— Рейтан… Потерпи… Не покидай дворец, ни в коем случае… Там смерть. Смерть… Рейтан…

Я открыла глаза, понимая, что настало не самое доброе утро в моей жизни: спину от жёсткости ломало, рука жутко затекла. Еще бедро воспалённо ныло.

И свет этот, от окна, бьёт в лицо…

Свет!

Солнечный!

Я резко села на кушетке и посмотрела на пол… А на полу поверх одеяла и одноразовой простыни лежало тело. Нет, не черное и мохнатое. А голое, мужское. Ничем не прикрытое. Хорошо, что на животе.

Я без тени смущения провела по преобразовавшемуся из-за солнца телу взглядом: плечи, руки, спина — сплошные мышцы, изгиб на пояснице и… Попка! По-мужски красивая. С виду упругая. Длинные, подкачанные ноги… Я б ни за что не поверила, что это Кишан, тот самый черныш с желтыми глазами и гладкой шерстью, если бы не септическая повязка на правом боку… Вот не укладывалось у меня в голове такое. Вчера — большой кот, сегодня — человек. И соединить их я не могла. Для меня эти двое были разными… существами.

Спустив ноги и поставив их на пол, я тихонечко встала, подошла ближе, желая рассмотреть лицо панта. Мне так хотелось увидеть, какое оно…

Но его прятала густая, темная шевелюра. Я видела лишь волевой подбородок и в меру пухлые губы. Сейчас эти губы слегка приоткрыты и громко поглощают воздух. Не удержавшись, я вытянула руку и аккуратно подцепила пальцами пряди волос, чтобы убрать их с лица. И тут Кишан дернулся и резко распахнул глаза. Темные, глубокие, миндалевидные… Я отшатнулась и, не устояв на ногах, приземлилась на пол, больно ударившись копчиком. Пант приподнялся и, совсем не стесняясь своей наготы, повернулся ко мне. От резкого движения ему стало больно — рана на боку дала о себе знать. Кишан болезненно нахмурился, а потом, встретившись с моим взглядом, произнес:

— Джохар.

— Ага, — отозвалась я и в изумлении уставилась на бывшего черныша.

Ракшас тебя дери! Это же тот самый черноволосый пант, которого я видела вчера на виджае… Смотрел на меня, негодник, и не подошёл! Вот спрашивается — почему?

Я, сурово сдвинув брови, уставилась в мужское лицо, на котором, в отличие от кошачьего, не было никаких следов от ожогов… И этот облик Кишана, в отличие от мохнатого, меня пугал гораздо больше. Нет, пугал не внешне, а тем, что как-то странно волновал… Ведь мое сердце неожиданно повторило вчерашние кульбиты. А рука невольно схватилась за грудь. В висках застучало, и я попыталась подняться с пола. Халат, в котором я так и уснула, слегка раскрылся, непристойно оголяя тело. Кишан в наглую осмотрел открывшееся и неожиданно спросил:

— Тебя уже пометили? — он кивнул на мое бедро, на котором красовались следы от кошачьих когтей.

— Да уж, пометили, — усмехнулась я.

— Кто?

— Кто, кто… Ты!

— Я? — его красивое человеческое лицо вытянулось. — Ничего не помню… — он растерянно огляделся, потрогал свою голову. — Когда мы успели?

Вот тут нахмурилась я:

— Мы?

Кишан искоса на меня посмотрел и осторожно спросил:

— Это же нитья?

— Что?

— А, — тут он, видать, вспомнил, что я далеко не местная и пояснил: — Нитья — метка на бедре самки, так самцы помечают свою панту после… Первой брачной ночи.

От услышанного я сначала остолбенела, а потом истерично рассмеялась.

— Да уж, у нас с тобой была такая бурная ночь! Да вот только совсем не брачная, — поведала я. — Ты меня задел лапой, когда я тебе укол ставила.

— Укол?

— Лекарство под шкуру вводила, чтобы снять жар. Ночью тебя бил озноб, и ты даже бредил, — поведала я. — Кстати, как себя чувствуешь? Болит?

Кишан прикрыл глаза и словно прислушался. А открыв свои темные очи, ответил:

— В боку тянет и ноет.

— Дай посмотрю, — даже не попросила, а приказала, хоть и ласковым тоном.

Кишан тут же встал, прихватив полупрозрачную простыню. Обмотался ею вокруг бедер, наверное, желая прикрыть всю выступающую мужскую красоту. Тщетно, ракшас! Хирургическая простыня просвечивалась. И я изо всех сил старалась не смотреть на то, что она практически не скрывает. Вряд ли я смущала этого самца, скорее, это вид его наготы смущал меня. И я старательно сосредоточилась на правом боку Кишана: сняла повязку и осмотрела рану.

Аккуратно касаясь пальцами мужского тела, я ощутила его теплоту. Нет, уже не жар, а просто теплое, приятное на ощупь мужское тело. Эстетично привлекательное, ракшас его! И рана выглядела не так ужасно, за ночь она прилично затянулась. Видимо, солнце действительно помогло.

— Все хорошо, — констатировала я, выбросила старую повязку и, взяв с полки упаковку, принялась накладывать новую.

Кишан терпеливо стоял на месте, а когда я закончила, вдруг поинтересовался:

— А что я говорил, когда был в бреду?

— Велел какому-то Рейтану не покидать дворец, — вспомнила я.

— И все?

— Это то, что я запомнила, — кивнула я. — Кто такой Рейтан?

— Не важно, — чересчур резко бросил он. А я, уперев руки в бока, заявила:

— И не стыдно тебе? После всего, что между нами было…

Глаза Кишана вспыхнули, он с непониманием на меня посмотрел.

— Готова поспорить, ни одна самка не делала с тобой ничего такого, что делала я! Капельница, уколы, шитье, правда, без кройки, — хохотнула я. — Так что ты просто обязан рассказать мне, что с тобой случилось? Ты, кстати, обещал объяснить.

Кишан фыркнул, провел рукой по животу. Я опустила взгляд, скользнув им по бёдрам панта…

Вот, ракшас! И стоит ведь так раскрепощенно этот наглый голый пант. Такой весь соблазнительный.

Мое сердце опять забилось. Ещё сильней, учащенней. Я неожиданно для самой себя облизнула губы. Глубоко вздохнула, чувствуя, как напряглась грудь… Каришма! Да это возбуждение! Самое настоящее. Вот как на меня действует пусть и иномирный, но обнаженный мужчина.

— Я вчера был с сумкой… — произнес Кишан. Я молча кивнула и вышла в прихожую. Закрыв дверь, я прижалась к ней и отдышалась. Но перед глазами так и стоял голый торс Кишана. Да это ж провокация! Манахай так себя вести с женщиной, которая давно не была с мужчиной. Но не буду же я это рассказывать этому самцу.

Холщовая сумка лежала на полу в углу. Подхватив ее, я вернулась в кабинет. Подошла к стоящему посреди комнаты Кишану и протянула сумку. Пант принял ее из моих рук и полез внутрь. Проверил содержимое и спросил:

— Могу я помыться?

— Да, — кивнула я, и мы вышли из кабинета. Я проводила Кишана до ванной. — Ты можешь взять полотенце, что висит на крючке двери… И постарайся не намочить повязку, — он кивнул и скрылся за дверью вместе со своей сумкой.

А я, дождавшись, когда включится вода, направилась в кабинет. Собрала подушку, одеяло и с кушетки, и с пола и поспешила в соседнюю комнату.

Пока Кишан намывался, я успела переодеться в рабочую одежду, заварить и даже выпить чашку кофе. При этом думая про своего гостя. Вот кто он на самом деле? В бреду Кишан говорил что-то про дворец. А значит — он может иметь к нему отношение. Пант мог там прислуживать кому-то или же… Или в жилах черного тендуа течет благородная кровь. Но вот почему его искали ранбиры? Он что-то натворил? Вряд ли это из-за боев на Пардусовом поле.

Из ванной Кишан вышел одетым. Наконец-то! Он зашёл в комнату и остановился у двери. Мокрые волосы зачесаны назад. На Кишане вчерашние брюки и рубашка. И медальон украшал широкую грудь панта. Неизвестный мне камень в медальоне мерцал и переливался, от бронзового до ярко-жёлтого цвета. Явно дорогая вещица.

— Я видела тебя вчера на виджае, — сообщила я гостю.

— Я тоже тебя видел.

— Почему не подошёл? — Кишан промолчал и подошёл ближе. — Я пришла туда из-за тебя. Хотела предупредить.

— О чем?

— О том, что пант, назначивший тебе на вчера реванш, планировал поступить нечестно. Он собирался привести на драку на Пардусовом поле своих братьев, — Кишан нахмурился. — Так это они вчера тебя порезали и подпалили?