошлых лет,

Но выбор сделать все же пресловутый

Необходимо, дать судьбе ответ.

И все решится ближе к эпилогу,

Вздохнет поглубже и унесется ввысь.

Она приблизится к заветному порогу,

Поймет, что с переводом эпикриз.

© Мари Фирс

Н-да, вот это лицо… Или слово "морда" подходит все же лучше?

Нет, все-таки лицо: глаза, нос, губы, лоб, подбородок, щеки — все как у обычного человека. Правда, есть нюанс — лицо изрядно подпорчено: под левым глазом синяк, на правой скуле тоже.

Аккуратно, придерживая рукой за подборок, я поводила чужим лицом по сторонам, просматривая на наличие ссадин. Но их не было. Значит, отмазка "упал" тут не прокатит. И, скорее всего, сей самец получил от кого-то по… лицу. Причём не один раз и, судя по насыщенному цвету синяков, которые еще не успели "зацвести", совсем недавно. Если, конечно, носитель этого побитого лица не страдает от слабого метаболизма гемоглобина.

Я чуть отстранилась и пригляделась к парню. Да не, парень молодой, и здоровьем так и пышет.

— Тут ничего страшного, — ласково сказала я, убирая руку. — Могу мазью помазать, от синяков, чтоб быстрей прошли.

— Не надо… — смущенно ответил пант, неуверенно делая шаг в сторону выхода. А я усмехнулась, подумав: неужели у них тоже считается, что синяки и шрамы украшают настоящего мужчину? Хотя в наших мирах это понятие вполне может разниться. Чего уж говорить, даже в человеческом мире это словосочетание каждый понимает по-своему.

Пант хоть и приблизился к двери, но уходить пока не собирался. Он замер на месте и продолжал забавно смущаться. Его явно беспокоило что-то еще, помимо синяков, но говорить об этом он почему-то не решался. И тогда я решила прийти юноше на помощь:

— Что-то ещё?

— Да… — опять смущенный голос. — На спине…

— Показывай, — почти приказным тоном сказала я, кивая на кушетку. Пант послушно снял с себя рубашку и сел на кушетку ко мне спиной. А на спине… Черте что! Неумело и непрофессионально наложенная… да даже не повязка, а просто тряпка, пропитанная не только кровью, но и грязью.

Я достала резиновые перчатки из кармана, натянула их на руки и принялась быстро разматывать несчастного. Пант дергался от боли, а я хмурилась и ускорялась, пока наконец не размотала ткань. Швырнула ее в мусорное ведро, стоящее рядом, и посмотрела на то, что она прикрывала. Так и знала — на мощной, широкой мужской спине узнаваемые следы от больших когтистых лап. Довольно глубокие, но не такие уж и страшные… Главное, чтоб кости целы были.

Отступив от кушетки на пару шагов, я коснулась мизинцем правого виска и слегка потянула кожу внешнего уголка глаза, одновременно прищуриваясь. Так иногда делают люди с близорукостью, чтобы разглядеть что-то, находящееся от них далеко. Лично я делала так, чтоб внимательней рассмотреть то, что находится глубже. В теле. Под кожей и слоем мышц… Так, посмотрим… Ага, отлично — у этого экземпляра не сломано ни единой косточки, все ребра целы. Что ж, сей факт значительно упрощает задачу.

Опять подойдя ближе к растерзанной спине панта, я придвинула к себе стол-этажерку на колесиках с разложенными на нем инструментами и расставленными емкостями. Не спеша взяла в руки один из стоящих не верхней полке столика пузырьков и присела на маленький стульчик.

— Тебя как зовут? — спросила я громко.

— Ешан, — ответил пант.

— Это кто же тебя так исцарапал, а, Ешан? — поинтересовалась я.

— Панта моя разошлась… — ответили мне без тени смущения.

— Ага, — усмехнулась я и, открыв пузырек, вылила перекись водорода на глубокие царапины. Перекись сразу зашипела и запенилась. — Что-то в последнее время у вас прямо пик сексуальной активности, — я промокнула раны марлевой салфеткой, пант передернулся от болезненных касаний и напрягся в ожидании моих дальнейших действий. Ах, если бы он знал, что его ожидает дальше…

Я повторила процедуру с перекисью и вновь просушила раны. Потом, намотав на щипцы большой кусок ватки, опустила ее в раствор зелени бриллиантовой и быстрыми движениями стала прижигать царапины. Ешан дергался, забавно ругался (видно по-своему матерился), но послушно сидел на месте.

Закончив обрабатывать раны, я швырнула щипцы в лоток с антисептиком, а перчатки в ведро и потянулась за бинтом, но ещё раз взглянув на спину панта, передумала. Царапины подсыхали и заживали прямо на глазах. Что ж, быстрая регенерация у этих существ, стоит только начать лечить.

Но профилактика все равно никогда не навредит. Поднявшись, я подошла к стеллажу, расположенному вдоль стены. Достала с полки нераспакованный шприц, во встроенном ниже минихолодильнике нашла нужную ампулу и, вскрыв и то, и другое, наполнила прозрачной жидкостью шприц. Увидев в моих руках данный предмет, пант нахмурился.

Полагаю, шприц он видит впервые.

— Ну что, Ешан, почти закончили, — сказала я ему, делая шаг в его сторону. — Вставай и приспускай штанишки…

— Что??? — удивился он, округляя свои зелёные глазища.

— Оголи попку, укол тебе поставлю.

— Какой такой укол? — продолжал он удивляться.

— От столбняка, — мой ответ его не убедил, так как это слово ничего ему не говорило. И тогда я пояснила: — Кошачьи царапины, они, знаешь ли, с последствиями могут быть: абсцесс, мучительные боли в мышцах, судороги, удушье и даже летальный исход, — поведала я ему, наблюдая, как удивление перерастает в испуг. — А так введу тебе внутримышечно лекарство, и последствий подобных мы точно избежим.

— Внутри…мышечно? — не понял он.

— Ага, мой хороший, в одну из твоих ягодиц, — от всей души ехидно улыбнулась я, однако пант моей улыбки не видел. — Хочешь — в левую, хочешь — в правую.

Ешан с сомнением в глазах посмотрел на меня, потом несколько секунд любовался пятисантиметровой иглой, но поднялся и, кряхтя и пыхтя, спустил штаны, оголяя верхнюю часть своих ягодиц. Ба! Ну надо же! Не попа, а сплошная накачанная мышца. Так и хочется потрогать. Но будем довольствоваться малым.

— Наклонись чуть-чуть и не дергайся, пока не закончу, — сказала я, пант кивнул и молча исполнил все.

Поставив укол, я прижала след укольчика ваткой и, все-таки не удержавшись, потормошила ягодицу… Конечно, для того чтобы препарат быстрей всосался.

— Все. Одевайся, — сказала я и, выбросив использованный шприц, подошла к раковине вымыть руки.

— Шанкар, — поблагодарил он, краснея и натягивая штаны. Я наблюдала за быстрыми действиями панта через зеркало над раковиной и умилялась стеснительной грациозностью своего пациента… Н-да, странное сочетание.

Надев штаны, Ешан покосился на меня и тихо спросил:

— Сколько я тебе… должен?

Я глубоко вздохнула, вовремя припоминая, что здесь понятие долга уж очень гипертрофированно — для панта нет ничего хуже, чем быть чем-то кому-то должным. Меня об этом сразу предупредили, а я, не приняв всерьёз эти слова, отмахнулась от своего самого первого пациента словами: "Мне ничего не надо" и чуть не стала свидетелем того, как панты в порыве злости перекидываются в огромных кошек.