— Благодарю вас, — молодой человек снова вежливо улыбнулся, принимая из рук Амелии розовый прямоугольник из плотной бумаги с виньетками по краям.

— У меня скоро именины. Папенька дает бал. Будет маскарад.

— Мы с супругой обязательно будем, — откликнулся Питер.

Амелия же почти незаметно скривилась при упоминании Эбби и даже помрачнела как-то. А затем…

О, она никогда не была стеснительной и все правила приличия и морали, если и соблюдала, то только затем, что так было нужно ей самой. Вот и сейчас, ждать не стала. И кокетничать тоже. Вздыхать томно и отступать в нерешительности. Просто преодолело расстояние, что отделяло ее от молодого человека, и прижалась к нему всем телом. Скользнула тонкими ладошками по его плечам, обхватила за шею.

— Это так несправедливо, — прошептала прямо ему в губы, прежде чем поцеловать.

Питер же… нет, он не отстранился. Даже и не подумал об этом. Женщины вешались ему на шею сами… раньше. И ему это нравилось в какой-то степени. Но появилась Эбби и интерес к остальным представительницам прекрасной половины человечества как-то постепенно угас. Сил Питера хватало только на супругу. И пусть она не любила его, не отдавалась полностью и без остатка, но ее бешеный темперамент и потребность в мужской ласке выматывали изрядно.

Отталкивать Амелию он не стал. Наоборот даже, прижал к себе, поцеловал в ответ.

— Жаль, — тихо прошептала девушка, после того, как поцелуй прервался. Они все еще стояли близко-близко, руки Питера охватывали талию — не такую впрочем тонкую, как у Эбби — а Амелия перебирала пальцами волосы на его затылке, поглаживала шею, улыбалась.

— О чем вы жалеете, мисс…

— Ах, перестаньте, зовите меня Амелией. По крайней мере, наедине, — пожала плечами девушка и отстранилась. — А жалею я, что мы не повстречались раньше. До того, как вы… мой милый Питер, связали себя узами брака. Ваша супруга…

— Не стоит, — тихо, но твердо оборвал ее Питер. Говорить об Эбби с этой… мисс он не желал.

— Пусть так, — снова пожала плечами Амелия. — Но я не отступлюсь. И я всегда добиваюсь того, чего хочу. Вам стоит это запомнить.

— Звучит, как угроза, — усмехнулся молодой человек.

— Вовсе нет, — без тени кокетства произнесла Амелия, пожав плечами. — Это предупреждение. Я не люблю долгие разговоры ни о чем и бессмысленные вздохи. Вы мне… интересны и я хочу вас, Питер. А значит, — она снова улыбнулась, холодно сверкнула глазами, — я вас получу. Вот и все.

— Вы откровенны.

— Какая есть, — и она резко развернулась, чтобы решительно удалиться, скрывшись где-то за поворотом. А молодой человек продолжал стоять в коридоре ратуши и смотреть ей вслед, в руке он сжимал розовый прямоугольник из плотной бумаги.

— Я тоже, — тихо произнес Питер, когда девушка уже скрылась из вида. — И никогда не отступаю. Чувства — это лишнее. Они мешают. Только мешают.

Он решительно тряхнул волосами и направился к лестнице. Сегодняшний вечер Питер Барроу собирался провести в обществе супруги. А обо всем произошедшем он подумает… Обязательно подумает. И примет решение. Не сердцем, а умом. Так, как поступал всегда… разве что за исключением тех случаев, когда дело касалось Эбби. С Эбби вообще нельзя было быть рациональным, и о разуме в ее присутствии Питер забывал напрочь.

Амелия же, скрывшись от Питера, решительно прошла в одну из комнат, что предназначались для отдыха. Заперла за собой дверь и приблизилась к зеркалу, висевшему на стене. Оглядела себя, улыбнулась довольно, подмигнула своему отражению. Питер Барроу ей понравился сразу, как только она его увидела. Очень понравился. А отступать девушка не привыкла. К тому же и папенька вот тоже недавно высказался о том, что был бы счастлив иметь такого зятя. Убивался почти, что молодой его компаньон уже успел обзавестись супругой.

«- Тебе бы такого мужа, Амелька, — похлопал он дочь по плечу. — Молод, но умен и выдержан. В делах толк знает. Не транжира и не мот. Да и знакомства у него в столице, я тебе скажу, впечатляющие. Если бы не то грязное дело с супружницей его, ни за что бы сюда не переехал.

— Все что ни делается — к лучшему, папенька, — улыбнулась тогда Амелия. — И мне тоже мистер Барроу нравится.

— Но-но, — погрозил отец пальцем. — Смотри мне. Еще только сплетен не хватало.

— Ну что вы, — тонко улыбнулась Амелия. — Сплетен не будет.

— А все-таки жаль, что уже женат. Эх, жаль, — покачал головой градоправитель, покидая комнаты дочери».

— Да, жаль. Безмерно жаль, — прошептала Амелия, разглядывая себя в зеркало. Она себе нравилась. Всегда. В Барглине не было девушки красивее ее, умнее, богаче. Амелия всегда была звездой на небосклоне местного общества. Но несколько дней назад вдруг во второй раз почувствовала себя ничтожной. И это чувство ей не понравилось. Очень сильно. — Но нет ничего невыполнимого.

Амелия еще раз окинула свое отражение в зеркале внимательным взглядом. Поправила кудряшки, что обрамляли лицо, подкрасила губы. Улыбнулась. И отправилась домой. Ей нужно было подготовиться к ночному визиту. Продумать все до мелочей, чтобы заручиться поддержкой того, кто один раз уже помог ей.

Тогда, правда, своего Амелия так и не добилась, но уже и не сильно переживала по этому поводу.

Сейчас же, она была настроена вполне решительно и твердо уверилась в том, что все будет так, как того хочет она.

Эбби снова бежала. Босые ступни по щиколотку проваливались в мягкий пушистый снег, но холода она не чувствовала. Вот совсем. Наоборот, ей было даже приятно. Морозный ветерок обдувал разгоряченное лицо, придавал сил. Легкая сорочка невесомо обнимала тело и это прикосновение нравилось. Тонкая ткань точно ласкалась, нежно-нежно, приятно.

Луна, что огромным желтым шаром нависала над лесом, звала за собой. Освещала путь, подмигивала. Пела свою странную песнь.

И Эбби продолжала бежать вперед. Легко, едва касаясь босыми ступнями пушистого снега. Хотелось смеяться. Раскинуть руки в стороны и закружиться на месте. Петь, быть может. И это было странно, потому что в жизни, Эбби петь вообще не умела.

Маменька, конечно же, огорчалась этому. И учителей нанимала, сетуя на то, что дочь неучем растет. Да все без толку. Музицировать, Эбби с горем пополам научилась, хоть и путала ноты безбожно, а вот петь…

Петь она не умела вовсе. И рисовать. И вышивать что шелком, что золотом или нитью серебряной тоже не любила. Нет, уметь-то умела и даже иной раз делала вид, что увлечена сим действом невмерно, но кто бы знал, как она это все ненавидела.

А сейчас вот вдруг пожалела об этом. Не о вышивке, само собой, о песне. Грустно вдруг сделалось, что нет у нее голоса, как у той певички, что выступала прошлой весной в столичном театре. «Певчая пташка» — так ее все называли. Сейчас-то Эбби даже имени той певички вспомнить не могла, а весной несколько раз на представлении побывала. Слушала, заслушивалась. Завидовать тогда не завидовала, а вот сейчас вспомнила отчего-то.

Загрустила и даже бег слегка поумерила. Почти остановилась, да только расслышала вдруг за биением собственного сердца тяжелую поступь и снова понеслась вперед.

А луна пела. В другой раз Эбби бы даже не обратила на это внимания, но только не в эту ночь. Луна звала ее. Обещала… что? Этого Эбби не знала, но точно была уверена, что ничего страшного не произойдет. Это была игра.

Разгоряченная кровь стучала в висках, внутри закручивалась тугая спираль предвкушения. Эбби понимала, что она проиграет и… хотела этого. Хотела раствориться в удовольствии. Поддаться. Почувствовать на шее горячее дыхание того, чья тяжелая поступь раздается за спиной. Ощутить прикосновение ладоней к коже. Стонать и выгибаться, прижимаясь к сильному телу.

Она хотела проиграть. Жаждала этого. И знала, что еще немного и остановится. По другому просто не могло быть, ведь вся эта погоня и была задумана для этого.

Проиграть. Поддаться.