— Почему случайно? Матушку лесную я хорошо знаю! — горячилась Сагари. — Постойте ка, так вы чего лешачиху видели? — знаком отпустив заветный веник, она внимательно посмотрела на племянников. — Рассказывайте!

— Говорить особо не о чем, — почесал спину Рин.

— Так посидели, покалякали, пока пчелка отдыхала, — поддержал брата Вал. — Ты лучше вот чего скажи, теть, как ей гостинцев передать?

— Лешачихе? — уточнила Сагари, посмеиваясь. — Произвела на вас впечатление хозяйка лесная? Это хорошо. Ладно, идите одевайтесь, в храм пора. А с гостинцами разберемся попозже.

— Сань, ну как тебе грибочки? — волновался обладатель тенора.

— Хороши, — прозвучало довольное.

Некоторое время тишину нарушал только стук сторовых приборов.

— Скоро наши молодожены в храм пойдут, — как бы невзначай напомнил баритон.

— Как же, как же помню, — контральто напоминало мурлыканье сытой кошки.

— Ты уж их не обижай, а… — в басовитом голосе слышались просительные нотки.

— А то что? — похоже, кошечка была готова показать коготки.

— Не провоцируй, милая, — душевно попросил баритон. — Не надо.

— А мы тебе ягодок спроворим, — решил подсластить скрытую угрозу тенорок. — Малинки там, смородинки…

Молчание было ему ответом.

— Ни разу еще не чувствовал себя таким идиотом, — горячился Валмир по пути к храму.

— Лиха беда начало, — шепнул Рин в розовое ушко жены и улыбнулся, услышав ее смешок.

— Чего вы там хихикаете? Нравится, что на нас все пальцами показывают? — булькал как чайник на плите Вал.

— Я к этому уже привыкла, — посмотрела на него Лита. — Как привез меня Рин в Каменец, так все и пялятся. При вас еще меньше, а одной хоть на улицу не выходи.

— Пчелка, это они любуются, — Вал постарался успокаивающе улыбнуться супруге, которая устроилась между ним и братом на летающей платформе и с неослабевающим восторгом смотрела по сторонам. Казалось, виды города не могут ей наскучить. — Рин, ты не можешь скорости прибавить?

— Могу, но не вижу в этом смысла, — легкомысленно пожал плечами младший, дорвавшийся до управления любимым транспортным средством.

— Так обернись назад, — снова начал закипать Вал. — Вон он, то есть она! Прочь пошла, бесстыдница рогатая! Брысь!

Эти ругательства относились к Белочке, которая каким-то немыслимым образом выбралась из дому и теперь невозмутимо следовала за платформой. Видя, что один из хозяев не рад ее присутствию, коза особо не приближалась, но и не отставала. Белочка предпочитала держать дистанцию, чем безумно злила Валмира.

— Брысь это не козам, а кошкам, — рассмеялась Лита, и Вал поймал себя на мысли, что плевать ему на всех зевак и иже с ними, лишь бы пчелка была весела. — Не злись.

Узкая женская ладошка накрыла его руку, словно по волшебству, гася гнев.

— Белочку в храм не пустят, — продолжала она. — Но ничего плохого в том, что она с нами нет. Вспомни, Саннива — Мать всего сущего. В тайных мистериях, говорят, — Лита понизила голос до таинственного шепота, — и животные участвуют. Великая имеет светлый лик и темный, и служат ей по-разному.

— А ты откуда знаешь? — насторожился Рин.

— Учитель рассказывал, — призналась аданка. — Предостерегал меня. Хранил от соблазнов, — она убрала руку, задумавшись о своем.

— Что же от Олафа и костра он тебя не уберег? — хотелось спросить Рину, который против воли чувствовал необъяснимую неприязнь к часто упоминаемому женой наставнику, но вместо этого он показал рукой вперед. — Почти приехали, смотри, милая.

Громада храма вынырнула откуда-то из-за угла, и с каждой преодоленной саженью все сильнее и сильнее нависала над головами прихожан, но не давила, не угнетала, а словно укрывала, давала защиту.

— Остановимся тут, — решил Рин.

— И Белочку свою караулить оставьте. Тетушка говорила, что она на диво умная, — посоветовал Вал, подавая Лите руку. — Сторожевая коза, сказать кому, не поверят, — хохотнул он, видя, как хорошенькая Белочка сначала внимательно прислушивается, а потом решительно приближается к платформе.

— Что привело вас в храм, дети? — навстречу молодым людям вышла пара жрецов.

На гадальной неделе они всегда выходили к прихожанам вместе: филиды и воины. Мало ли какие вопросы волнуют верующих, и кому они хотят их задать.

— Мне нужно благословение Великой, — вперед выступила маленькая аданка, о которой вот уже несколько дней судачил весь город.

— Это все, что тебе нужно, дитя? — мягко уточнил жрец Матери, получивший накануне письмо из главной аданской обители.

В послании упоминались приключения юной целительницы, которая намедни навела шороху на родине, а ныне являла собой образец невинности.

— Обряд покаяния, — не поднимая глаз, почти прошептала она, а потом, решив что-то для себя, взмолилась отчаянно. — Помогите, заклинаю! Не для себя прошу! Для сироты невинного! Моих сил не хватит, чтобы его излечить, — по щекам просительницы побежали слезы, а ее молчаливые спутники, увидев это, сделали слитный шаг вперед.

— Хорошее дело ты задумала, девочка, — подал голос воин. — Мы поможем тебе.

— Но… — попытался возразить филид.

— Поможем, — прервал его воин, подавая знак замершим в ожидании послушницам. — В малое святилище их. Ступайте, дети, — дождавшись, когда необычное семейство скроется в лабиринте колонн, он повернулся к филиду. — Не будь идиотом, Марун. Ты обижен за Санниву настолько, что лишаешь ее возможности самой за себя решать. Не говоря уж о том, что эта белобрысая целительница — настоящее сокровище, нежданно попавшее в наше княжество.

Оскорбленный Марун некоторое время постоял безмолвно, а потом развернулся на пятках и попытался величественно удалиться.

— Ну прости, брат, — догнал его воин, понимая, что молодой честолюбивый жрец может наломать дров, а ему разгребай да в поленницу складывай. — Ты горяч, я резок, зато наши сердца чисты, а вера крепка. Давай поможем этим запутавшимся детям.

— Великая с тобой, — через силу вымолвил Марун. — Я сделаю все, что надо.

Малое святилище ничем не напоминало виденные Литой главный зал, палаты Отцов и тем более те крошечные келейки, в которые обычно провожали верующих, желавших получить ответы от небожителей. Довольно просторная комната, высеченная в скале, была лишена каких-либо украшений, по сути дела она представляла собой куб, с гранями из полированного серого гранита. Единственным источником света служило отверстие в потолке, в которое благодаря сложной системе зеркал проникал многократно отраженный солнечный свет. А единственным украшением — статуя богини.

Это изваяние не было похоже на канонические изображения Великой Матери. Статуя Саннивы была совсем небольшой, едва ли выше человеческого роста. Мраморная богиня сидела на скамье и расчесывала волосы. Она была юна, счастлива и беременна. Рассеянная улыбка играла на приоткрытых губах Великой. Гребень она держала в правой руке, а левую положила на округлившийся животик.

Пришедшие пораженно замерли, боясь потревожить покой святилища. Им казалось, что любой шорох может спугнуть волшебный покой и счастье, разлитые в храме. Они безмолвно любовались нежным ликом богини, едва осмеливаясь говорить с ней мысленно.

Некоторое время ничего не происходило, только пылинки танцевали в луче света, да Саннива молча улыбалась, глядя на своих неразумных, но таких любимых детей. А потом, когда каждый их троих успел додумать свое самое заветное, самое глубокое, самое честное, самое-самое, Великая кивнула. Мраморная женская головка качнулась, почти незаметно, но все же… все же…

Они еще долго стояли пораженные столь явной милостью Саннивы, а потом, преклонив колени, оставили у ног богини дары и покинули святилище, унося в сердцах веру в лучшее.