— Не подлизывайтесь, не поможет, — женским голосом можно было ледники морозить. — А девочку эту я разъясню.

Первое литино утро в Сардаре выдалось шумным и суетливым. На рассвете, когда ясное летнее небо было еще украшено алыми рассветными перьями облаков, оно принялось браниться и стучать в ворота Крайнего дома.

— Чтоб тебе ни дня, ни покрышки, дура голубоглазая! — надрывалось оно визгливым женским голосом. — Вылазь щас же, хульдра белобрысая!

— Иду! — ни секунды не сомневаясь, что вопит под окном богами посланная свекровь, Мелита накинула на себя первый попавшийся балахон, найденный в шкафу и, как была босая неумытая и непричесанная, выскочила в окно, благо было невысоко. — Бегу! — удачно приземлившись между двумя вазонами, доложила она.

— Коза ты драная! — между тем бушевали за воротами. — Вот я тебя щас!

— Ну это уж слишком! — разозлилась аданка, рывком отворяя зеленую лаковую дверцу и выглядывая на улицу. — Между прочим люди вокруг!.. — она не договорила, пораженная увиденным.

На поросшем мхом валуне у ворот, на самой его изъеденной временем уродливой макушке, стояла и с интересом поглядывала по сторонам самая красивая из всех виденных Мелитой козочек. Она была вся такая беленькая, пушистая, с ровными черными рожками и черными же лаковыми копытцами. В черных ее глазках светилось озорство. А вокруг камня приседая и всплескивая руками, бегала толстая баба. Периодически она останавливалась, грозила козе кулаком и ругалась на чем свет стоит.

У видев, что калитка Крайнего дома отворилась, и баба, и коза одинаково удивленно вытаращились на Литку.

— Ээээ… — растерялась та. — Доброе утро…

— Добрее бывало, — буркнула тетка и зачем-то спрятала руки под фартук.

Коза же, пользуясь тем, что от нее отвлеклись, скакнула со своей каменюки прямо на Мелиту. Не ожидая такого подвоха, девушка шарахнулась в сторону, оступилась и приземлилась на ступеньки, а коза, что-то торжествующе мемекнув, скрылась во дворе.

— Домой пошла, — одобрительно проводила ее глазами баба. — Еле дождалася, пока жильцы заявятся.

— Извините, — чувствуя себя дура-дурой, Лита поднялась на ноги. — Я ничего не понимаю.

— А тут и понимать нечего, — усмехнулась толстуха. — Это Сагари покойной коза. Когда та померла, я эту мерзавку себе взяла, думала, что от нее польза будет. Ну пух там, молоко опять же…

— И чего? — зачем-то поинтересовалась девушка.

— Ничего, убытки одни. Эта ведьма мохнатая то юбку мне порвет, то цветы с подоконника сожрет, то крышу на сарае обвалит. А я женщина бедная, одинокая… Поиздержилась вся. Дай думаю Севаре ее отведу, на жаркое по-домашнему.

— Так козы ведь травоядные…

— Вот я и говорю, — с жалостью глянув на хорошенькую наивную блондиночку, продолжила она. — Коза молодая, мясо у нее нежное, хоть сколько-то за нее мерзавку выручу. А тут стало быть хозяйка объявилася… Ты ведь хозяйка?!

— Ну… Вроде как…

— Ты не юли, — насупилась тетка. — Говори как есть. Ты ринова жена, из-за которой он из дома ушел?

— Он не из-за этого ушел, — обиделась Мелита и собралась закрыть дверь.

— Да? — шагнула за ней женщина. — А Арима говорила…

— Вы чего хотели-то? — не стала развивать эту тему девушка.

— Ох, да, — радостно хлопнула себя по лбу жируха. — Компенсацию мне давай, девка!

— Чего? Какую еще компенсацию?

— За зловредную животную, от которой я стока натерпелася, — баба жалостно шмыгнула носом, а потом нахмурилась. — Гони золотой! Не меньше! Или вертай козу, сведу ее на похлебку!

Прекратив бесполезные попытки закрыть дверь, Мелита досадливо прикусила губу. Ясное дело, что соседка нагло вымогает деньги, но… Вот этих самых 'но' набиралось слишком много. Во-первых, девушке было жалко хорошенькую козочку. Во-вторых, не хотелось беспокоить Рина. В-третьих, коза это молоко и сыр, и пух, и вообще… В общем хотелось начать новую жизнь с доброго дела.

— Так уж и быть, — решилась она. — Подождите тут, я сейчас принесу деньги.

— Чей-та? Аданцам у меня веры нет! — отрезала соседка. — Я шас тебя отпущу, а ты закроисси и привет. Нет уж, я с тобой!

Нахальная тетка плечом отпихнула Литу и вперлась во двор. В тот самый момент, когда стоптанный чувяк толстухи коснулся разноцветных плиток внутреннего дворика, в лоб ей тут же прилетело веником.

— Ой! — завопила нахалка, закрываясь руками. — Спасите! Убивают!

— Скажи еще, что насилуют, — посоветовал незнакомый женский голос. — Ворюга бесстыжая, вымогательница! Вот я тебя!

После чего веник с удвоенной силой принялся охаживать бока толстухи.

— Сагари, ты? — пригнувшись, залебезила та. — Я вот Белочку решила вернуть. Думаю молодым пригодится, пока сами молочка попьют, а там и детки их… Смилуйся, Сагари!

— Соседка называется! — возмущался голос. — Совсем совесть потеряла! Вон из моего дома!

— Это я в момент, — стараясь приятно улыбаться под непрекращающимся градом ударов, тетка пятилась назад. — Прощевайте, люди добрые! — с этими словами она сумела таки протиснуться откормленным задом в калитку. Оказавшись на воле, баба подбоченилась и заорала. — Ведьма ты, Сагари, вот тебя нижний мир и не принимает! Маешься призраком, значит душа твоя нечистая! И коза твоя ведьма! И эта хульдра белобрысая, которую Рин привел, ведьма! Все вы одним миром мазаны.

Громогласное выступление было прервано героическим веником, который, не жалея себя, продолжил вразумление нахалки.

— Хватит с нее, возвращайся, — скомандовала призрачная хозяйка, и голик послушно вернулся во двор, скромно спрятавшись в уголке. — А ты смотри у меня, соседушка, узнаю, что сплетни про Литу распускаешь, со свету тебя сживу. Уяснила?

Толстуха в ответ часто-часто закивала и поспешила убраться восвояси.

Калитка захлопнулась сама собой, над забором зарницей полыхнула активированная защита, а посреди двора медленно, будто давая насладиться редкостным зрелищем, проявилась призрачная фигура. Лита хоть и ожидала подобного развития событий все равно охнула, прикрыв ладошкой рот, и уселась на ступеньки крыльца.

— Не сиди на холодном, — тут же последовало распоряжение, — тебе еще моих внучатых племянников вынашивать и рожать.

— Доброе утро, — отмерла вежливая аданка, во все глаза разглядывая условно-покойную хозяйку дома.

Высокая, как все сардарцы, статная женщина. Длинные черные косы короной на гордо поднятой голове, черные же глаза, сейчас кажущиеся провалами во мрак нижнего мира, интересная бледность, видимо являющаяся следствием инфернальности покойной. Тетушкин образ завершала темная, расшитая мерцающими рунами хламида, навроде той, которую спросонок напялила на себя Мелита.

— Напугала я тебя? — поинтересовалось привидение.

— Не то чтобы очень, — пришлось признаться девушке. — Просто вы первый призрак, из увиденных мной воочию. И потом вы же тетушка Рина… Родня… А с его родней у меня как-то не сложилось, — ее голос становился все тише и тише.

— Стало быть с сестрицей моей ты не поладила, — привидение сделало совершенно правильный вывод. — И это замечательно! — не преминула заметить она, явно наслаждаясь удивлением, проступающим на нежном личике новообретенной племянницы. — Не буду пока вдаваться в подробности, но я очень рада. Да встань ты! — женский голос заметался отражаясь от каменных стен, заставив Литу подхватиться на ноги.

— Рин! Боги мои, Рин! Он там совсем один, — целительница кинулась к двери. Преодолев крутые ступени, дернула ручку на себя. Деревянное полотнище даже не шелохнулось. — Это ваши проделки? — развернулась к призрачной тетушке. — Откройте немедленно! Он ведь ранен, ему покой нужен, а мы орем все утро! — Лита предприняла еще одну попытку войти в дом. — Ну, пожалуйста.

— Ты сама-то успокойся, — посоветовало привидение, наводя на мысль, что после смерти характер точно не улучшается, а скорее даже наоборот делается и вовсе пакостным. — Не сверкай на меня глазами, а послушай уважаемую умудренную жизнью женщину.