— Это был Малуин. Так мы назвали вашу планету, когда увидели ее впервые. Мы знали, что Даас придет сюда, и летели, чтобы его опередить. Но мы не успели. И наше золотое семя не сумело подготовить ваш народ к встрече с Даас. Однако мы помогли спасти то, что еще можно было спасти. Этого хватит, чтобы воссоздать Малуин. Планета будет другой. Но она будет столь же красива, как первый Малуин, и люди начнут жить на ней заново. Люди снова обретут свой настоящий дом.

Хинта воспринимал это послание как слова, но в то же время понимал, что Аджелика Рахна говорит не на литском языке. Маленький человечек по-прежнему пел свою странную и прекрасную песнь, и все им сказанное было чистой мыслью, рождалось прямо в разуме слушателей. Хинта не только слышал, но и видел каждую из этих мыслей. Он словно бы обрел двойное зрение. Его глаза продолжали смотреть на голограмму, но при этом он мог видеть и нечто большее, бесконечное — то, о чем сообщал волшебный посланник. И с каждым следующим мгновением это сообщение становилось все более ясным. Хинта предчувствовал, что высказывание Аджелика Рахна почти завершено, и сейчас будет какой-то последний смысл, простое указание на то, что нужно сделать для обретения новой Земли, нового Малуина. Древо на голограмме исчезло. Ему на смену снова пришел энергетический шар, но теперь это была не просто сфера — это был глобус, схематически изображенная планета Земля. По ее поверхности тянулись два кольца. Одно было Экватором, другое — Меридианом. И было что-то еще — множество сложных подробностей там, в глубине. Аджелика Рахна уже объяснял каждую из них. Хинта почти физически ощутил, как новый великий смысл загружается ему в мозг. Надо было что-то сделать. Надо было отнести куда-то маленького человечка, чтобы тот мог…

И вдруг все оборвалось. Словно со стороны, Хинта услышал мучительные крики — свой собственный голос, голоса Ивары и Тави, голоса друзей Ивары, и даже голос омара — все они кричали от боли, которую вызвал в них обрыв связи. Аджелика Рахна молчал, точнее, он все еще что-то пел, но слов его уже не было слышно, и они стали другими — они были направлены не людям, но темному злу, которое вытекало из открытого и опрокинутого контейнера.

Это сделал Кири. Он выпустил Бемеран Каас и сам пал первой ее жертвой. Корчась в судорогах, он пытался доползти до следующего контейнера, а тьма текла сквозь его тело и устремлялась к Аджелика Рахна. С первого удара ей не удалось ничего добиться — маленький человечек властно поднял руку, начертил в воздухе знак и рассеял летящий поток мглы. Тьма, испуганная и смятая, заструилась в разные стороны. Кири дополз до второго контейнера и расстегнул замки на крышке.

— Что происходит? — простонал Эдра. — Почему?..

С большим трудом Хинта вспомнил, что друзья Ивары не могут своими человеческими глазами видеть тьму, не понимают, из-за чего случился обрыв рассказа. Но они могли видеть Аджелика Рахна, заметить, как тот поворачивается и накладывает энергетические заклятия в направлении Кири.

— Это сделал он! — закричал Амика. — Он что-то принес, чтобы все нам сорвать!

В этот же самый момент подал свой голос омар.

— Освободи меня! — взревел он. — Бемеран Каас не справится одна! Даже она сейчас бессильна против его чар! Освободи меня, глупец!

Амика бросился к Кири. Кири, корчащийся, проникнутый тьмой, побежал к омару. Эдра инстинктивно рванулся к Аджелика Рахна. Два рукава тьмы, ползущей из контейнеров, сложились в один, образовали кулак и с новой яростью обрушились на мерцающие магические щиты маленького человечка. А потом все произошло почти одновременно. Кири освободил одну руку омара. Тот выстрелил в Аджелика Рахна. Пуля попала маленькому человечку в бедро, взорвала ему ногу. Разбитый Аджелика Рахна покатился по мокрой поверхности Экватора. Эдра упал перед ним на колени. А Бемеран Каас обрушила всю свою мощь на опустевшее плазматическое ядро, висящее в том месте, где еще мгновение назад находился Аджелика Рахна. И на этот раз щиты не отбросили Бемеран Каас, но слились с нею. С шипением и свистом адское ничто поглотило всю ту энергию, которая была предназначена Экватором для Аджелика Рахна. От этой энергии тьма перестала быть темной, начала светиться. Казалось, великан из фиолетовой плазмы поднимается над лагерем. Брызги смешанной материи сверкали повсюду. Они попали на каждого из людей и на омара. Изображение на голограмме пошло круговой рябью. Все цвета слились в один, ослепительно-фиолетовый. Омар куда-то стрелял, но, похоже, сам в эту минуту не видел, где цели. Оглушительный грохот выстрелов чередовался со звуками борьбы, с криками и стонами людей. А когда фиолетовое зарево немного рассеялось, стало видно, что ни одного из друзей Ивары уже нет поблизости. Аджелика Рахна тоже исчез. Плазматический великан опадал, гигантской кляксой сползая на южную сторону Экватора, утягивая с собой мелкие предметы.

Омар опустил взгляд вниз. На месте его живота, словно портал в другое измерение, сиял полип из фиолетовой антиматерии.

— Бемеран ду, — прохрипел он, — нариба араша каваардан. Дай мне силу. Будь мне как мать. Ширит пехрак авар. Позволь мне закончить начатое. Не жаль. Инбак. Не жаль. Пощади. — Но, похоже, легче ему не стало. И тогда он, всхлипывая, заново начал читать молитву смертника, которую бормотал в самом начале цепочки воспоминаний, еще до появления Кири. Он произносил ее слова и смотрел на то, как сияющая слизь прожигает, пожирает его кишки. — Кежембра вега дашаран. Инвала ситуишь танак. И я акаша кежембер. Вытаю вдра сафарают. Гезангра виврахат таликахин. Наварают нигану гре. Де кежембер шахар. Сикаджа одабун мохаб.

Хинта ощутил у себя в горле спертый, мучительный комок слез, а в сердце — ужас и скорбь. Особенно ужасно было то, что даже этот омар, в каком-то смысле, вел себя как герой. И Кири вел себя как герой, когда ради своей идеи сделал то, что сделал. И при этом омар и Кири были чудовищами. Истинными героями были друзья Ивары и Аджелика Рахна. Но все они стоили друг друга, и оттого в их конфликте была трагедия, которая разрывала душу. Хинта осознал, что можно демонстрировать силу и выдержку, терпеть боль, стоять до последнего, жертвовать собой — но не быть героем. Оказывается, даже чудовище могло проявлять героизм. Оказывается, убийца, предатель и враг мог быть не меньшим храбрецом, чем те, кому он вредил.

А потом Хинта заметил какой-то новый, странный источник света позади терминала. До сих пор голограмма заслоняла этот свет, но теперь он стал слишком сильным. Удивленный и растерянный, Хинта шагнул в сторону и обнаружил, что пластиковый контейнер, внутри которого лежали платы омара, охвачен фиолетовым сиянием.

— Ивара, — окликнул Хинта, — Тави, здесь…

Договаривать ему не пришлось, все увидели то, о чем он говорил. Сияние становилось все ярче; вот оно стало таким ярким, что на протяжении нескольких мгновений Хинта не мог различить, где его центр. Щурясь, он разглядел, что сияет тот металлический кристалл, который с самого начала пугал его. Вокруг кристалла клубилась плазма, казалось, само охладительное масло, в котором лежали платы, уже тоже превращается в плазму.

— Надо его выключить! — закричал Тави.

— Но мы не увидели конец… — начал Ивара. На мгновение Хинте пришло в голову, что у них повторяется ужасный сценарий из прошлого: как и друзья Ивары шесть лет назад, они сейчас тоже не смогут договориться, и это приведет к какой-то катастрофе. Все замерло: омар на голограмме почти не двигался — лишь выдавливал из себя сквозь стон священные слова, мальчики остановились в нерешительности. Но потом Ивара сам же разрешил ситуацию — наклонился и выдернул из розетки силовой кабель. Раздался звук, словно раскаленный металл бросили в ледяную воду. Голограмма исчезла сразу, фиолетовый свет кристалла ослабел и начал постепенно угасать. В комнате сгустились сумерки. Тогда Тави зажег обычный электрический свет. Платы омара тлели, как догорающий фрат, только не голубым, а фиолетовым.