— Я просто напилась вчера и сегодня мне нехорошо. Извините… — отвечаю я, тупо пялясь в свою тарелку. — Это больше не повторится.
— Ладно, — соглашается он, но не сдаётся. — Видите ли, нам на самом деле нужно ваше нормальное душевное состояние и работоспособность, поэтому могу предложить вам помощь, если вы нуждаетесь в таковой.
Наблюдаю, как Павел болтает ложку со сметаной в своём грибном супе. Автоматически проделываю то же самое в своей тарелке. Какую помощь? Вернуть доверие и понимание техномага по фамилии Зайцев? Ага. Ща все кинутся мне помогать.
Видя, что я не реагирую на его предложение, Павел продолжает:
— Мы живём в правовом Государстве и мы защищены законом и Конституцией. Если кто-то, э-м-м.., например, техномаг, позволил себе противоправные действия в отношении вас, вы можете обратиться в суд и наказать виновного.
Я поднимаю глаза и пристально разглядываю собеседника. Густая тёмная шевелюра, карие выразительные глаза, нос чуть с горбинкой, в меру пухлые губы и мужественный овал лица. Хорош собой. Странно, почему до сих пор не женат? Может, такой же больной на всю голову, как Зайцев? Тогда не удивительно, что за него никто замуж не идёт…
Павел невозмутимо трапезничает, лишь изредка бросая на меня взгляды, в которых я ничего прочесть не могу.
— А почему вы решили, что меня обидел техномаг? — лучший ответ — это встречный вопрос, так можно увести разговор в другое направление, но в моём случае это не сработает, поскольку знаю: все видели вчера корзину с лилиями и техномагическим Васечкой в ней.
— Догадаться не сложно, — подтверждает мои домыслы Павел. — Вы получили подарок и приглашение на свидание. Как я понимаю, свидание состоялось, а сегодня на вас просто смотреть больно. Вывод напрашивается сам собой — вчера с вами случилось что-то ужасное. И виноват в этом техномаг. Поэтому я предлагаю помощь. Расскажите, что произошло и мы подумаем, как это разрулить.
В ходе его монолога, я начинаю есть свой суп. Не потому, что аппетит вдруг проснулся, а для того, чтобы занять рот, уклоняясь от ответа.
— У вас ведь нет никого, кто мог бы защитить вас. Я имею ввиду родных… э-э-м… вы росли в интернате… я читал ваше личное дело. Знаю, вы не привыкли доверять малознакомым персонам. Но я ведь в вашей команде и на вашей стороне. И я могу помочь.
— Зачем? — не выдерживаю я. — Зачем вам мои проблемы? Причина? У всего есть причина. И у вашего предложения тоже. Только не говорите, что я вам нужна, как ценный работник. Свою работу я делаю в любом состоянии. Разве нет?
Я начинаю злиться. И чтобы не нарваться на беду, решаю умолкнуть. Язык мой — враг мой. Тише, Алёшка, давай помолчим…
— Вы правы, — выпрямляется Павел, вытирает рот салфеткой. — Да, вы правы, причина есть. Но озвучивать её сейчас было бы глупостью с моей стороны. Я ведь достаточно зрелый мужчина, чтобы понимать — в вашем теперешнем состоянии вы ненавидите всех особей мужского пола.
— Я поняла ваш намёк и… боюсь, разочарую вас. Я уже влюблена и это никак не изменится. Поэтому благодарю вас за предложение, но я откажусь, чтобы потом не быть вам обязанной.
— О ваших чувствах мне известно, так же, как и известен предмет вашего обожания. Что же касается помощи… хм… обещаю никогда не требовать оплату за неё, ни в каком виде.
— Это очень любезно с вашей стороны, — отвечаю я, но не верю ни одному его слову. Сколько раз я слышала о таком бескорыстии и всегда это была ложь.
А он, как будто прочитав мои мысли, продолжает невозмутимо:
— Знаю, что не верите мне. Не буду настаивать. Но знайте, вы всегда можете положиться на меня. Что бы ни случилось — я помогу.
— Благодарю вас, — мой голос звучит ровно, но горячий ком уже подкатывает к горлу, и так хочется разрыдаться, уткнувшись в его плечо.
Да, мне нужен такой друг, сильный, большой и бесстрашный, а так же добрый и бескорыстный, чтобы прийти к нему и засопливить его жилетку, залить её слезами и выговориться, наконец-то, обо всём, что накопилось внутри и жжёт сердце. Но разве этим другом может быть Павел? Нет, вряд ли. Да и я не знаю его настолько хорошо, чтобы довериться. И… я не верю никому. Он может говорить одно, а думать совсем другое.
Кстати, я ведь могу узнать, что он думает. Ну-ка, давай-ка закинем удочку.
— Павел, скажите, а вы знаете, что такое Северный Фронт? — спрашиваю я, пуская ленты потока плавно влиться в его мысли.
Слышу в его голове беззвучное: «А что это может быть такое? Что-то военное, наверное…» и тут же вопрос вслух:
— Видимо, это что-то из прошлого, из истории о какой-то войне? Ну, если брать военные термины, то это «наступление войск со стороны севера». Или что-то вроде того. Не совсем понимаю, зачем это вам? Это что-то важное?
Если бы имел отношение к группировке, то непременно бы подумал: «Откуда Волкова знает про Северный Фронт?». Но ничего такого в его мыслях нет. Я плавно возвращаю ленты потока из сознания Павла, а то вдруг обнаружит вторжение, он всё-таки маг и на многое способен.
— А-а, так это что-то военное, ну тогда понятно, — быстро отвечаю я. — Не важно. Вот знаете, Павел, меня всегда волновал вопрос: как дальше живут родители, когда их ребёнка осушают? Неужели они просто выбрасывают его из своей жизни навсегда?
— Хм… это сложный вопрос, — отвечает он серьёзно. — Конечно, это тяжёлый удар для родителей, был бы… хм… если бы они не были к этому готовы. Вы же знаете, что процент силы магии можно определить уже через неделю после рождения мага. И этот процент практически не меняется до восемнадцатилетия. Так что родители, а это, как правило, один только с магическим потоком, уже в курсе того, что будет дальше. Так что…
— Так что у него есть время свыкнуться с неизбежным или… найти способ справиться с этой бедой, — заканчиваю я его мысль и продолжаю. — А среди ваших знакомых есть кто-то, кого это непосредственно коснулось?
— Кажется, нет. Точно, нет. Все мои знакомые или женаты на магинях, или не женаты вовсе, — улыбается он. — Но есть известные личности, кого коснулась эта проблема. Ну, например, вот ваш преподаватель, магистр Сорж. Ещё в газетах писали про его дочь, которую осушили по решению комиссии, когда полиция арестовала её за создание психотропных веществ, кажется. Она работала в частной клинике и что-то там незаконное творила со своими пациентами. Это был громкий процесс. Но вы ведь не знаете, это было давно, вы в то время ещё в школе учились, наверное.
— Да? Нет, я не знала. Я как-то раньше этим не интересовалась… А сейчас вот задумалась…
— Вы беременны? — быстро делает своё предположение Павел. — А отец техномаг и ваш ребёнок… он…
— Он будет М + Т, то есть 100% + 80%. Ну, во всяком случае, не пустой, — быстро предполагаю я, а потом спохватываюсь, — ой, нет, нет! Я не беременна, а-м-м… надеюсь.
Павел, вроде как, облегчённо выдыхает. Ага, известие о моей предполагаемой беременности его не обрадовало.
Что же, беседа получилась информативная, но продолжать её нет никакого желания. Я смотрю на часы и мой собеседник правильно понимает мой жест.
— Спасибо за ланч-компанию, Алёна Михайловна. Пора нам возвращаться в офис.
— И вам спасибо. Знаете, вот поговорили с вами, и мне мне уже как-то полегчало, — отвечаю я и спешу унести свою посуду в соответствующее оной место в кафетерии.
В это время какой-то мужчина перехватывает внимание Павла, а я быстро сматываюсь с его глаз подальше. Чувствую, что мне действительно лучше и ход моих мыслей возвращается в нормальное повседневное состояние. То есть я, наконец-то, вспоминаю, что книгу свою я так и не открывала, не вникла в текст, который появился в ней нежданно-негаданно, а ведь это послание для меня. Быстро шагаю в дамскую комнату, закрываюсь в кабинке и, выудив из сумки свой магический фолиант, открываю на нужной странице.
«В ночь на четвёртый день молодого месяца откроется путь. Иди смело. Завладей синим камнем.Когда начнётся неотвратимая схватка, обуздай ящера.Ступай по красной тропе. Держи камень высоко, дабы осветить.Когда сила иссякнет — тот, кто любит, спасёт тебя».
