Горький плач луров разорвал тишину, накрывшую священную долину. Их изогнутые медные тела, прижатые к губам жрецов, прежде казались Мелите похожими на диковинные цветы, поющие для богов. Волшебные голоса этих труб звали Великую Санниву — мать всего сущего и ее божественных супругов: Идверда хранителя, Хротгара разрушителя и Тунора творца взглянуть на своих детей.

Но сегодня хрустальные напевы луров не радовал девушку. И не цветы, а змей напоминали ритуальные трубы. Да, именно змей красивых жестоких и ядовитых… Каждым своим звуком они убивали Мелиту, напоминая, что время ее жизни заканчивается, утекает песчинками сквозь пальцы. И не остановить его, не замедлить…

Еще вчера все было иначе. Подающая надежды целительница, травница, жизнерадостная хохотунья и думать не думала, что смерть уже распростерла над ней свои крылья.

Она вернулась домой ранним утром, притащив целую охапку плакун-травы, но это было мелочью. По-настоящему ценная добыча пряталась в широком кожаном поясе девушки. В каждом его кармашке скрывался зачарованный флакончик с зельем. И таких кармашков, заполненных собственноручно сваренными декоктами было не меньше трех дюжин. Все они были оставлены на заветной поляне, под росу, чтобы окрепли, напитались силами, благословленные слезами зари.

— Мамочка, все получилось! — Лита кинулась в объятия моложавой стройной женщины, вышедшей навстречу. — Все получилось, мамочка! — повторила. — Хоть завтра экзамен держи! Что ты плачешь?! — девушка хотела отстраниться, чтобы заглянуть в родное лицо, но, горько всхлипнув, мать только посильнее прижала ее к себе. — Что такое?

— Мелита? Вернулась? — словно издалека раздался какой-то неживой голос отца. — Пойдем, мне нужно с тобой поговорить. Лайза, пусти дочь, — он развернулся и медленно пошел к себе.

— Все будет хорошо, мамочка, — пообещала Лита, скрывая испуг, от которого зашлось сердце, сунула матери плакун-траву и поспешила на мужскую половину дома.

— Дочь… — отец как подкошенный рухнул на скамью и потянулся за кубком.

Молча налил до краев, опрокинул чарку драгоценного, настоянного на семнадцати травах вина и поморщился, опуская руку на столешницу, будто хлебнул гнилой воды.

— Лита, девочка… — Виттар замолчал, низко опустив голову.

Обмирая от страха, следила за постаревшим враз отцом и гадала, какое же горе обрушилось на них.

— Мы уезжаем, — всегда немногословный, сегодня он и вовсе берег слова.

— Куда? Зачем? Папа, я ничего не понимаю, — она не могла отвести глаз от сжатых в кулаки рук отца.

— Времени нет. За тобой вот-вот придут, — он будто не слышал.

— Вчера вечером погиб Олаф, — за разговором они пропустили появление хозяйки дома. — Охотился вместе с черными на скальных нетопырей…

— Лайза, я же просил, — нахмурился отец. — Ты все собрала?

— Да, мы готовы, — ответила она. — Не гони меня, Великой заклинаю.

Все это время Мелита молчала, судорожно хватая воздух пересохшими губами. Смерть княжича Олафа означала лишь одно, жизнь самой Литы подошла к концу.

— Иди к детям, Лайза, и жди там. Мы сейчас. — Виттар проводил глазами жену и обернулся к дочери. — Ты же понимаешь, Лита, что несмотря на то, что у Олафа три невесты, женой выберут тебя. Ведь на эту проклятую охоту он отправился, чтобы добыть нетопыриную кровь тебе на зелья! Да еще и хвастался этим пьяный выродок, дери его волки Саннивы! — он поднялся и шагнул к двери. — Вот мы с матерью и решили, что самым разумным будет уехать на время. Что ты застыла, дочка?!

— На время? — переспросила Мелита. — На какое время? — повторила он с горечью. — Нам придется покинуть Адан навсегда.

— Пусть, — Виттар протянул руку. — Везде люди живут.

На это девушка покачала головой и поспешила отступить на пару шагов.

— Подожди, папочка, пожалуйста! — зачастила, понимая, что мужчине хватит силы утащить ее в охапке. — Дай мне сказать. Ну куда нам бежать? Все равно найдут. Гнев князя и проклятия жрецов обрушатся на всю семью. Нас ждут позор и нищета…

— Лита! — Виттар не хотел ее слушать.

— Ты ведь и сам это знаешь, отец… И потом всегда остается надежда на милость Саннивы, может она назовет другое имя…

— Детка, ты в это веришь?! Думаешь князь не договорится со жрецами?

— Давай не будем об этом. На все воля всевышних, — Лита хотела, чтобы ее голос звучал смиренно, но в нем все же слышалась обида и горечь. — Папочка, — шагнула ближе, — подумай о маме и маленьких. Нельзя рисковать ими, папочка… Зато если я стану княжной… — Лита сглотнула, сдерживая дрожь. — Это ведь поможет…

— А ты?

— Не я первая, не я последняя… Успокой маму, поцелуй за меня братьев… Береги их. И не вини себя.

— Этого я и боялся. Знал и боялся… — Виттар изо всех сил притиснул к себе дочь. — Девочка моя… Маленькая…

— Все, мне пора, — Мелита вытерла слезы. — Лучше прийти в храм самой, не дожидаясь жрецов.

— Прости меня, дочка… Не сберег я тебя… Не защитил… Вот, — на ладонь девушке скользнул перстень, — тут 'Поцелуй голубки'… Не таким должен быть мой подарок…

— Яд? — понимающая улыбка коснулась ее губ. — Не надо, у меня есть, — Мелита коснулась пояса. — Если хорошо подумать, то умереть сейчас гораздо лучше, чем долгие годы жить с Олафом… И знаешь что? Я не стану прощаться, и ты не говори мне последних слов.

— Не скажу, дочка. Храни тебя боги.

Боясь передумать, Лита поскорее вышла из дома и поспешила к храму Великих. Народу на улицах по раннему времени было еще совсем немного, но каждый встречный приветствовал девушку низким поклоном. Всякий человек норовил прикоснуться к краю одежды княжьей невесты, чтобы отдать свою боль и забрать частичку ее удачи.

'Саннива всемогущая, дай мне сил!' — снова и снова молила Мелита, благословляя очередного просителя. 'Они меня уже похоронили,' — с горечью понимала девушка. Несчастная изо всех сил удерживала на лице выражение спокойной кротости, стараясь чтобы легкая улыбка не превратилась в оскал. И только один раз Мелита не выдержала, когда торопясь и спотыкаясь, ее догнала старая Уна.

— Постой, Нареченная, — бабка пыталась отдышаться, опираясь на клюку. — Благослови, милая, — она крепко ухватила Литу за рукав.

Глядя на старческие разбитые артритом пальцы, девушка вспоминала, как в прошлом месяце лечила Уну и слушала ее жалобы: и одинокая она, и больная, и к нижним людям ей пора собираться… А сегодня вон как ходко бежит, видать отпустило спину. Горной козой проскакала в надежде получить немного благодати. А до участи Литы ей и дела нет. Видимо эти мысли отразились на девичьем лице, прочла их Уна, но не смутилась, не отступила.

— Не жалей, нареченная, — прокаркала старая, — твори добро! Щедрой рукой отмеряй и вернется тебе сторицей! Слушай свое сердце, верь ему! И мне верь! А теперь благослови, милая.

— Здоровья вам и вашему роду, — только и ответила девушка, касаясь седых волос Уны, голос дрогнул, срываясь. — Пора мне…

— Ты вот что… — старуха шагнула впритык. — Не сдавайся! Бывало, что Мать Великая одни знаки давала, а ее мужья по-своему поворачивали, — голос Уны упал до шепота. — Их проси… Все ступай, пока не подслушал никто, — еще раз низко поклонившись, она развернулась и поковыляла восвояси.

Раздумывая над словами соседки, Мелита незаметно достигла храма и остановилась.

Могущественна Великая Саннива, всеобщая мать, владычица зверей, вечная жена своих божественных супругов, велики Идверд хранитель, Хротгар разрушитель и Тунор творец, и все же они семья. Оттого-то храм их похож на дом человеческий. Он также разделен на женскую и мужскую половины: чертоги Матери и палаты Отцов. А еще есть в нем общая зала, где просящего встречает все божественное семейство.

Видно Литу ждали, по широкой лестнице к ней уже спешила одна из послушниц.

— Филиды собрались, Нареченная, — девушка поклонилась, касаясь длинными распущенными волосами ступеней.