— Н-н-не совсем…

— А что вам помешало в этот раз? — Спокойный голос чародея не предвещал философу ничего хорошего.

— К-к-княжич…

— Что — княжич?

Аваддон уже поднял тело Калькониса с пола и теперь держал его на весу, медленно сжимая пальцы на тонкой шее «светоча философии».

— Княжич… пращей… выбил шкатулку… у меня из рук… — хрипел Кальконис. — Я не виноват… я был… почти на месте…

— А ты не лжешь?! — Пальцы ослабили хватку, и сэр Лионель подумал, что сегодня, быть может, ему удастся дожить до вечерней зари.

— Это правда, магистр Аваддон! — Голос предательски дрожал. — Истинная правда!

О том, что его простили, Кальконис догадался во время свободного полета от двери к противоположной стене. И даже об стену он ударился не то чтобы больно, а так… Слолзая по гладким бревнам на широкую лавку, Кальконис видел, как к нему приближается фигура чародея. Но продолжения экзекуции не последовало. Аваддон опустился рядом на лавку и сочувственно посмотрел на «компаньона» — страдальца.

— Значит, говоришь, княжич помешал?..

— Да…

Смотреть на чародея снизу вверх, да еще с телом, свернутым в спираль, было крайне неудобно. Но Кальконис даже моргнуть боялся, чтобы не вызвать новую вспышку гнева у Аваддона. Чародей о чем-то глубоко задумался. Потом, словно окончательно что-то для себя решив, сказал:

— Завтра никакие силы двух обитаемых миров не помешают мне избавиться от кудесника! Он навсегда исчезнет с моей дороги!! — И через минуту добавил уже совсем другим голосом: — Вечером я буду занят. Поэтому прибери здесь все. У нас будут гости…

Вечерний сеанс лечения оказался для Аваддона знаменательным. Когда чародей вошел в одрину князя, Годомысл стоял у оконного витража, опираясь на плечо Ярила-кудесника! Лицо князя светилось непередаваемым восторгом.

— Поистине ты сказочный лекарь! — Голос князя так и звенел от переполнявших его чувств. — Сознаюсь, что не поверил я тебе вначале. За что готов повиниться!

— Что вы, князь Годомысл, моя заслуга лишь в том, что я смог пробудить силы в вашем организме, все остальное сделал несокрушимый дух воина!

Аваддон сам был несколько обескуражен поворотом событий. Он никак не мог предположить, что князь пойдет на поправку столь стремительно! Совсем не этого хотелось чародею. Однако вида он не подал.

— Я тоже готов признать за вами великие знания целителя! — Аваддону было непривычно слышать голос кудесника, который все эти дни безмолвной статуей безотлучно находился при князе. — Я благодарю вас за князя и прошу вашего согласия величать вас «кудесник-целитель»! Этого звания даже я — в мои большие годы — не заслужил еще!

С этими словами Ярил повесил на шею Аваддону, склонившему свою голову, небольшой амулет в виде двойной стрелы. Слова Ярила были искренни. И у чародея где-то в глубине его непроницаемо-черной и погрязшей в пороках души шевельнулось некое подобие доброго чувства к нему. Аваддон даже испытал легкий укор совести, потому что он уже решил участь Ярила и приговорил его своим судом… Но чувство раскаяния посетило его на столь короткий миг, что он едва заметил его и… сразу же благополучно о нем забыл.

— Я тронут вашей заботой, князь. Но должен напомнить, что лечение не закончено и вставать вам еще рано.

— Ладно-ладно, кудесник-целитель. Я и сам вижу, что рано, — ноги-то с непривычки совсем не держат… — Годомысл позволил уложить себя на мягкие покрывала, и Аваддон приступил к своим обычным обязанностям.

Выполняя привычные процедуры, чародей бросал короткие, незаметные взгляды на кудесника и смаковал подробности своей будущей расправы над ним. А Ярил, утратив свою постоянную подозрительность, сидел рядом с Годомыслом со счастливой улыбкой на устах и о чем-то мечтал, полузакрыв глаза. У Аваддона даже появилось желание прямо сейчас, пользуясь удобным случаем, воздействовать на князя, но он вовремя одумался: а вдруг этот хитрый старик устроил ему коварную ловушку?..

…Вечера Кальконис ожидал с понятным содроганием: сегодняшний день никак нельзя было считать для него удачным, а здесь еще вспомнилась Мерзкая Нечисть, пахнущая как стадо дохлых коров. А уж то, что осталось на полу от ночного гостя после его исчезновения, — бр-р-р! — пришлось убирать сэру Лионелю! А потом — Флората…

Аваддон, видя состояние своего незадачливого «компаньона» и понимая причину его терзаний, счел нужным успокоить:

— Не переживайте так, сэр Лионель, сегодняшний гость, а точнее, гостья, понравится вам обязательно!

Кальконис недоверчиво посмотрел на чародея. Если маг так говорит, то, возможно, вечером он призовет из мира теней создание, в десятки раз мерзопакостней, чем Нечисть, потому что чувство юмора у мага значительно отличается от юмора обыкновенных людей!

— Вы, магистр, видимо, смеетесь надо мной! Разве может явиться из мира теней создание, которое мне понравится?

— Может, уважаемый философ, может! И в этом вы убедитесь через несколько минут.

Кальконис на всякий случай забился в самый дальний угол их общей с чародеем опочивальни и стал со страхом наблюдать за манипуляциями чародея. Процесс вызывания был ему уже знаком, и он с нетерпением ждал финала…

— О, Дева Тонкого Дыхания, приди в мир людей — тебя вызывает Аваддон, ученик и верный адепт несокрушимого во времени Малаха Га-Мавета! — Голос чародея трепетал, словно кленовый лист под осенним ветром.

В центре комнаты произошло какое-то движение, неожиданно пахнуло сыростью и плесенью. Пламя свечей заколебалось и погасло. Кальконис дрожащей рукой поспешил зажечь их снова, каждую секунду ожидая внезапного нападения, — в краткий миг перед наступлением мрака он успел заметить, как в комнате что-то зашевелилось. Но свечи не хотели гореть, а шум от середины комнаты стал перемещаться к Лионелю. Этого Кальконис уже не мог перенести, и в его горле стал зарождаться вопль, от которого — если он вырвется наружу — проснется весь княжеский двор! В этот критический миг свечи вдруг вспыхнули сами, и Кальконис сразу увидел и ухмыляющегося Аваддона и… Деву Тонкого Дыхания. О-о-о, это творение загробного мира отличалось от Мерзкой Нечисти по всем статьям! Кальконису — как настоящему ценителю изящных искусств — это стало понятно с первого взгляда.

Тонкодыханная Дева выглядела вполне аппетитно, несмотря на почти полную ее прозрачность! Похоже, сегодняшняя ночь обещает быть спокойной…

— Дева Тонкого Дыхания, — заговорил Аваддон, — я вызвал тебя, чтобы ты охраняла меня, пока я буду в стране твоего народа! Никто не войдет и никто не выйдет из этой комнаты до рассвета!

— И даже этот красавчик, который мне подмигивает? — Тембр голоса Девы был где-то приятен… где-то…

— А этот — особенно! — ответил чародей и стал укладываться спать.

— И не подмигивал я никому, — возмутился Кальконис. — С какой стати я буду с ней перемигиваться! Вот еще!!

Аваддон только ухмыльнулся в ответ на реплику философа и сказал, укрываясь с головой:

— Ну ладно, веселитесь — только сначала свечи задуйте. А у меня дела…

— Постойте, постойте, магистр, — затараторил Кальконис, не до конца осознав намеки коварного чародея, — о каком таком веселье вы говорите?..

Но Аваддон уже спал, а вот Дева Тонкого Дыхания…

— Ну что, красавчик, времени у нас предостаточно, так что давай ухаживай за мной.

— Да с какой стати! — возмутился Кальконис: дыхание у Девы не было таким уж тонким. Скорее наоборот. — Не собираюсь я за вами ухаживать. Мне спать надо!

— Ну, нет, аппетитный кусочек человеческой плоти, спать ты не будешь! Нам здесь до утра охранять велено. Понял, мешок с костями? — Голос Девы звучал теперь совсем иначе.

— А вы не обзывайтесь! — храбро сказал Кальконис и съежился под взглядом Девы.

— Да что ты, сладкий мой, и в мыслях не было! Это я так, любя… Вот сейчас свечки задуем и…

— Не надо гасить свечи! — пропищал Кальконис, сраженный мыслью о том, что ему придется провести ночь в полной темноте рядом с этой…