Поговорить толком не успели, как Ритка предложила улизнуть из дома, смотаться на Красную площадь посмотреть. Оказывается, после приезда она ещё нигде не была, кроме института. Одну её никуда не отпускают, опасаясь, что обязательно потеряется на бескрайних просторах столицы, а подружками обзавестись еще не спела.

– Ну, пожалуйста! С тобой точно разрешат, вернемся, когда гости соберуться.

Честно говоря, знакомиться с гостями, сидеть за чужим столом в окружении незнакомых людей – удовольствие сомнительное. Тем более, не поняино, в каком именно статусе, я тут оказался. Подозревать командира в матримониальных планах абсурдно – он точно не такой человек, да и моя кандидатура его однозначно не устраивала, помнится он об этом лично говорил при прощании. Просто повидаться можно было в любой другой день, не обязательно совмещать с гостями и новосельем, пусть оно и скромное и неформальное, как пояснила Ритка.

Сам товарищ полковник на прямой вопрос так внятно ничего и не ответил. Мол, нужен надежный человек, который присмотрит за Риткой в его отсуствие, на «баб надежды мало» – дословная цитата, за которую Палычу тут же пришлось извиняться перед женой, которая, оказывается, все слышала.

Похоже на правду, но это явно не основная причина.

Адмирал флота Чернавин Владимир Николаевич, бывший Главком ВМФ, а ныне министр обороны Советского Союза все последние дни пребывал в постоянной растерянности. Внешне это никак не проявлялось, да и забот всвязи с новым назначением навалилось столько, что некогда было рефлексировать и переживать, однако, чем дальше, тем больше его волновала «возрастающая неопределенность» планов на будущее и собственной судьбы. Фраза о «растущей неопределенности» позаимствована у нового Генерального секретаря, который в последнее время часто употреблял её к месту или не очень. При всей парадоксальности и нелогичности, она тем, не менее, достаточно точно передавала суть происходящего: работать придется в условиях недостатка информации и при отсутствии четких планов.

Последний разговор с Лигачевым в присутствии Крючкова и Павлова произвел удручающее впечатление. Адмирал флота, по определению, не может быть глупым человеком (они окончательно отсеиваются на уровне кап-раз) поэтому Владимир Николаевич сразу понял, что новая должность – «расстрельная», выражаясь в терминах сталинской эпохи. Сейчас, конечно, никто к стенке не поставит, но смысл тот же.

Впрочем, никто от него и не скрывал, что работа предстоит черная и неблагодарная. «Уничтожить» советскую армию и флот, так чтобы противник в это поверил на сто процентов. Провести массовые сокращения, порезать сотни военных программ и разработок. Уволить миллионы солдат и офицеров, уменьшить срок срочной службы и ликвидировать две трети воинских частей и соединений.

Клеймо «предателя и разрушителя» министру гарантировано, а проклятия миллионов человек – вещь хоть и абстрактная, но крайне неприятная. Конечно, прозвучало твердое обещание «обелить» имя адмирала лет через десять, когда придет время, но это очень сомнительное утешение. Поговорка про то, что «ложечки нашлись, осадок остался» очень точно отражает последствия такой реабилитации. К тому же не факт, что указанное время наступит через десять лет, а не много позже. Можно и не дожить вообще-то, уйти в мир иной с репутацией человека, который уничтожил сильнейшую армию человечества – врагу не пожелаешь.

В ответ генсек с усмешкой выдал загадочную фразу, что адмирал еще лет тридцать проживет точно, и переживать по этому поводу не стоит. Изрядный оптимизм, учитывая, что Владимир Николаевич разменял седьмой десяток лет. Удивительно, но Председатель КГБ уверенно и твердо поддержал это оптимистичное мнение, чем окончательно поставил адмирала в тупик. Наверное, медицинскую карту спецы из комитета изучили и выдали прогноз. Иначе – откуда?

Зато теперь стала понятна причина его невероятного карьерного взлета. Впервые представитель ВМФ назначен на должность министра обороны. Видимо, посчитали, что моряку легче будет резать сухопутных коллег по-живому. И ведь понимал адмирал, что резать придется – иначе не выйдет. Шесть тысяч воинских частей, из которых полностью боеспособных и полтысячи не наберется, а подавляющее большинство полков существует только на бумаге – обычно это «кадрированные» части, где кроме складов с техникой, сотни офицеров и прапорщиков ничего нет – это приговор всей стране. По мнению руководства страны такая система окончательно устарела и дальше будет только деградировать, съедая гигантские ресурсы и подрывая обороноспособность страны. С этим выводом Владимир Николаевич спорить не стал, подобные мысли его самого посещали уже давно, а вот сокращение флота он воспринял, как личную трагедию. Умом он понимал, что крупные корабли для влияния в океанах – это очень и очень дорого для страны, тем более в условиях кризиса, но, все равно, смириться не мог. Лишь атомный подводный флот пощадили, даже пообещали увеличить бюджет на НИОКР и перспективные разработки.

Удивительно, на сокращении военных расходов настаивал Лигачев и Крючков, а министр финансов Павлов, наоборот, пытался вступиться за ВПК и предлагал резать армейский бюджет не такими катастрофическими темпами, резонно полагая, что снижение государственного оборонного заказа сильно ударит по заводам и доходам населения, а это более трети промышленности.

Убедить – не убедил, но адмирал отчетливо осознал, что инициатива исходит не от Минфина и Госплана. Гадать, от кого – не пришлось, генерал Леонтьев тоже присутствовал на тот совещании в качестве эксперта. Ходили слухи, что он стал теневым кардиналом при Лигачеве, и его Аналитическое управление полностью подмяло под себя все самые важные направления, но адмирал привык доверять своему опыту и интуиции, а они упорно намекали, что Леонтьев не того масштаба фигура, чтобы влиять на ЦК и Политбюро.

Тем не менее, отрицать, что влияние АУ КГБ СССР стремительно взлетело на недосягаемую высоту было бы глупо. Адмирал флота не только в морских делах обязан разбираться, но у него в подчинении и своя разведка есть, и особые отделы флотов, и ГРУ информацией делиться, и в КГБ генералы знакомые есть. Так что, обстановка в общих чертах понятна. Но только в общих! Например, июньская попытка государственного переворота так и осталась за гранью его понимания, хотя Крючков лично предупредил заранее и даже дал рекомендацию ничему не удивляться, не волноваться напрасно и самое главное – ничего не делать, никого не спасать. Владимир Николаевич подозревал, что изобилие информации сыграло с ним злую шутку: разведуправления флотов исправно записывали все «вражеские голоса» и клали на стол сводки с жуткими картинами Апокалипсиса внутри Союза. При этом многие коллеги и высокопоставленные друзья провели эти дни в спокойном и счастливом неведеньи, с увлечением обсуждая арест мужа Пугачевой, Челябинский метеорит и неминуемое падение космической станции, которое так и не случилось.

После совещания новый министр обороны СССР решил встретиться и лично поговорить с начальником Аналитического Управления КГБ, расставить точки над буквами, как говориться. Слишком много вопросов и непонятных моментов осталось за кадром.

Леонтьев согласился уделить полчаса своего драгоценного времени, внимательно выслушал, все же, адмирал флота и министр обороны не часто просят об аудиенции у обычного генерал-майора, но ничего конкретно сказать не смог или не захотел. Пообещал выделить эксперта-консультанта, который абсолютно точно ответит на все интересующие вопросы, сам же товарищ Леонтьев не слишком хорошо разбирается в тонкостях военной реформы.

– Один консультат? Да этим вопросом несколько НИИ должны заниматься. И то потребуются годы! – возмутился министр обороны.

– Владимир Николаевич, разделяю вашу озабоченность. Но будьте уверены, это лучший в мире консультант. Не разочаруетесь. Через пару дней вас устроит? Не критично?

– Хорошо, – разочарованно буркнул Владимир Николевич, подозревая, что его водит за нос гражданин намного младше по воинскому званию.