— Ну вот же, млять, упрямая! Сражение будет только через двадцать один день. Ты всё это время будешь тут околачиваться? Да тебя ж поймают на первом же походе «за кустики». Все же догадаются, что ты девушка. Или уже умеешь пИсать стоя? А, Волкова?

— Не твоё дело, как я пИсаю. Ясно? Уходи, я тебя не держу, — злится она.

— Кто наехал на тебя в нашем времени? — спрашиваю я, догадываясь о том, что она просто боится возвращаться, вот и ерепенится.

— Какая тебе разница?

Ну, конечно, разве эта зараза может нормально ответить? Бесит она меня и раздражает! А я не могу терять время на препирательства с ней.

— Я вернусь через час. За это время постарайся не спалиться. Поняла? Потом подумаем, как быть дальше, — устало предлагаю я и оставляю эту дурёху.

Мне ещё два экрана повесить надо в штабной палатке. С этих экранов будем считывать информацию о диверсанте, который придёт убивать Раевского. Небольшие пластины, заряженные магией техно, они должны фиксировать биополе и магический поток, излучаемый каждым входящим в палатку.

Устанавливаю пластины, улучив момент, когда остаюсь один. Генералу уже поставил магическую защиту и повесил артефакт непробиваемости, который будет действовать на все виды холодного и огнестрельного оружия в течение, как минимум, трёх лет, пока поток в нём не иссякнет.

Теперь ловушки. Это тоже артефакты в виде маленьких насекомых, которые ставятся на таймер и будут активированы в нужное время. Они должны укусить диверсанта — взять его кровь на анализ ДНК. Данные моментально мы получим в нашем времени.

Ну вот, вроде всё. Я ещё раз оглядываю мой фронт работ — закончил.

Шум на улице заставляет меня поторопиться к палатке медицинской помощи. А там уже целая котовасия. Волкова! Ну что ты опять натворила, зараза!?

Подбегаю к столпившимся солдатам, протискиваюсь вперёд и замираю. Волкова уже колдует над раненым разведчиком, который пытается что-то сказать генералу Раевскому.

— …это Даву. Уланы и пехота… около 20-ти батарей. Мы на их… разъезды напоролись…

— Кто из отряда выжил кроме тебя? — озабоченно спрашивает генерал.

— Двое… ранены… в деревне… П…П…

Разведчик теряет сознание.

— Карту, — командует Раевский.

Офицеры тут же разворачивают карту местности. Я подхожу ближе. Вижу, как Волкова вплетает свой поток в рваную рану солдата и та постепенно начинает затягиваться.

— Не вижу в этом направлении ни одной деревни с название на «П», — задумывается генерал.

Пока офицеры переговариваются и беспорядочно чертят пальцами по бумаге, пытаясь определить, где именно остались наши раненые разведчинки, я выуживаю из памяти наши карты из учебников истории, просматриваю их мысленно. Ландшафт и населенные пункты за несколько столетий изменились до неузнаваемости, так что я пролистываю в памяти документацию по этим местам примерно 18-го века.

— Плотников хутор, там всего два-три дома. Могли на карту не нанести, — тихо говорю сам себе, но генерал слышит и обращается ко мне:

— Ежели знаешь то место, бери пятерых конных налегке, поручик, э-м…

— Зайцев, Ваше Сиятельство, — козыряю я.

— Поручик Зайцев, быстро слетайте туда. Живы или мертвы — доставить.

— Будет исполнено, — автоматически отвечаю я и понимаю, что вот так просто отсюда уйти уже не удастся.

Что теперь делать? Надо выполнять приказ. Куда деваться?

— Можно мне тоже, господин генерал? — вдруг спрашивает Волкова. — Раненым нужна будет медицинская помощь.

Несколько секунд Раевский как-то странно косится на неё. Волкова! Голос-то женский, вот дурёха! Молчала бы уже. Застываю, в ожидании, что офицеры разоблачат девушку. Но те, как ни странно, не обратили внимание на женский голос, они продолжают обсуждать свои насущные проблемы.

— Действуйте, — генерал даёт знак, что доктор тоже может ехать с нами.

2 июля 1812 года (20:30)

— Волкова, что такого случилось там, у нас в будущем, что ты готова сдохнуть здесь, только чтобы не возвращаться? — наезжаю я на неё, отстреливаясь из полуразрушенного деревенского дома, в котором мы обнаружили наших раненых разведчиков.

Французы преследовали остатки их отряда, но, видимо, не очень торопились, надеясь, что те ранены и не уйдут далеко. А тут мы как раз подоспели. Вот и завязалась перестрелка. Одного из своего отряда я отправил за подмогой в лагерь русских войск, один убит, один истекает кровью на руках Волковой. Остался я и один боец у противоположной стены.

— Глава Службы Безопасности Магроса, — отвечает Алёна, залечивая рану уже третьего из мужчин, лежащих на соломе в углу.

— Угрожал тебе? — спрашиваю я, делая вид, что заряжаю свой мушкет.

Мое оружие только с виду старинное, а на самом деле это двенадцатизарядный пистолет самой известной и надежной марки моего будущего. Но я должен соответствовать тому времени, в котором приходится работать. Так что я, взглянув на солдата в противоположном углу помещения, убеждаясь, что тот иногда бросает взгляды на нас с Волковой, время от времени делаю вид, что заряжаю свой пистоль.

— Не успел, я сбежала, — отвечает она, тоже поглядывая в сторону солдата, видимо, опасаясь, что тот может нас услышать.

— Я могу договориться, чтобы тебя оставили в покое. Как только наши подоспеют — мы должны уходить. Ты поняла меня? Это приказ, Волкова.

— Я не твой солдат, Зайцев. Не приказывай мне.

— Я, млять, убью тебя когда-нибудь! — злюсь я на эту упрямую овцу и чувствую, как что-то липкое потекло по виску после свиста картечи у моего уха.

Кровь. Она капает на плечо и на грудь. Защитный шлем сработал, но, видимо, дробь мелкая и попала в шов между пластинами. Я вытираю лицо рукавом, но на ресницы снова стекает струйка крови.

— Зайцев, ты ранен! — бросается ко мне это чудо магической природы. — Где твой пластинчатый шлем? Почему не сработал?

— Оставь меня и не маячь, — отдираю я её руки от своего лица. — А-ну, в угол, быстро!

— А-ну, сел к стене и замер! — орёт она на меня.

— Что?! Нихрена ж себе!? Командирша, млять! — всё во мне бунтует, ну не могу я подчиняться ей!

— Я сказала, сядь к стене и замри на пару минут! Всего на пару минут, Алёшенька…

От ласково произнесённого ею моего имени что-то дрогнуло внутри и я послушно присаживаюсь рядом с этой… с этой…

Она бережно проводит пальцами по моим щекам и выше, к вискам. Покалывание, лёгкое тёплое дуновение и лента её магии нежно касается меня… Мир замирает…

— Ну, всё. Можешь дальше воевать, — улыбается она.

Я нервно сглатываю. Что со мной происходит? То я её ненавижу, то я её… Что? Нет! Фигня какая-то. Злюсь на себя, злюсь на неё… Но времени обдумать свое отношение к этой белобрысой козявке сейчас нет.

Вскакиваю, снова начинаю отстреливаться. Слышу отдалённо где-то свист. Наши уже близко. Казаки, наверное. Они так свистят залихватски. Ну всё, надо сматываться. Бросаю короткий взгляд на солдата, который в очередной раз забивает порох в своё ружьё. Он занят и не смотрит на нас. Пора сваливать по-тихому. Я сажусь рядом с Алёной.

— Волкова, мы исчезаем. Ты уже всех спасла и меня тоже, так что давай покров, чего у тебя там, невидимости-прозрачности, прямо сейчас.

Она оглядывается в нерешительности.

— Ну же, не тормози, солнце моё! Покров на нас обоих! — командую я.

Хватаю её за руку. Она открывает свой поток, я открываю свой. Они объединяются и мы оба распределяем слившиеся ленты магии вокруг нас куполом. Затихаем. Мы должны быть невидимыми сейчас для всех.

Солдат в противоположном углу делает выстрел и, отскочив от оконного проёма, прижимается спиной к стене. Свисты снаружи приближаются и уже слышны оружейные выстрелы со всех сторон, русский мат и испуганные крики французов. Солдат ошалело пялится на нас и начинает креститься.

— Ангелы… — шепчет он. — Это были ангелы… свят-свят-свят…

Мы с Волковой сидим тихо — мы невидимы и должны быть неслышимы.