— Я не знаю.

— Я не дам интервью, — твердо повторил Ивара. — Я не могу отвечать на вопросы, если упустил так много. Квандра не должен знать, что в моей биографии для меня самого потеряны годы. Там могло быть что угодно, и там точно было что-то очень важное, потому что в моей жизни еще не было неважных времен. Я тогда что-то нашел, что-то узнал, с кем-то говорил.

— Какая-то травма могла привести к такой потере памяти.

— Да, но у меня не было ни одной серьезной травмы головы. Я уже проверил эту версию. Мне сделали кучу снимков, составили трехмерный макет мозга. Я здоров, даже слишком здоров для человека моих лет. Хару — мой единственный хронический недуг.

В дверь постучали.

— Да, — разрешил Лива. Появилась голова охранника.

— Наше прибытие появилось в сети. Через четверть часа толпа журналистов станет в два раза больше. Мы не могли бы…

— Подожди, — оборвал его Лива. Охранник исчез.

— Нет, — сказал Ивара, — он прав. Нет смысла продолжать этот разговор здесь. Давай поедем к тебе.

— Да, верно, — очнулся Лива. — Просто твои слова сбили меня с толку. Я хотел другого, хотел, чтобы ты вышел к людям — великолепный, как когда-то, победивший, исполнивший свои обещания, вернувшийся в славе. Ивара, ты не представляешь, какая сейчас ситуация. Квандра безумствовал в последние годы. Он всех запугал, его никто не любит. Ты мог бы… — Но Лива сам себя оборвал. — Ладно, идем.

— Интервью может подождать, — сказал Ивара, уже когда они были в больничном коридоре. Хинта чувствовал, что Тави опять куда-то ушел, о чем-то задумался.

— Если бы я знал, что ты не станешь его давать, то не стал бы приезжать сюда таким образом. Все можно было сделать тише. А теперь нам будет непросто. Толпа хочет, чтобы ей бросили подачку.

— Твой кортеж стоит на том же месте, где ты его оставил?

— Да, а что?

— Помнишь, как вы с Инкой сбежали со свадебной церемонии?

Лива усмехнулся.

— Да, это точно ты. Я тебя узнаю.

— Не пойдем к кортежу. Пусть тот будет приманкой. Все будут ждать нас там. А мы возьмем такси и уедем с черного хода.

— Нам так сделать? — спросил охранник. Лива подтвердил, а потом наклонился к Иваре и тихо произнес: — Исчезать становится твоей дурной привычкой. Будь осторожен, однажды ты можешь исчезнуть совсем.

— Но я ведь возвращаюсь, — тоже негромко откликнулся Ивара.

Они не пошли через холл и втиснулись в грузовой лифт рядом с двумя пустыми робокаталками, которые начали недовольно пищать на людей. В кабине не было окон, царила неприятная полутьма. Звуки, издаваемые каталками, напоминали ту музыку, которую Ашайта играл с помощью Иджи, и у Хинты защемило сердце. Раньше он уже ощущал себя потерявшимся, но сейчас вдруг почувствовал нечто более мрачное: ему показалось, что все они потерялись, сбились с пути; и Ивара, давно забывший что-то важное, давно утративший свою власть, давно продавший свою квартиру, тоже был в этом городе чужим и беззащитным. Все было неправильно, все было сломано. Даже Вечный Компас, который когда-то восхищал и радовал, теперь стал страшным, превратился в открытый портал, сквозь который постоянно веяло дыханием мертвых.

Взрослые молчали. В полутьме Хинта заметил, что Тави смотрит прямо на него. И вдруг что-то изменилось. Кто-то пришел. По щекам Хинты побежали слезы. Ашайта был здесь. Каталки вовсе не ругались на тесноту — нет, они пели, пели настоящую песню, потому что мальчик-призрак играл с ними в свою игру.

— Брат, — чуть слышно вздохнул Хинта. Ему вдруг вспомнилось, как он ощущал Ашайту через Аджелика Рахна. И вот теперь тот пришел через компас, через Тави. И сразу все преобразилось: ветер из мира мертвых стал приятным и ласковым, а мир живых показался прекрасным даже в затхлой тесноте технического лифта, среди спин и костюмов.

— Что происходит? — спросил Ивара.

— О чем ты? — не понял Лива. Тави посмотрел на учителя и медленно качнул головой — знак, который сейчас означал, что нужно молчать.

— В этих лифтах порой трясет, — пробормотал медик, служивший им проводником. — Пациентов здесь не возят. Только робо и персонал в крайних случаях.

Хинта закрыл глаза и ощутил теплое прикосновение на своем лице — брат вытирал ему слезы, почти так же, как он сам когда-то вытирал слезы брату. А потом это закончилось. Двери лифта открылись. За ними был простор подземного гаража, но не того, где остался кортеж, а того, в котором обслуживались машины литтаплампской службы спасения. Это было сложное техническое помещение с ярусами и накатами, по которым во всех направлениях катились разные робо — каталки и уборщики, самодвижущиеся реанимационные комплексы и автоматы для дозаправки автомобилей. Пол был зеленым и гладким, разлинованным желто-красными направляющими маркерами. Царила суета — две группы медиков работали с вновь прибывшими пациентами в разных концах помещения. Лива, Ивара, Хинта и Тави, окруженные кольцом охранников, начали спускаться вниз по лабиринту из пандусов. Но тут случилось то, чего никто не ожидал.

— Стой, — закричал кто-то вдалеке, — сюда нельзя, это служебная зона. Держи его!

Откуда идет голос, не было видно. Мгновение спустя из-за машин выскочил какой-то оборванец. Он был в грязном полускафандре и напоминал тех нищих, которых Хинта видел в трущобном городе на дальних окраинах Литтаплампа. Кто-то из медиков-мужчин попытался его поймать, но незнакомец оказался вертким и невероятно ловким: он вырвался, лягнул того ногой, прыгнул, зацепился за ограждение пандуса и в зазор между прутьями вытянул свое гибкое тело наверх. Потом он вскочил и снова побежал. Он направлялся прямо к Ливе и Иваре. Лива шарахнулся назад, а его охрана кинулась наперерез источнику угрозы.

— Ты видел золотой свет! — вопил оборванец. — Ты прошел дальше всех, и ты вернулся!

Его хриплый голос, усиленный динамиками скафандра, эхом разнесся по всему помещению. Потом все случилось за считанные секунды. Человек перепрыгнул через заграждение очередного пандуса, сшибся с первым из охранников, повалил того на пол, вскочил, попытался двинуться дальше, но был схвачен еще двумя. Его потащили назад — подальше от Ливы, Ивары и мальчиков.

— Я вестник! — повисая на руках охранников, крикнул незнакомец. — Я тоже ищу! Пусть сияет золотой свет! Ты наш пророк! Приди! Вернись! Мы любим тебя! За золотой свет!

Из-за машин выскочила больничная охрана. Один из этих новых охранников выстрелил бьющемуся незнакомцу в спину, и тот сразу обмяк. Охранники Ливы сбросили его на руки охранников больницы.

— Его убили? — испуганно спросил Тави.

— Усыпили, — ответил Лива. Когда вырубившегося парня потащили назад, Хинта увидел, что у того из поясницы, пониже кислородных баллонов, торчат две маленькие серебристые стрелки — дротики с транквилизатором.

Откуда-то появился проводник.

— Я извиняюсь, — залепетал он, — это обычный наркоман, они порой забираются сюда. Больница просит прощения у таких важных клиентов за этот инцидент.

— Ничего страшного не случилось, — ответил Лива. — Вам не за что извиняться, это мы нарушаем ваш распорядок.

Ивара молчал и странным взглядом смотрел вслед поверженному незнакомцу.

— Я даже не увидел его лица, — сказал Хинта.

— У него на лбу было что-то нарисовано красным, — тихо ответил Тави. — Пятно или знак.

Он оглянулся на Ивару. Но теперь Ивара вернул ему жест из лифта — чуть заметно качнул головой, отказываясь говорить. Через пять минут, когда они уже расселись в салоне роскошного такси, он напряженно посмотрел на Ливу.

— Вот почему я не могу давать интервью. Вот из-за таких вещей.

— Ты думаешь, этот парень кричал тебе? — озадаченно спросил Лива. — Но кто он?

— Я не знаю. Я ни в чем не уверен. Мне или не мне — откуда мне знать, если я не помню два года своей жизни? Что я делал? С кем был знаком? У кого прятался?

— Я могу сделать так, чтобы его серьезно допросили.

— Нет. Ни в коем случае. Пожалуйста, не интересуйся им. Пусть расплачивается только за незаконное проникновение в больницу, пусть его задержат на несколько часов или дней, промурыжат, оштрафуют и отпустят. Я не чувствовал в нем угрозы, но и не уверен, что он мой друг. Мне придется вести себя так, будто я знаю, кто он, но не стремлюсь с ним говорить. И так же я буду вести себя с любым другим, кто сейчас напомнит мне о чем-то, чего я не помню.