— Ты просто поразительна, — выдохнул Питер. — Это… даже словами не передать.

— И не надо, — улыбнулась Эбби. — А то опять поссоримся. И да, я тебя больше не пущу спать в другую комнату, так и знай.

— И почему у тебя все так просто? Ты… о, боги, ты ведь даже не чувствуешь своей вины, даже немного не раскаиваешься! — возмущенно воскликнул Питер и вскочил с кровати, схватил свой халат и принялся натягивать его. Только вот он был так возмущен, что не сразу попал в рукава и разозлился из-за этого еще больше. Несчастное изделие едва не оказалось разорвано на две половины.

— Но я ни в чем не виновата! — Эбби села на кровати и прижав одеяло к груди, насупившись, посмотрела на супруга. — В этот раз — точно ни в чем. Я тебе не изменяла!

— Эбби… — выдохнул Питер, явно намереваясь снова вылить на нее все свое возмущение.

— Что Эбби? — вскинулась молодая женщина. — Я говорю правду! С тех пор, как мы уехали из столицы, я ни разу… я даже не смотрела ни на кого. А ты… вот как ты мог поверить какой-то курице? Вот как?

— Какой курице? — не понял Питер.

— Ах, какой? — теперь уже и Эбби стала злиться. И если сразу она вовсе не собиралась ничего такого выговаривать супругу, то в этот момент просто не сдержалась. — Да этой твоей мисс Гроуди! Это же она настраивает тебя против меня. Это она говорит обо мне гадости и порочит мое имя. А ты, вместо того, чтобы защищать свою жену, веришь ей. Думаешь, я не знаю, зачем ты в эту свою ратушу ходишь? Что, решил будто бы эта клуша Амалия лучше меня?

— Эбби? — от удивления необычным поведением супруги, Питер подрастерял весь свой пыл. И даже голос его немного осип. Он смотрел на Эбби и не узнавал ту, с которой связал свою жизнь.

— Что Эбби? Вот что Эбби? — молодая женщина вошла в раж и успокаиваться не собиралась. — Скажешь, что она не приставала к тебе. Хотя нет, какое там… ты, верно, уже и рад, что есть, кем меня заменить, так? Небось, хвост распустил, точно тот павлин и красуешься перед ней?

— Что ты несешь? — Питер попытался было успокоить супругу, но как-то неуверенно. Все же, во многом она была права. В последнее время и дня не проходило без того, чтобы мисс Гроуди не встретилась ему в ратуше. И пусть с поцелуями дочка градоправителя больше не торопилась, глазки-то строить строила, и намеки делала вполне себе… недвусмысленные. Да что греха таить, Питер, глядя на все это, даже несколько раз задумался о том, что и сам был бы не прочь…

— Что я несу? — Эбби вдруг резко успокоилась. Зажмурилась на мгновение, подышала глубоко, а когда снова распахнула глаза, Питер отшатнулся — они горели, точно два куска янтаря. Правда, длилось это всего мгновение и в следующий миг, все уже стало, как и всегда. Но этого мгновения хватило Питеру. — Так вот запомни, драгоценный мой, — уже совершенно другим тоном произнесла Эбби, приближаясь к супругу и заглядывая ему прямо глаза. Того аж передернуло от этого ее взгляда, но стоит отдать ему честь — Питер не отшатнулся и взгляда не отвел. — Ты — мой. И только мой. И всякие там Амалии и прочие, могут только смотреть и облизываться.

— Ты с ума сошла, — только и смог что произнести Питер, а Эбби уже его совершенно не слушала, она направлялась к двери. Отворила ее, обернулась. В последний раз окинув супруга взглядом.

— Нет, — улыбнулась так широко, что Питера передернуло еще раз, — но… поверь, так я тоже могу. Ах да, сегодня же бал по случаю дня рождения этой твоей клу… мисс Гроуди, исправилась в последний момент и нежным голоском добавила: — Не опаздывай, дорогой.

И только после этого Эбби вышла из гостевой спальни и направилась к себе. В душе у нее ярилась самая настоящая буря, но молодая женщина прикладывала все силы, чтобы ее усмирить. Дышала глубоко и размерено, шаг печатала, точно бы по танцевальному паркету передвигалась, улыбалась вот.

Питер Барроу, оставшись в одиночестве после того, как супруга выпустила пар и ушла в свою спальню, растерянно огляделся по сторонам. Нет, вспышка ярости драгоценной супруги не так уж и напугала его. Да, удивила, поскольку раньше Эбби себе такого не позволяла и даже, можно сказать, относилась к нему равнодушно и уж точно и не думала ревновать, но и только.

А вот то, что глаза ее вдруг вспыхнули ярким оранжевым огнем, напугало Питера, заставило его вспомнить то, что вспоминать не хотелось категорически. Эту память Питер выкорчевал много лет назад, вырвал из себя, уничтожил. Но один лишь взгляд, всего мгновение и воспоминания, что так старательно искоренялись на протяжении долгих лет, нахлынули лавиной.

Он вырос в небольшом городке, отличающимся от Барглина только тем, что находился на юге и снега там почти никогда не бывало. А суеверия и поверия, верования и легенды — всего этого было в избытке.

В Барглине вот вспоминали Волчью ночь, случившуюся почти поколение назад, шепотом рассказывали об оборотнях и передавали из уст в уста об ужасах, творимых ими. А в родном местечке Питера, говорили о Ночи возмездия. Названия различались, а вот суть… суть была одна и та же.

Оборотни.

Питер не просто верил в них, хоть и старался не показывать вида и упорно убеждал Эбби в том, что их не существует — таким образом, он и сам себя пытался убедить — он видел их и точно знал, что они существуют. Но столько лет с той самой ночи пытался забыть…

Ту самую Ночь возмездия, в результате которой погибла вся его многочисленная семья, и он сам тоже едва не распрощался с жизнью. Это случилось давно, очень давно, но Питер память, упорно сдерживаемая столько лет, все же хранила каждый шаг, каждое мгновение, словно это было вчера…

Она вошла в их деревню на рассвете…

Она вошла в их деревню на рассвете… Молодая женщина с глазами старухи и длинными седыми волосами. На ней было какое-то рубище, все в дырах и странных пятнах. Ее ноги были босы и изранены настолько, что после каждого шага на земле оставались кровавые следы. Она молила о помощи. Протягивала руки к каждому, кого встречала на своем пути, плакала… Но никто из жителей деревни не спешил помочь. Мужчины хмурились и отворачивались, женщины уходили в дома и захлопывали двери, прятали детей. И собаки молчали.

Питеру было всего десять лет. По меркам их деревни, он уже мог считаться почти взрослым для того, чтобы работать наравне с отцом и старшими братьями. Жизнь в тех местах была суровой, а работа тяжелой. Чтобы выжить приходилось трудиться от зари до позднего вечера.

Из девяти детей в их семье, только Питер умел читать и писать и то лишь потому, что тяжело болел почти весь прошлый год и не мог работать в полную силу. Вот их сосед, странный старик, который однажды пришел в их деревню, да так и остался здесь доживать последние дни, научил паренька тому, что знал сам. Весной старик умер, а Питер поправился и времени на то, чтобы «бить баклуши» у него больше не было.

В то утро он вместе с отцом должен был отправиться в поле. Выдвинуться планировали сразу после рассвета, чтобы к самому солнцепеку управиться с большей частью работы. Пора сбора урожая в этом году выдалась очень жаркой. Южное солнце палило так, что, казалось, сам воздух раскалялся докрасна и обжигал все внутри, стоило только сделать вдох.

Питер ожидал, пока отец закончит последние приготовления, с помощью старших братьев запряжет телегу, потому-то и слонялся у забора, разглядывая улицу.

И тогда он заметил ее.

Она шла, едва переставляла израненные ноги. Голова ее была опущена, седые волосы свешивались на лицо и грудь. Она уже не просила о помощи, даже по сторонам не смотрела. Знала, что здесь ей никто не поможет. Да и нигде бы не помогли.

О том, что за лесом находятся поселения оборотней, в их местах знали все. Правда, мало кто бывал там — двуипостасные не любили чужаков и жестоко расправлялись с тем, кто норовил нарушить их границы. Иной раз они совершали набеги на поселения, вырезали жителей, уводили скот и молодых девушек, но это случалось редко. Настолько редко, что сам Питер только слышал об этих бесчинствах, да и при жизни его отца ничего подобного не происходило.